Андрей Александрович Васильев Грани сумерек
Отдел 15-К –
Текст предоставлен правообладателем
http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=677181302022&lfrom=166013508Аннотация
Обычно возвращение домой после долгих странствий на чужбине приносит радость и душевный покой, а также сулит спокойный и славный отдых. Но то у нормальных людей, к Александру Смолину подобное не относится. Он ведьмак, потому на легкую жизнь рассчитывать не приходится, тем более что многие из тех, кто сделал его частью своих далеко идущих планов, являются особами непростыми и влиятельными. Впрочем, это не означает, что Смолин примет правила чужой игры и станет делать то, что ему скажут. А это значит одно – впереди его ждут веселые и очень жаркие во всех отношениях летние деньки.
Андрей Васильев
Грани сумерек
Все персонажи данной книги выдуманы автором.
Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями – не более, чем случайность. Ну, а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.
Глава первая
– Алконоста ни разу не видал. И Сирина тоже, врать не стану. А вот с Гамаюном как то беседу вел, да. – Карпыч посолил кусочек черного хлеба и аппетитно начал его поедать. – Она в моей реке, понимаешь, решила крыла свои сполоснуть. Устала, видать, вот и остановилась на дневку.
– Она? – изумился я. – А я думал, что Гамаюн – он!
– Нет, точно она, – заверил меня водяник. – Потому как стервь редкая. Я то думал, вещая птица, власть над судьбами имеет, самого Рода помнит. Шутка ли! И что? Да большинство моих русалок по сравнению с ней девицы невинные. Ну, кроме Лариски, само собой. Все этой пернатой не так, все ей не эдак. И почтения, видите ли, не оказали достойного, и вода в речке мутновата, и камыш шумит слишком громко. Тьфу!
Мой собеседник взял печеную, но уже остывшую картофелину, разломил, сдобрил ее солью и отправил одну из половин в рот. Горячую еду, только из костра, водяник по ряду причин есть не мог, потому всегда ждал, когда та достигнет, скажем так, комнатной температуры.
Но при этом против того, что я всякий раз, еще со времен нашего первого знакомства, на берегу раскладываю костерок, ничего не имел. Может, Карпычу нравилось то, что жаркое пламя не может причинить ему никакого вреда и в результате будет потушено водой именно из его реки, может, еще чего – не знаю.
– А что у тебя за интерес к этой троице? – уточнил водяник, прикончив картофелину. – Нездоровый, я бы сказал.
– Почему так?
– Вещие птицы не лучшие собеседники, в первую очередь оттого, что им на кого либо другого, кроме себя самих, плюнуть и растереть. Они не добрые и не злые, они равнодушные. А когда тому, с кем ты общаешься, едино что да как – добра не жди. Вот враг – с ним все понятно, он тебя ненавидит и хочет убить. Стало быть, сделай все, чтобы он умер первым. Вот друг – с ним тоже ясность присутствует. Иногда, конечно, случается такое, что друг врагом становится, а враг другом, но и это – жизнь. А Сирин, Гамаюн да Алконост – они не живые и не мертвые. Они… Слово то не подберешь.
– Никакие? – предложил я.
– Во во, – закивал водяник. – Никакие они. Нет в них чувств. Хотя, конечно, иные умельцы какой никакой прок от них получали, слышал я про это. Проклятия снимали, удачу подманивали, а один ухарь даже умудрился нить своей жизни поменять.
– Чего поменять? – уточнил я.
– Вещие птицы, все трое, раньше, в старые времена, обитали при доме Макоши, – пояснил мне водяник. – Том, что в Прави стоял, у подножия великого дуба, коей еще сам Род посадил. Они, стало быть, песни пели, а Макошь сидела у окна да знай пряла свою пряжу, и каждая ниточка в ней – судьба людская. Какая покрепче, какая потоньше. Ну а как порвется ниточка, так и все, понесли человека на погост. Вот один удалец и умудрился при помощи Алконоста свою нить на чужую подменить, ту, которая потолще да подлиннее. Ловок был, видать, подлец, да смекалист. Нет, все одно помер, конечно, но годков от чужого прядева отхватить смог немало. Ну, если, конечно, сам себе после не подгадил, глупостей не наделал. Нить нитью, но все от человека зависит. Жизнь и судьба – это разные вещи.
– А что потом с Макошью стало? – заинтересовался я.
– Откуда же мне знать? – хитро глянул на меня Карпыч. – Мне путь что в Правь, что в Навь заказан. Мой дом – река, я от нее никуда. Если чего и знаю, так исключительно то, что ветер да вода расскажут. Но, думаю, отправилась Макошь в те же неведомые края, куда и все остальные ушли. Или вовсе померла. Боги – они, конечно, не люди, но тоже, поди, мрут? За каждым из нас раньше или позже придет незваная гостья.
– Лучше бы позже, – заметил я.
– Так говорю же, ведьмак, все от нас самих зависит. Поступай по уму да по совести, думай, прежде чем чего то сделать, и тогда судьба, глядишь, тебе воздаст за то награду. А коли нет – так и не жалуйся. Вон видишь, Лариска довольная какая нынче? Аж светится вся, как та Луна.
Это да, вредная русалка, которая не так давно чуть Вику не утопила, нынче была весела невероятно. Она брызгалась водой в подружек, крутившихся в воде рядом с ней, заливисто смеялась и даже вроде как похорошела.
– Вижу, – подтвердил я. – И с чего это у нее такое настроение хорошее?
– Так жизнь людскую она нынче взяла, – пояснил мне Карпыч. – Часа два назад, аккурат после того, как солнце село, дурачка молодого на дно утащила.
– О как, – я глянул на резвящуюся неподалеку речную деву.
– Так ее время – ее право, – пояснил водяник. – Русальные недели, парень, никто не отменял. Даже если вы, люди, про них забыли.
– Незнание закона не освобождает от ответственности, – пробормотал я.
– Да если бы незнание, – поморщился старичок. – Не поверишь, года не было, чтобы какой нибудь остолоп или, того хуже, дуреха не полез ночью в реку со словами «
Сказки это все». И нынешний такой же. Сидел он в компании таких же олухов, кто то вслух и скажи, что на этой неделе купаться никак нельзя, и не потому, что вода холодная, а так как, по народным преданиям, русалка за ногу может на дно утащить. Этот сразу подхватился и давай орать, что все это ерунда, а после портки скинул и в воду полез. Даже не перекрестился. Толку от того не было бы, но все же… Само собой, Лариска такого шанса не упустила, она у меня хваткая. Ей и в обычное время человека загубить в радость, а уж во вторую то русальную неделю! Квартирует теперь этот обалдуй на дне, травой оплетенный и песком присыпанный. И еще три дня лежать будет, до самого, значит, конца Русалий.
– А потом?
– Потом отпущу, на что он мне сдался? С такого утопленника проку нет, не я его прибрал, а девки мои, то серьезная разница. А главное что? Летняя жертва реке моей принесена, вода этот год в ней будет чистая, рыбе переводу не предвидится. А парня пусть найдут, родне отдадут да похоронят, как у людей водится. Мы тоже понимание имеем о том, что хорошо, а что нет.
Ну, насчет чистой воды и множества рыбы Карпыч явно погорячился. Старыми категориями мыслит мой мокрый приятель, не берет в расчет реалии сегодняшнего дня. С полей удобрения в реку смоют или завод какой в верховьях поставят – и ни один ритуальный утопленник не поможет.
– Вот еще бы кто петуха черного мне поднес, свернул ему шею да в реку бросил с нужными словами, – многозначительно глянул на меня водяник. – Тогда бы и вовсе все честь по чести сладилось.
– В принципе, можно, конечно. – Я подмигнул молоденькой русалке, которая подобралась почти к самому берегу. Если не ошибаюсь, звали ее Стеша. – Вот только где мне еще этого черного петуха отыскать? Соседки мои кур не держат, а вокруг в основном дачные поселки. Там у людей не то что живности, но и огородов особо не сыщешь. Куда ни глянь, одни альпийские горки и барбекю.
– А ты поищи, – вкрадчиво попросил Карпыч. – За мной не пропадет, обещаю.
– Забыли все давно про дары реке, – подала голос Стеша и принялась расчесывать волосы синим гребнем, который я ей же и подарил. – Толку то – бросай того петуха в воду, не бросай.
– Тебя не спрашивали! – рявкнул на нее водяник. – Цыц! А то отправлю сейчас народившихся щурят считать, сколько их в моей речке ни есть.
– Ой, да сколько там их! – фыркнула русалка. – Вы об тот год, батюшка, Сомычу, что под Рузой обитает, почти всю свою щуку проиграли в зернь. Или забыли? Мы еще с Галинкой по осени ему ее перегоняли по рекам. Помню, в одной, совсем мелкой, я себе все пузико о камушки расцарапала!
– Верно, было, – тяжко вздохнул Карпыч. – Сначала то игра хорошо шла, я у него всю молодь карпов выиграл и еще кое что по мелочам. А потом как отрезало! И приобретенное потерял, и своего еще прибавил. Щуки этот год у меня почитай что и нет, чистить реку от больной рыбы самому придется.
Ну да, верно. Если волк – санитар леса, то щука – неотложка водоема. Это только в мультфильмах она ест все, что в пасть попадает, а на деле в основном хворую рыбу в пищу употребляет. Природа гармонична, все в ней сбалансировано. Кроме, понятное дело, вмешательства человека, его пагубное влияние на экосистему тот, кто творил мир, не предусмотрел.
И все таки любопытно, вот зачем Карпычу было нужно, чтобы я его реке жертву принес, а? Какой у него в этом был интерес? И ведь не узнаешь, не расскажет мне этого хитрый повелитель местных вод.
Потому и я обещать ничего пока не стану. Вот посоветуюсь с Антипом, который в таких вопросах хорошо понимает, а там видно будет.
– А тебе вещие птицы то зачем? – вернулся к первоначальной теме нашего разговора водяник. – Хотя… Знаю. Догадался. Ты же про Алконоста спросил, а он, стало быть, проклятия снимать может. Девку, стало быть, хочешь освободить, ту, что мои недотепы тогда не потопили. Так ведь?
– Не то чтобы прямо хочу… – уклончиво ответил я. – Но в целом на эту тему размышляю.
– Дурная идея, – качнул головой мой собеседник. – Никудышная. Не сыскать тебе Алконоста, а коли и свезет, то все одно он с тобой разговаривать даже не станет. Мы все – и ты, и я, и ведьмы вон, и Ермолай, пенек лесной, – повязаны одной ниточкой. Мы под Луной живем, нам друг от дружки все время что то надо. Ты мне вот петуха в реку бросишь, а я тебе, если что, как то по другому помогу, случись такая нужда. Да и у людей все так же устроено, сам же знаешь. А вещим птицам ни от кого ничего не надо, а потому они никогда никому и помогать не станут. Смерти для них нет, власти да славы они не желают, врагов не имеют. Им даже есть не надо, во как! Вот и выходит, что тут баш на баш не получится договориться, а по другому в этой жизни не бывает. Ну, я про такое не слыхал, по крайней мере.
– Да ладно, как не бывает? – засмеялся было я, а потом понял – прав Карпыч. И вправду не бывает. Даже самые бескорыстные вроде бы поступки все равно под собой какую то почву имеют, пусть иногда даже неразличимую, а то и вовсе изначально неосознанную. Союз двух любящих сердец, в день свадьбы трогательный и романтичный, рано или поздно перерастает в состояние «с меня уют, с тебя обеспечение быта», безвозмездное пожертвование бизнесмена сопровождается возвратом НДС, налоговыми льготами и хвалебной публикацией в прессе, а спасение тонущей девушки из воды завершается вручением медали и неизбежным внутренним самолюбованием. И нет в этом ничего плохого на самом то деле. Так устроен мир. И так устроены мы.
А на мне, любимом, тут и вовсе клейма ставить негде. Не то чтобы я без мзды не чихнул, конечно, но перед тем, как с кем то ударить по рукам, непременно прикидываю все убытки и прибыли, которые мне сулит заключаемый договор. И запросто могу сказать «нет», если первое превышает второе. Прошли те времена, когда я сначала обещал, а потом пытался понять, зачем это сделал. Вот хоть бы как сейчас.
– Всегда в любом деле есть у каждого свой интерес, – упрямо повторил старичок, прямо в тон моим мыслям. – Хоть какой, но присутствует, на том мир стоит с начала времен. А тут то вон как выходит: у тебя он есть, а у Алконоста – нет. А без интереса и договора нету. Если только совсем уж свезет, но я бы не стал на такое рассчитывать. Только не это даже главное. Ты, парень, вспомни, что я тебе говорил об прошлый раз, ей то оно самой надо? Может, ей без той напасти, которую пращуры через свою кровь передали, жизни не станет? И тогда она тебя не благодарить да целовать станет, а, наоборот, проклянет. Или вовсе убьет. Я ее видел, такая может. Да что там, есть на ее руках кровь, я это сразу понял. Есть. И немало. А еще души у нее самая малость осталась, только разве что на себя ее хватит, да и то сомнительно. Что если проклятие уйдет, а перед тем эти остатки выжжет?
Может, и так, может, прав Карпыч. Только вот почему тогда почти бездушная Вика позвонила мне в ту беспокойную ночь, когда я одним махом два дела закончил – отправил к Моране одну из беглых душ и вытащил из Нави душу Ряжской? Мало того, или я ничего не понимаю в интонациях, или все таки она была изрядно и неподдельно встревожена.
Ее звонок застал меня в машине, когда я ехал домой. Позади осталась клиника Носова вместе с ее владельцем, который в очередной раз попробовал подъехать ко мне на кривой козе с коммерческими предложениями, Ольгой Михайловной, которая усиленно пыталась понять, что же все таки произошло и почему вокруг нее царит такая суета, и ее супругом, который, явно пересиливая себя, все же пожал мне руку. Ну и еще начальником его безопасности, одарившим меня очень недобрым взглядом. Само собой, он меня этим не напугал, но над чем подумать тут есть. Просто в нем читалась не столько нелюбовь ко мне как к потенциальной угрозе его принципалам, сколько недовольство человека, планы которого потерпели некое фиаско. Я, конечно, не бог весть какой физиономист, до той же Генриетты мне далеко, но некоторые эмоции, даже те, что человек пытается спрятать, считывать с людских лиц все же могу.
Антон явно был недоволен моим вмешательством в случившееся, а еще больше тем, что я в своих устремлениях преуспел. Вопрос – с чего бы так? И по какой причине ему Ольга Михайловна, пребывающая в коме, милее ее же, но в активно жизненной ипостаси?
Есть над чем подумать. Но не сейчас. А может, и вовсе не мне. Сдам его той же Ряжской, и пусть она сама разбирается со своим персоналом. Вряд ли этот Антон станет сводить со мной счеты за оживление хозяйки, это просто нерационально.
Ну, а после того, как на экране смартфона замерцала надпись «Викуся красотуся», так и вовсе все эти семейные тайны Ряжский у меня из головы вылетели.
– Саш, с тобой все в порядке? – спросила она у меня. – Мне ребята сейчас рассказали, что случилось, что призрак тебе руку поранил. Саш, это очень серьезно, я знаю, насколько опасны такие раны. Просто приходилось видеть, чем подобное заканчивается.
– Все уже в порядке, – успокоил я ее. – Не переживай. То, о чем мы говорим, штука, конечно, неприятная, но если вовремя принять необходимые меры, то ничего страшного не случится. Я принял.
– А если поподробнее? – потребовала девушка. – Что ты сделал?
– Есть у меня одно зелье, вот его и использовал.
– Что за зелье? – продолжила настырничать сотрудница отдела.
Я перечислил ей список ингредиентов, отметив при этом то, что оба сотрудника Носова, которые сидели впереди, очень внимательно слушают то, что я говорю. Разве что только не записывают произнесенное. Хотя… Хрен знает. Может, и записывают.
– Ого, – произнесла моя собеседница, когда я замолчал. – Сам такое варил?
– Ну а кто еще?
– Молодец. Только вот одно – травы в нем сильные, но очень жестокие. Тебе, наверное, больно было?
– Не то слово, – признался я. – Чуть в голос не заорал. Живой огонь, по другому не скажешь.
– Бедный, – вздохнула Вика. – Ну ладно, если ты цел, то хорошо. И извини за поздний звонок.
– Звони хоть когда и хоть во сколько, – произнес я. – Мне тебя всегда слышать в радость. А то, хочешь, приезжай в мою загородную резиденцию, я сегодня туда отбываю на недельку. Поход на реку не обещаю, но зато, может, первыми дарами земли побалуемся. Родька у меня мастак по экспроприации редиски у соседок. Да и земляника вот вот пойдет.
– Спасибо за приглашение, но я все же откажусь, – помолчав, ответила мне Виктория. – Не надо этого. Ни к чему. Ты лучше свою новую приятельницу пригласи.
– Какую новую приятельницу? – слегка опешил я.
– Ту, которой твои соседки сами редиски отсыплют. По причине родства душ.
И трубку повесила.
Это она Ваську имела в виду, надо полагать. Только вот сомневаюсь я, что Дара и ее товарки этой милашке хоть что то, кроме могильного камня, подарят. Нет там никакого родства душ, неоткуда ему взяться. Но сам факт подобной реакции мне был приятен. Если это не ревность или хотя бы ее подобие, то что?
Дома все было точно так же, как тогда, когда я из него уезжал: тихо, темно и покойно. Под креслом похрапывал Родька, а на кровати, раскинувшись звездой, дрыхла голенькая Маринка. И только одно меня в этой душеспасительной картине не устраивало – Мара, которая вновь приняла вид маленькой девочки. Она сидела на краешке кровати, гладила по волосам мою соседку и, такое ощущение, что принимала для себя какое то решение. Впрочем, почему «какое то»? Вполне понятное и предсказуемое. Но крайне сложно реализуемое, по крайней мере пока я жив.
– Не надо, – шепотом произнес я. – Повторяю, она не для тебя. Давай не станем ссориться.
– Все же успел выбраться? – глянула на меня Мара, из глаз которой наконец то ушла чернота. – Хорошо. Я уж думала, мне конец.
– Тебе? – удивился я. – Ты оттуда улепетнула с такой скоростью, что тебя бы даже «Тополь М» не догнал.
– Тополь не летает. Тополь – это дерево, – улыбнулась Мара, причем я заметил, что у нее пары зубов во рту не хватает, как и бывает у детей такого возраста. Впрочем, улыбка на лице не задержалась, следом за тем ночная гостья посерьезнела. – Узнай госпожа, что я тебя там оставила один на один с Полозом, мне бы не поздоровилось. А она бы узнала, можешь не сомневаться. Ладно, ты мне главное скажи…
– Пошли на балкон, – предложил ей я. – Если мы сейчас разбудим вот эту спящую красавицу, то беседе нашей конец. Уж поверь, я ее знаю.
– Пошли, – согласилась девчушка.
И все таки я в самом деле, похоже, окончательно перешел на ночной образ жизни. Ведь до чего дело дошло – мне уже кажется нормальной мысль о том, что спать я лягу с рассветом.
– Он тебя видел? – еще раз переспросила Мара. – Или нет?
– Понятия не имею. Я его точно нет. На самом деле очень хотелось обернуться, прямо словно кто то в голову эту мысль впихивал. Но мне хватило ума этого не сделать.
– Значит, не видел, – облегченно произнесла Мара. – Хвала Чернобогу! Навь не этот мир, где все просто и понятно, где каждый может смотреть на каждого тогда, когда ему заблагорассудится. В тамошних туманах разглядеть лики своих врагов и, бывает, даже друзей не так легко. Так что это он, Великий Полоз, подбивал тебя развернуться. Сделай ты это – и все, он бы знал, кто ты есть такой.
– Он и так, по ходу, знал, – заметил я. – Не имя, но, скажем так, социальную принадлежность. Он меня ведьмаком назвал.
– Так это для него не секрет. Он давно тебя почуял, с той поры, как наша госпожа проснулась. Почуял и запомнил. Но пока мост через Смородину разрушен, он бессилен. Никак ему до тебя не дотянуться – ни мыслью, ни взором. А тут ты сам, почитай, к нему в гости нагрянул. Навь, конечно, не вотчина Полоза, но среди туманов сильнее его, пожалуй, никого не сыскать. Тени мертвых – они только тени, ни добра, ни зла от них не жди, всякую мелочь, вроде зарянников, можно не считать. Есть еще князь Брячислав, который от веку по Нави со своей дружиной скитается, но только о своей потерянной душе и думает, ему до старого змея дела нет. Ну а такие, как я, если туда и приходят, то ненадолго. Навь – она как болото, чуть остановился – и все, сначала ноги увязнут, а там, глядишь, и с головой серая муть накроет.
– Хорошо, что ты мне это все только сейчас рассказала, – сообщил девочке я. – Мне и так под конец страшно стало, а знай я эту информацию раньше, то и вовсе бы, наверное, в штаны наложил.
– Ты бы не наложил, – уверенно заявила Мара. – Ты не такой. Но вот сгинуть мог запросто, получи Полоз то, чего хотел. Или в слуги его попасть, появись у него такая мысль. Ты же госпоже клятву верности не дал, длань ее не целовал, потому вроде как сам по себе, вольный воин. А значит, можешь смело выбирать, кому служить. Так что, может, он тебя и не левым клыком цапнул бы, а правым.
– А какая разница?
– Если он левым клыком человека ранит, тот, считай, все, помер. Нет от яда Великого Полоза спасения. Боги и те не помогли бы даже тогда, когда они еще в силе находились. Ну, кроме Рода, наверное, тот все мог. А вот если правым – у человека появится право на выбор.
– Служить этой рептилии или нет? – предположил я.
– Ага. – Мара достала из кармана симпл димпл. – Пусть очень редко, но Полоз выбирает себе подручных из рода людского. Он им даже время дает на то, чтобы они решили, желают они себе такого хозяина или нет, вроде как играется с ними. И службу какую нибудь поручает, да такую, что человек непременно начнет думать, что он теперь не такой, как все, и что эта жизнь куда лучше, чем та, которая была прежде. А после еще золота отсыплет, да столько, что не унесешь. Отсыплет и смотреть станет, что для человека главнее – его воля или людская корысть. Если жадность победит, то все, яд сердце этого человека сожжет, а если нет, то, считай, молодец он. И вот тут ему надо делать тот самый выбор – жить как прежде или выбрать новую судьбу. Ну, по крайней мере, человек так думать станет, что выбирает. Он же хитрый, Великий Полоз. Он всегда таким был. Потому и не уснул в тумане, как все остальные.
– Все равно не складывается картинка. Я же ведьмак, у меня свой путь, так сказать, свое предназначение. Как я ему служить могу?
– Бывало такое прежде, – заявила Мара, щелкая резиновыми пупырями на игрушке. – И твои собратья ему служили. Нечасто, но случалось. Старшие ваши этот выбор не принимали, но большой власти у них сроду не водилось. Так, одна видимость да слова громкие.
– С этим не поспоришь, – я сразу вспомнил встречу двухлетней давности и потешных стариканов, которые думали, что на самом деле чего то решают. – С властью там плохо. Никак у нас с ней.
– Навь тебя приняла, – внезапно сообщила мне Мара. – Точно говорю. Приняла и запомнила. Слушай, а ты нож свой ведьмачий туда не брал? Нет? Жаль. Он тебе потом мог бы вместо ключа служить. Кое какие наговоры над ним произнеси, кровью живой омой, правильное место найди – и все, дорога откроется.
– Мне одного раза хватило, второго не надо, – отказался я. – Нечего мне в этой вашей Нави делать. Нет у меня там друзей, одни враги. И спрятаться, если что, негде.
– И то верно, – согласилась со мной гостья. – Хотя насчет «спрятаться» ты неправ. Там стоят погребальные курганы, в которых лежат твои пращуры ведьмаки. В них ты всегда укрыться от беды сможешь, а врагу твоему туда не войти ни за что. Ну, если только он, конечно, тоже не ведьмак.
Помню, упоминала Морана про эти курганы. Дескать, там все есть – и мечи кладенцы, и скатерти самобранки, а также корзина печенья и бочка варенья. Даже сводить туда обещала. Правда, я ей тогда не поверил и, по ходу, правильно сделал. Не с ее жидкими силенками в те края соваться. И сама погибнет, и меня под монастырь подведет.
– Теперь еще вот что, – Мара глянула мне в глаза. – Долг твой передо мной закрыт.
– С чего бы? – удивился я.
– Подумай, может, догадаешься, – буркнула девочка. – Да, и с Пухеей я сегодня повидалась. Она готова тебе помочь, готова излечить того, на кого ты укажешь, но взамен ей нужна другая жизнь. Человека за человека, по другому она не согласна помогать. Но я сразу тебя предупреждала, что так будет. Само собой, вина за смерть того, другого, на тебя ляжет, не на Пухею. Тебе за него за Кромкой отвечать придется.
Не скажу, что меня это сильно пугает, поскольку это не первое пятно на моей совести. Другое хуже – некого мне Пухее отдать покуда. Недоброжелателей полное лукошко, но неприязнь, пусть и обоюдная, еще не повод для того, чтобы их на тот свет отправлять. Да и отдел не дремлет. Ну как пронюхают, что эдакий чендж сделан? Не то чтобы я с ними прямо очень конфронтации боялся, но мы сейчас вроде как одно дело делаем, и друг другу взаимно полезны.
– Печально, – я вздохнул. – Но все равно спасибо за ясность, внесенную в вопрос.
– И еще совет, – Мара убрала симпл димпл в карман, давая мне понять, что беседа, по сути, закончена. – Уезжай из города на несколько дней. Сегодня уезжай. Сейчас. В деревню уезжай, где твой дом стоит.
– В принципе, я так и собирался поступить. Замотало все в городе, хочу на природу отбыть. А в чем, собственно, дело?
– Навь населена теми, чье время закончилось. Ты не такой. Ты – живой. Туманы запомнили тебя, ты оставил там свой след. Не навсегда, ненадолго, но оставил. Кто знает, что из этого может выйти? Лучше поостеречься.
Сказала мне зараза маленькая напоследок эту гадость и покинула балкон, а с ним и квартиру. Вот сиди и гадай – чего конкретно надо поостеречься, о чем речь? Может, она имеет в виду, что Великий Полоз каких то охотников на этот след настропалит за немалую награду, а может, то, что мне Навь сниться повадится в городе каждую ночь. Ну или день, исходя из указанного выше графика моей жизни.
В любом случае гадать что да как я не стал, шустро собрал вещички, после выставил из дома сонную Маринку, заверив ее в том, что это именно она меня поимела, а не наоборот, велел Анатолию сообщить окончательно запропавшей Жанне, где именно я нахожусь, да и покинул Москву. Мало того, я еще и телефон в электричке отключил, рассудив, что все меня достали.
Первые два дня я отсыпался и отъедался, игнорируя то и дело мелькавшую за забором бабку Дару, а на третий, ближе к ночи, направился к реке, решив пообщаться с Карпычем да дядей Ермолаем о всяких разностях. В том числе о трех вещих птицах из славянского фольклора и о существе, носящем имя Великий Полоз.
– Может, оно и так, – согласился я с точкой зрения умудренного жизнью водяника. – Тут для себя то не всегда решишь, как оно лучше, что о других людях говорить.
– Ведьмак, пошли купаться, – предложила мне Стеша. – Обещаю, топить не стану! Просто поплаваем вместе!
– Не, вода холодная, – отказался я. – Вот через месяцок, как она прогреется как следует, тогда уж…
– Да не бойся, – хмыкнул Карпыч. – Если желаешь – искупнись. Ничего с тобой не случится, обещаю.
– Правда неохота. – Я поворошил угли палкой. – А можно еще спросить об одной вещи?
– Экий ты пытливый, – притворно сдвинул зеленоватые брови водяник. – Ну да уж ладно. Спрашивай.
– Великий Полоз – он кто? Говорят, что змей и что золото любит. Но это ведь не все? Есть же что то еще?
– Про Великого Полоза не у него надо спрашивать. – На мое плечо опустилась тяжелая рука. – Про него со мной надо разговаривать, ведьмак.
Глава вторая
– Да что б тебе! – сплюнул на прибрежный песок Карпыч. – Напугал, дерево ты трухлявое. А на Ляксандре вон вообще лица нет!
– Ну, не то чтобы совсем нет, – произнес я. – Но ты больше так не делай, дядя Ермолай, пожалуйста. У меня запасные джинсы дома, понятное дело, есть, но до него дойти еще надо. А тут застирывать как то неловко. Вон Стешка меня засмеет. Засмеешь, красивая? Ведь так?
– Вовсе нет, – прощебетала русалка. – Всякое бывает. У меня тятенька на каждый праздник напивался так, что непременно портки обделывал, когда после под телегой отсыпался. Я привычная.
– А перед тем тебя да твоих сестер лупцевал, да так, что ты в семнадцать лет от такой жизни пошла и утопилась, – невесело усмехнулся Карпыч.
– Не потому утопилась, – улыбка сползла с лица Стеши. – Не из за его кулаков. Да ты, батюшка водяник, сам знаешь все.
Она невероятно грациозно развернулась и быстрой молнией ушла в глубину реки.
– А чего с ней стряслось то? – поинтересовался дядя Ермолай, присаживаясь рядом со мной и цапнув одну из печеных картофелин, лежавших около костра.
– Дядька ее ссильничал, тятенькин брательник, – странно, но в голосе водяного я услышал искреннюю жалость к незадачливой девице, бог весть когда сведшей счеты с жизнью. – Дело вроде как семейное, но такой грех все одно не скроешь, а порченая девка никому не нужна. Это деревня, не город, тут нравы другие. Ну, тогда были. Да еще и понесла, как назло. Короче, плод она вытравила, а через день пошла к мельнице, там в воду и сиганула. Чтобы, значит, наверняка. Народишко тогда был не чета нынешним беспамятным, потому знал, что я именно в тамошнем омуте тогда обитал и молодых девок, что в гости пожаловали, обратно на землю не отпускал.
– Невеселая история, – вздохнул я.
– Но зато она через пару лет обидчика своего наказала, – оптимистично заявил Карпыч. – Сына его утопила, младшенького, позднего, любимого. Причем прямо на дядькиных глазах под воду утащила, да еще личико свое показала, чтобы тот знал, отчего так вышло и кто в том виноват.
– Жестко, но справедливо, – признал я. – Внушает. Только одно неясно: вроде по Покону с родней счеты сводить не положено?
– Так и огольца этого после Ильина дня никто в воду силком не тянул, – пояснил водяной. – Сам полез. Да еще и на закате.
– Сам виноват, – подытожил дядя Ермолай. – Нет тут девкиной вины, она в своем праве была.
Вот такое вот старорусское бусидо, строгое, но справедливое.
– А Стешке ты давно нравишься, – сообщил мне водяник. – Я слышал, как она другим девкам про то сказывала. Потому тогда подружку твою она с особым усердием под воду тащила.
– Даже не знаю, радоваться или печалиться, – поежился я. – Вот так и купайся в твоей реке летом. Войти в воду войдешь, а выйдешь или нет – вопрос.
– Купайся, – разрешил Карпыч. – Не тронет тебя никто этот год, слово даю. Моя река – мои законы. Девки, слышали меня?
– Слышали, батюшка, – нестройно ответили русалки, причем за секунду до того веселая Лариска как то вдруг посмурнела, что навело меня на определенные мысли.
– Так ко мне еще друзья приезжают, – вкрадчиво произнес я. – Вот…
– Твои гости – тебе за ними и приглядывать, – ответил за Карпыча дядя Ермолай. – И ответ держать, если они чего лишнего себе позволят. Хотя, как по мне, иные из них те еще хваты. Да, сосед?
– Ты про того дьяка, что к Даре наведался? – уточнил водяник. – Да, парень ушлый, не отнять. Хотя все они такие, им палец в рот не клади. И за жизнь цепляются до последнего. Помню, лет сто тому назад в мою реку один такой после драки с оборотнем сверзился, так ни в какую тонуть не хотел. Бок разодран, рука сломана, а он знай пытается к берегу выгрести. Другой бы сдался и камнем на дно, а этот нет. И знай себе бормочет, как он этого оборотня в другой раз непременно пришибет.
– И что, утоп? – заинтересовался дядя Ермолай.
– Утоп бы непременно, – подтвердил Карпыч. – Говорю же, бок распорот был здорово, сильно волкодлак его подрал.
– Значит, пожалел его? – утвердительно произнес леший. – На берег, поди, выволок?
– А и выволок, – вздернул зеленую бороденку вверх Карпыч. – Я хоть и нелюдь, но сильных человеков уважаю. Не телом сильных, а духом. А оборотней, наоборот, не жалую, ты же знаешь. Паскудное племя, один вред от них реке.
– Да? – удивился я. – В какой же это вы точке пересекаетесь? Они в лесу, вы тут.
– В медвежьей, – пояснил водяник. – Оборотные медведи сильно рыбку уважают, что в том обличье, что в другом. Ну, когда они в шерсти еще ничего, а вот в человечьем облике беда просто. Как то раз совсем обнаглели, в одном месте, где помельче, все русло сетями перегородили и столько рыбы из реки забрали, что ужасть просто. Телегами вывозили. И все же без спроса, без поклона, без вежественного слова. Я, понятное дело, терпеть не стал, сети мои девки в ночи убрали, а после, поутру, я одного мохнатика и вовсе утопил. Они поняли, что к чему, да и убрались куда подальше от моей реки, но запомнить этот случай запомнил. Потому дьяку тому пособил, на берег его выволок, да ракшу траву к ране прилепил. Хорошая трава, в омутах растет, на дне тех ям, где сомы стоять любят. Она мигом жар оттягивает и кровь затворяет.
– Ракша трава, – повторил я. – Нет, не слышал даже. А мне такой не дадите немного? Ну, если не жалко.
– Дать дам, только проку тебе с нее не будет. В ней сила держится до той поры, пока она мокрая от речной воды, как высохнет, так все, в труху рассыплется. И в зельях каких от нее проку не жди, если ты про то речь ведешь.
– Жаль. Но все равно спасибо.
– За что же?
– За то, что про такую траву рассказали, – пояснил я. – Век живи – век учись.
– Что у тебя, паря, за интерес к батюшке Великому Полозу то? – снова вступил в разговор лесовик. – А?
Вообще то, я сначала хотел узнать подробности визита Нифонтова к моей соседке, раз уж о нем речь зашла. Сдается мне, мирной беседы у них не вышло. Но раз уж он хочет о чешуйчатом обломке былого пообщаться – почему нет?
– Все тот же, познавательный, – бодро заявил я. – Просто в Москве краем уха услышал, что появился некий Хранитель кладов, а на должность эту его определил как раз Великий Полоз, существо древнее, могучее, влиятельное. Само собой, мне интересно разузнать побольше про этих двоих. Жизнь та еще змеюка, никогда не знаешь, как она извернется. Ну как дорожки мои с этим Хранителем пересекутся? Или, не ровен час, с его покровителем.
– С Полозом тебе точно лучше бы по разным тропкам ходить, – веско произнес Карпыч. – Не любит он ведьмаков, что есть, то есть. С давних пор не любит, с заповедных. Даже тех, кто доброй волей к нему на службу шел, и то не жаловал. Не мог ту обиду забыть, что его хозяину нанесли.
– Да не в обиде дело, – перебил его дядя Ермолай. – Что ему обида? Так, комариный писк над ухом, отмахнулся да живи дальше. Власть он потерял тогда. Власть. А до нее Золотой Змей всегда жаден был. Родитель наш общий – нет, ему дороже свобода была да жизнь такая, какую полной чашей пить можно. А Полоз одного жаждал – все под себя загрести: золото, каменья драгоценные, судьбы людские. Все. Даже баб и то в основном чужих охмурял, замужних, потому как кусок чужого пирога, он всегда сочнее да слаще, чем свой собственный.
– Если честно, я почти ничего не понял, – признался я. – Можно с самого начала? Родитель общий – это кто?
– Велес, – охотно ответил мне лесовик. – Создатель наш. Это он в чащобы да перелески душу живую вдохнул, вот тогда мы, хранители лесные, на свет и появились. Он нам всем батюшка: и первым Хозяевам, и нам, детям правнукам их. Ну и Полоза тоже он создал, после к себе приблизил, доверил свои тайны, власти дал.
– Не ему одному, – добавил Карпыч. – Были у Велеса и другие слуги.
– Но этот самым хитрым да ловким оказался, – возразил ему дядя Ермолай. – Где все эти остальные? Сгинули. А Полоз в Нави обитает, жив здоров. Бывает, что и сюда, в Явь, заглядывает. Нечасто, потому как прямого пути ему в этот новый мир нет, но если кто призовет, непременно заглянет. Иногда каверзу какую учинит, иногда даром кого побалует, если человек ему глянется. Ясное дело, дар тот с подковыркой будет, но тут уж от того, кому он достался, все зависеть будет. Хранитель кладов вот, я слышал, сдюжил, смог доказать, что не ошибся Полоз, его выбрав.
Ну да, что то такое мне и Мара говорила. Мол, лучше никакого подарка, чем тот, что змей из туманов в руки пихает.
– Я про него в первый раз услышал аккурат в то лето, когда ты сгинул куда то, – продолжил дядя Ермолай. – Мне свойственник малиновку с весточкой прислал, что, мол, если ко мне в гости пожалует парень и скажет, что он Хранитель кладов, надо его принять как должно, что он Великим Полозом отмечен. Опять же, помочь при надобности, если беда какая за ним по пятам идет. Правда, так он до меня и не добрался, а жаль. Говорят, хороший парень, вежеству учен, с почтением к нам, Лесным Хозяевам, относится.
– Большая редкость в наше время, – покивал Карпыч. – Ой, большая!
– Ну а нас то, ведьмаков, за что он невзлюбил? Какую мы ему обиду нанесли?
– Не вы, – поморщился водяник. – И даже не пращуры ваши, те, что первые из первых. Тот, кому они после смерти Вещего Князя на верность присягнули, всему виной. Он привел на наши земли нового Бога, того, который и Велеса, и Перуна, и Зарю Заряницу, и всех остальных победить смог в душах людских. Не сразу, не быстро, но смог. А коли у бога нет тех, кто в него верует, то и самого бога, выходит, нет. Вот они и ушли за горизонт, один за другим, только мы и остались, их дети. Нам до веры людской дела нет, не ей мы живы. У нас дело есть, к которому нас приставили, и покуда реки текут, а леса шумят, мы при нем будем состоять.
– И еще несколько слуг осталось таких, как Великий Полоз, – снова перехватил инициативу леший. – Вот им как раз есть о чем печалиться, все же потеряли, все что можно. У того же Полоза только золото и осталось да сил чутка. Владыка, который все это начал, давно опочил, род его прервался, их ненавидеть какой резон? А вы, потомки его верного воинства, вон живы здоровы, потому он вас и не любит. Ему, Ляксандр, непременно кого то ненавидеть нужно, он тем живет. Натура у его такая. Змей же.
Зашибись. Это значит, я и братаны мои огребаем за то, что десять веков назад какие то ребята в остроконечных шлемах и с мечами Владимиру Красное Солнышко на верность присягнули? Да это даже звучит как бред!
Но самое смешное то, что все это чистая правда.
– Да ты не печалься, – посоветовал мне дядя Ермолай. – Нарочно он тебе ковы строить не станет. Сойдись вы на узкой дорожке – тогда да, непременно тебя убить попробует, а душу себе забрать. Только вот вряд ли такое случится. Навь за семью замками пребывает, тебе туда дорогу даже твоя Хозяйка не откроет.
– И правильно сделает, – добавил Карпыч. – Не то это место, куда стоит соваться не то что из интереса, но и по делу.
Полностью согласен. Я вот разок побывал, больше не хочу.
– Выходит, что Полоз этот вам приказывать может, дядя Ермолай? – задал я вопрос, который в данный момент меня в свете услышанного интересовал более всего. – Раз он заместитель вашего создателя?
– Приказывать, парень, мне никто не может, – негромко, но очень веско изрек леший. – Я сам себе хозяин. Себе и своему лесу. Мой он с того момента, как мне его родитель передал, и навеки. А вот попросить – может. И если я ту просьбу сочту разумной да возможной, то ее выполню.
Интересно, а если эта рептилия попросит меня деревом трухлявым пришибить при случае, то какая это просьба будет? Разумная и возможная или же нет? Что перевесит в голове дяди Ермолая в тот момент – желание уважить заместителя его создателя или относительно неплохое отношение ко мне?
Нет у меня ответа на этот вопрос. Зато появилось четкое ощущение того, что я, похоже, нашел еще одну серьезную проблему на свою голову. И еще осознал то, что Лозовка теперь, пожалуй, лишается статуса условно безопасного места. Ясно же, что раньше или позже правда выползет наружу. Я засветился в Нави, и то, когда Великий Полоз доберется до понимания того, кто заглянул к нему в гости, – это только вопрос времени. Да, лица моего он, может, и не видел, но сложить два и два сможет. Он знает, что я ведьмак, а уж выяснить, кто из нашей братии может заглянуть в те пропащие места, не так и сложно. Ясно же, что ни охранители воды, ни специалисты по посевам в заповедные края не наведаются, на такое способен лишь Ходящий близ Смерти. Ну а кроме меня, специалистов такого узкого профиля в столице просто нет.
Если до такого дойдет, плохи мои дела. Тогда я в Лозовке, как в осаде, сидеть стану, в лес то не сунешься. Нет, выбраться выберусь, меня или ребята из отдела вывезут, или я вообще Носову позвоню и попрошу вертолет прислать. У него же наверняка есть вертолет, верно?
Только мне как то не нравится такой расклад. Я уже начал считать Лозовку своим домом. Настоящим домом, местом, где мне на самом деле хорошо и спокойно. И не желаю его терять из за какого то фольклорного звероящера.
– Мы, Лесные Хозяева, к нему тоже по разному относимся, – словно прочитав мои мысли, произнес дядя Ермолай. – Фома, что мне весточку прислал, Полоза сильно жалует, тот лет триста назад помог его папаше крепко. Царь тогдашний, видишь ли, сильно воевать любил и под это дело леса вырубал страсть как. То ли корабли строил, то ли дорогу через болота мостил, то ли еще чего – уж и не помню. Вот лес родителя Фомы под топор и пустили, чуть вовсе не извели. А Полоз, который тогда в Явь еще частенько лазал, этих лиходеев шуганул, да так, что те дубравы после еще лет сто все седьмой дорогой обходили, даже крестьяне тамошние. Добро наше племя крепко помнит, вот он и рад расстараться. А мне вот до него, Полоза, дела особого нету.
– Мне тоже, – добавил Карпыч. – Берегиню любую – ту да, уважу, много добра от них вода видела. А Полоз пущай мимо ползет.
– А ты чего так скукожился? – проницательно блеснул глазами леший. – Ночь то вроде не холодная? Или о чем плохом подумалось?
– Если совсем честно, то да, – шмыгнул носом я. – Не ровен час, не повезет мне, и с этим Полозом придется схлестнуться. Ну вдруг? Ведь тогда, возможно, вам выбор придется делать – его пожелание или моя жизнь.
Старички дружно расхохотались.
– Ты чего о себе выдумал, паря? – вытирая слезинку, выкатившуюся из краешка глаза, спросил Карпыч. – Где ты, где Полоз?
– И то верно, – поддержал его приятель. – У него, чай, других забот хватает. Делать ему нечего, только о тебе думать.
– Но если? Но мало ли? – осознавая, что выгляжу минимум смешно, упорствовал я, надеясь на то, что все же услышу заветные слова, которые, возможно, в будущем мне очень даже пригодятся.
– Тогда прежде я с тобой поговорю, – пообещал дядя Ермолай. – Сразу уж изничтожать не стану. Хе хе!
Ну, это не совсем то, что хотелось бы, но все же что то. Теперь хоть можно не бояться того, что лес в один миг из моего друга во врага превратится.
И только одно меня всерьез смутило – взгляды, которыми после фразы лесовика обменялась эта парочка. Мне отчего то сразу вспомнился перекресток, который находится не так далеко отсюда, и ощущение собственной глупости, которое испытал, стоя на нем и осознавая, что меня просто использовали.
А что, если я уже, так сказать, в розыске и эти двое шутников снова разыграли передо мной спектакль? Для себя все давным давно решили и теперь, собаки сутулые, развлекаются, глядя на то, как клоун ведьмак перед ними распинается?
Тьфу! С этими всеми приветами из прошлого дураком стать можно! И самое обидное, ведь фиг правду узнаешь. Хотя нет, узнаю. Вот в следующие выходные на дачу к родителям поеду, и все станет ясно. Если тамошний Лесной Хозяин меня традиционно встретит приветит – волноваться пока не о чем. Ну а если нет, то придется что то думать.
– Слушай, я тут недавно разговор двух бабенок слышал, – сказал дядя Ермолай, внимательно глянув на меня. – Они, вишь ты, решили лесным воздухом подышать, на полянке расселись и лясы давай точить. Так вот одна другую раз пять назвала «тревожной», да еще с жалостью такой! Я все думал – это как? Может, она не спит по какой причине или еще какая беда стряслась? А оказывается, это то же самое, что «с придурью». Люди вообще любят сами себе причину для печали придумать, в нее поверить, а потом ходить и жалиться всем встречным поперечным: «Ой, пожалейте нас несчастных!» Тревожная она, погляди ка! Сама холеная, ручки белые, ступает по траве, как по болоту, каждой капельки росы боится. Тьфу! Так я к чему, хлопот у вас всех мало, ведьмак. Бед не знаете, много у вас всего чересчур! Оттого о всякой ерунде и думаете, сами себе печали отыскиваете, чтобы жизнь вкус совсем не потеряла, такой пресной не казалась. Но ладно та бестолочь городская, которой, вместо того чтобы себя жалеть, мужика лучше бы найти с вот таким елдаком, чтобы тот ей продыху не давал ни днем ни ночью, а после от него пяток детишков нарожать. Когда пятеро за юбку цепляются да мужик с пашни вот вот придет голодный, на зряшные мысли времени нету, тут бы все успеть. Но ты то, ведьмак, кое что уже понимать должон? Ты ж не тревожный?
– Я? Точно нет.
– Вот и хорошо. – Леший снова глянул на водяного, тот еле заметно кивнул. – Вот и славно.
– И про черного петуха не забудь, – напомнил мне Карпыч. – Ты обещал.
– Не было ничего такого, – возразил я ему с улыбкой, беря еще одну картофелину. – Я обещал подумать.
Кстати, тут я ни словом его не обманул. Только вернувшись домой, я озадачил сонного Антипа, который ни свет ни заря уже ходил с огромной зеленой пластиковой лейкой, что была мной куплена по его просьбе, между грядками с клубникой, следующим вопросом:
– Скажи, а для чего водяному черного петуха в жертву приносят?
– Черного? – переспросил у меня домовой, зевнув. – Чтобы, значит, вода ярей была, больше силы летом набрала. Ежели пестрого поднести, то это в честь матушки Живы, тогда рыба икру метать станет лучше, малька прибудет. Белый – в честь Стрибога, тогда реке даже сильно засушливое лето не страшно, вода если убудет, то не сильно. А черного, стало быть, Моране заповедуют, чтобы по осени лед реку быстро не сковал, чтобы вода подольше не засыпала. Ну и чтобы она на водяного деда не злилась, когда тот себе души живые забирает. Это ежели петуха жертвовать. А вот коли про несушек речь вести… Постой, а тебе оно зачем?
– Да просто интересно, – медленно проговорил я. – Для общего развития.
О как. Подозреваю, что Карпычу этот петух и на фиг не сдался, не в нем дело. Просто он, похоже, знает, чьим официальным представителем в Яви я являюсь, о чем мне нынче и было сообщено. Отдельно стоит отметить, что сделано это было достаточно тактично и мягко. Вопрос в другом – кто то еще в курсе? Нет, с дядей Ермолаем все понятно, он тоже в теме. Но на них список местных обитателей не заканчивается.
Но надо признать, что опять эта парочка неплохо развлеклась за мой счет.
– Ежели надумал Карпыча порадовать, лучше пеструшку ему поднеси, – посоветовал мне Антип. – Но так то дело хорошее, хорошее.
– Сосед, ты чего в такую рань на ногах уже? – отвлек меня от беседы с домовым голос Дары. – А? Вроде обычно до полудня дрыхнешь?
– Да не ложился еще, – понимая, что на этот раз от разговора с ней не отвертеться, я направился к калитке. – То одно, то другое, вот уже и рассвело.
– Ладно врать то, – поправила платочек на голове ведьма. – Видела я тебя нынче ночью, ты с двумя этими пустобрехами, лесным да речным, на берегу костер жег. Нашел себе компанию друзей по разуму.
– Мне нравится. С ними интересно.
– Никогда вас, ведьмаков, не понимала и, наверное, не пойму. Хотя оно и к лучшему. Я тут передачу смотрела по телевизору, так там сказали, что понимание – путь к принятию моральных ценностей других людей. Мы с тобой, конечно, не люди, но все равно не надо.
– Полностью согласен, – зевнул я. – Баб Дара, чего хотела? Ты говори, я послушаю да спать пойду.
– Не знаю, ведаешь ты или нет, но с приятелем твоим мы худо бедно поладили, – степенно произнесла ведьма. – Пока договаривались, чуть не подрались, он мой дом подпалить обещал, я его почти прокляла, но обошлось. Договорились все же.
– Честь и хвала вам обоим, – равнодушно бросил я. – Что то еще?
– Пособил бы ты ему, – вкрадчиво попросила меня соседка. – Один этот телепень долго больно станет колупаться. Сам он тебя не попросит о помощь, слишком горд да независим, не любит в должниках ходить. А у меня, видишь ли, времени не так много, как хотелось бы, осталось. Чую, беда рядом совсем ходит.
– С меня даже сон слетел, – признался я. – Старая, ты в своем уме? Сама вдумайся, как звучит: я, ведьмак, по просьбе ведьмы стану помогать сотруднику отдела в каких то их совместных делах. Ничего не смущает?
– А что такого? – подбоченилась старушка. – Мир на том и стоит…
– Мир стоит на трех слонах, а те на черепахе, – перебил ее я. – Разговор закончен.
– Саша, да если бы не дела, что цветом чернее сажи, не пришла бы сюда, – как то вдруг сгорбилась до того статная ведьма. – Просто Лихо на этот раз уже не у забора вьется, а на пороге стоит. Вот до чего дошла – у ведьмака помощи прошу. Стыдоба какая!
– Хорошая попытка, кто другой на моем месте уже слезу бы пустил, но тоже нет, – заявил я. – И потом, баба Дара, за тобой и без того должок значится. Охота тебе кредитную историю увеличивать?
– Неохота, да выбора нет, – на этот раз, похоже, искренне сказала старуха, опершись локтем на забор. – Не спешит твой приятель, а Марфа, змеюка подколодная, так кольца вокруг меня и свивает. Звонили мне тут днями из Златоглавой, рассказывали, что да как. Эх, что ж я ее тогда, в двадцатом, не убила то? Была же возможность. Была.
Интересно, в каком именно «двадцатом»? Первые две цифры года какие? Не удивлюсь, если речь идет еще о тех временах, когда опричники ведьм в домах жгли.
– Скажи, а ты болезнь почек вылечить сможешь? – спросил я у нее.
– Камень выгнать невелик труд, – моментально ответила соседка. – Сделать так, чтобы новые там не родились, – посложнее, но тоже можно.
– А если совсем дело плохо? Если почки у него уже не свои, врачи отказались и мандрагыр только боль снимает, но уже не лечит? Мандрагыр, правда, не сильно старый. Да, собственно, тот, что ты мне отдала за услугу.
– Тогда это не человек, а мертвец ходячий. Но мы вроде в прошлый раз все обговорили на этот счет?
– Тут другой бедолага, – пояснил я. – Не тот, о котором речь раньше шла.
– Где ты таких хворых находишь, ведьмак? – уставилась на меня бабка. – Или из принципа берешься только за тех, на кого Смерть свою руку уже наложила? Ты с кем спорить берешься, хоть понимаешь? По краю же ходишь, такие вещи безданно, беспошлинно с рук не сходят.
– Ну вот сглазил меня кто то. Может, даже и ты.
– Точно не я, – заверила меня соседка. – Нет у меня над тобой такой власти. А жаль!
– Так что, сможешь помочь?
Это был бы не самый плохой вариант. Всяко лучший, чем просить о помощи Пухею через третьи руки.
– Сделать что угодно можно, вопрос только в цене, которую я, ты да болезный заплатить согласны.
– За болезного не скажу, а что до нас с тобой, так тут все ясно – ты мне, я тебе.
– Э, нет, сосед. Мой интерес тут меньше твоего. Ты дружку своему то ли подсобишь, то ли нет, а я всяко, выходит, должна буду Белую Гостью попробовать вокруг пальца обвести. Так не пойдет.
– Нет так нет, – покладисто согласился я. – Вот и пообщались. Все, спать пойду.
Не стала меня бабка Дара останавливать, но о чем то призадумалась. Это хорошо, может, все же мы с ней и поладим в результате.
Дома я побродил по комнатам, осознавая, что спать на самом деле мне не хочется, после достал смартфон и включил его, прекрасно понимая, что за этим последует.
Количество пропущенных звонков меня не удивило совершенно, чего то такого я и ожидал. Маринка, Николай, Ряжская, Олег – каждый не по разу отметился. Но лидером стал совершенно незнакомый мне номер, с него звонков поступило гораздо больше, чем от кого бы то ни было. Имелись там и другие «неопределешки», но не настолько настырные.
– Интересно, – пробормотал я. – Это кто же такой настырный?
Сразу перезванивать таинственному незнакомцу, как и кому то другому из вышеозначенного списка, я не стал, больно час еще был ранний. Но в районе девяти часов я все же этот номер набрал. Интересно же!
– Приемная господина Носова, – прощебетал в трубке приятный девичий голос. – Меня зовут Ольга, чем могу служить?
Ну вот теперь все встало на свои места. Оклемался господин Носов, теперь самому ему звонить мне уже не по чину, времени на это нет. Впрочем, это я уже придираюсь, он мне и до того особо не звонил.
– Я слушаю вас, – поторопил меня голос в трубке. – Алло?
– Добрый день, – отозвался я. – Просто думаю, как правильно с вами начать беседу, а после перейти к ее сути.
– Уведомляю вас, что все разговоры записываются.
– Да это понятно, – усмехнулся я. – Моя фамилия Смолин, и с вашего номера на мой телефон…
– Александр Смолин? – появившийся было холодок мигом исчез из голоса моей собеседницы.
– Александр, – подтвердил я.
– Как же долго я вас искала! – чуть ли не всхлипнула девушка. – И не я одна.
– Вас на самом деле Ольга зовут? – не удержавшись, уточнил я. – Точно не Катя?
– Ольга, – подтвердила девушка, явно не смекнувшая, куда я гну.
Просто ей повезло с родителями, потому она в детстве не смотрела старое советское кино в огромных количествах. Волей неволей некоторые фразы до сих пор в голове всплывают.
– Чего искали то? – решил я вернуть разговор в практическую плоскость.
– Илья Николаевич приказал. И мне, и службе безопасности. И все никак, вы как в воду канули.
– Кто приказал – понятно. Чего он хотел то?
– Да откуда же мне знать? – опешила собеседница. – Мое дело – вас отыскать и передать информацию о том, куда и к какому времени вы неотложно обязаны явиться.
– Обязан, значит? Строго к определенному времени? Прямо вот неотложно? Ну ну.
Была бы на месте этой Ольги другая, та, что Михайловна, она бы по моему тону уже много чего поняла, так как ей был хорошо известен мой скверный характер. Но эта девушка со мной пока была мало знакома, вернее, совсем незнакома, потому ей и в голову не могло прийти того, что я не собираюсь подчиняться приказам ее всемогущего босса.
– У Ильи Николаевича очень плотный график дня, – пояснила Ольга. – Потому…
– Спать пойду, – перебив ее, сказал я. – А если Илья Николаевич захочет меня видеть, пусть сам позвонит, я скажу, куда ему подъехать. И вот еще что, подозреваю, что он или кто то из его подручных может попробовать сорвать на вас зло за то, что вы вроде как не выполнили порученное вам дело. Так вот тогда скажите, что если такое произойдет, то я очень, очень расстроюсь. Настолько, что еще на пару недель пропаду из вида. А то и на месяцок. Вы запомнили мои слова?
– Да, – чуть ошарашенно произнесла Ольга. – Только вот…
Дослушивать ее я не стал, нажав на красную кнопку. После посидел минуту, подумал о том и о сем да и пошел собирать вещи. Похоже, пора мне в город возвращаться. Кончилась передышка. Только к бабке Даре перед тем надо будет заглянуть, сообщить ей, что у нее есть последний шанс со мной договориться. А ну как дело сладится?
Глава третья
Пока я запихивал в рюкзак разные мелочи, которые стоило забрать в Москву, телефон постоянно сообщал мне или о том, что кто то желает меня слышать, или о пришедших сообщениях, но я игнорировал и то и другое. Побеседовать я, если что, смогу и попозже, пока к станции через лес идти стану, а сейчас надо собираться, а не лясы точить. Времени маловато осталось, почти все утренние электрички, что останавливаются в Шаликове, уже на пути в столицу, осталась только одна, «бородинская», что идет в половине двенадцатого. Если на нее не успею, то шабаш, до половины третьего придется на перроне куковать, ибо начнется дневной перерыв в движении поездов.
– Только же приехал, хозяин, – недовольно бубнил Антип, заворачивая в газету полувековой давности, которых на чердаке хватало с избытком, испеченные им накануне пирожки с рисом и яйцом. – Говорил, что надолго, мол, в городе погано, а тут славно. И на тебе – обратно засобирался!
– Дела, Антипка, дела, – важно произнес Родька, напротив, весьма довольный моим неожиданным решением. – Без нас там никак, ясно?
– У тебя делов в этой жизни разве что только брюхо набить да после спать завалиться, – не полез за словом в карман домовой. – Помолчи уж. Хозяин, может, все же останешься, а? Земляника днями пойдет, сходили бы набрали лукошек пять десять, я бы опосля варенье сварил. Зимой баночку откроешь, такой по избе аромат пойдет – прямо снова лето началось.
– Земляника не один день плодоносит, так что ее наберем, – заверил его я. – Заодно привезу тебе утварь для варки, что ты просил.
– И сахару побольше, – сразу же добавил домовой. – А то наши запасы дно кажут, ага. Круп тоже прикупи, лучше всего смоленских. И соли. И…
– Вот какой же ты жадный! – потешно сморщил свою мордочку Родька. – Лишь бы тебе все под себя грести.
– Не под себя, а в дом, – с достоинством парировал его выпад Антип Петрович. – Мое дело, чтобы в нем все было, чтобы хозяин горюшка не знал.
– Причем за его счет, – съязвил мой слуга и тут же ойкнул, словив подзатыльник. – За что?
– За длинный язык и редкостную дурь, – пояснил я. – Еще раз такое брякнешь – оставлю тут со списком трав, которые надо сначала собрать, потом засушить, а после еще и расфасовать. Во о от такенным!
– Так его! – довольно ухнул домовой. – Поделом тебе, мохнатый!
– Ой, да и ладно, – насупился Родька, причем в его голосе я четко расслышал интонации Жанны. Собственно, и фраза была из ее лексикона.
Помахав на прощание домовому, сиротливо стоявшему на крылечке, я закинул обе лямки рюкзака на плечи и бодро потопал по улице, принципиально даже не глядя в сторону дома Дарьи Семеновны.
– Сосед, ты же вроде спать собирался залечь? – донесся до меня ее голос тогда, когда я его уже не рассчитывал услышать. – Или чего то не так поняла?
– Планы изменились, – не останавливаясь, ответил я ей. – Так бывает. Мы одно задумали, а судьба другое для нас приготовила. В город возвращаюсь, так что всего доброго. Может, через неделю увидимся, может, через месяц.
– Да постой ты, не беги, – попросила она. – Старая я уже, невместно мне за парнями молодыми гоняться. Твой один шаг как мои два.
– Ой, да ладно, – я выполнил ее просьбу и развернулся. – Ты, бабуля, если надо, любого догонишь и перегонишь.
Дара же, желая доказать мне, что на самом деле она дряхла до крайности, добиралась до меня пару минут, припадая при ходьбе на одну ногу, кряхтя и трубно сопя носом.
– Если честно – опаздываю, – показал я соседке экран смартфона. – До электрички всего ничего осталось, а мне еще надо с дядей Ермолаем попрощаться и до станции дойти, потому давай обойдемся без словесной пикировки.
– Есть у меня один рецепт, который твоему болезному поможет, – деловито заявила ведьма. – Очень старый, потому проверенный. Сам ты такое зелье не сваришь, это я тебе точно говорю, здесь даже мне придется очень крепко постараться. В иных случаях мало знать, какие травки да добавки в котел идут, там другое. Там право крови решает.
Не иначе как из книги Рогнеды этот рецепт, руку на отсечение даю.
– Хорошо, – одобрил я ее слова. – Твоя правда, старое, значит, качественное. Значит, я помогаю Николаю, ты мне зелье отдаешь. Верно условия нашей сделки назвал? Ничего не перепутал?
– Верно, верно, – покивала Дара. – Вот только хлопот у меня выйдет больше, чем у тебя, как и было говорено. Да и не все составляющие, что в рецепте указаны, у меня есть, кое что тебе самому раздобыть придется, а после мне сюда привезти.
– Ты не спеши, старая, не форсируй события, – шмыгнул носом я. – Сначала объясни, какая именно моему приятелю помощь нужна? Детали хотелось бы услышать.
– Сначала по рукам ударим, после все обскажу, – не без злорадности улыбнулась старуха.
– Пойду, пожалуй, – поправил лямки рюкзака я. – Бывай, Дарья Семеновна.
– Вот что ты такой взбалмошный, а? – уцепилась за мою футболку ведьма. – Чуть что – сразу гонор показываешь! Нет чтобы отнестись к бабушке с пониманием, с уважением сообразно ее возрасту. Мы, возрастные люди, все с причудами, в дневных ток шоу так и говорят.
– Я подобную мозгосушку не смотрю, на нее можешь не ссылаться. А что до тебя, кабы не знал, кто передо мной, так, может, и проявил бы сочувствие да почтение. Но в твоем случае это точно лишнее. Либо говори, что мне делать придется, либо я в лес пойду, а ты домой.
– Приятель твой должен добыть два предмета, которые принадлежат Марфе, – неохотно выдавила из себя слова ведьма. – Непростых предмета, заветных, которые еще старых богов помнят. Доставит он их мне до конца лета – молодец. Нет – значит не видать ему девки как своих ушей ни в этой жизни, ни в следующей. Может, вовсе ее убью, чтобы помнил пес цепной до конца дней о том, что со мной шутки плохи.
– А ведь ты мне не врала, Дара. – В кармане задергался телефон, я достал его и глянул на номер абонента. Опять из офиса Ильи Николаевича названивают. – В самом деле ты, уж извини за правду, головой ослабла. Отдельские тебя потом за это живьем в доме сожгут. И подружек твоих сердешных тоже в Навь отправят за компанию.
– Не сожгут, – хладнокровно возразила мне старуха. – Нет на то у них никакого права. Людка, телушка эдакая, наших кровей будет, не человек она, а ведьма, потому у их старшей, что ковеном управляет, над ней полная власть имеется. Желает – милует, желает – казнит.
– А старшая та твоя давняя подруга, это мне известно, – продолжил я, понимая, что бабка, по ходу, права. Если Николай ее спалит, то добра ему не ждать. Либо его ведьмы, пользуясь полным на то правом, со света сживут, либо, как бы это жутко ни звучало, свои за решетку законопатят. Или что у них там в таких случаях предусмотрено?
– Вижу, понял, что глупость сморозил, – хихикнула Дара. – Так что, возьмешься ему пособить?
– Нет, – покачал головой я. – Не возьмусь. Не тот расклад, в который стоит вписываться. Хрен с ним, с почечником, пускай помирает. Лучше он, чем я.
Я вовсе не набивал себе цену, а на самом деле думал именно так. Не знаю уж, что там за предметы Дара у Марфы собралась тиснуть, но точно не спицы и клубочек шерсти, из которых та себе носочки на зиму вяжет. Наверняка речь идет о каких то серьезных артефактах, особо ценящихся в ведьминских кругах, а то и обосновывающих право на руководство ковеном. И я точно не желаю иметь никакого отношения к их пропаже. Более того, постараюсь объяснить Кольке, что он, заключив такую сделку, по сути, подписал себе приговор, который будет приведен в исполнение в любом случае независимо от того, умыкнет он эти вещицы или нет.
Хотя… Это Нифонтов, он еще тот змей, не то что добрый и наивный я. Не исключено, что он располагает расширенной информацией по данному вопросу, потому и согласился влезть в эдакий блудняк.
Но это его дело. Я – пас. Ей ей, лучше всю охрану Носова Маре скормить и тем самым обезопасить себя от их мести после смерти патрона. Оно дешевле выйдет.
– Шутишь? – заулыбалась ведьма. – Да? Просто ты же вроде людишек, что своими друзьями числил, жалел всегда, за их глупости из своего кармана платить брался.
– Жалел, было такое, – не стал спорить я. – Вот только сейчас мне себя жальче, чем кого то другого. Я, бабка Дара, на тот свет не стремлюсь, мне и тут хорошо. Больно в тамошних туманах сыро да серо.
– Стало быть, ты в Нави побывал? – блеснула глазами старуха. – То то ее помянул только что. Силу набираешь, Ходящий, дорожку торишь, по которой, если что, уйти за окоем можно. Умно, умно. А что до предложения моего, так ты все же подумай, не отказывайся сразу. Да и поторговаться всегда можно. Сделка без торга не сделка. Верно?
Она приложила руку к уху, как бы говоря «созвонимся», подмигнула да и пошла к своему дому, причем бодрой походкой, без шарканья ногами и держания за поясницу.
И ведь ни слова не сказала о том, что, мол, молчи об услышанном, никому не рассказывай, что я собираюсь закадычную неприятельницу чужими руками обнести. Знает, зараза, что я и так этого делать не стану.
– Ведьма, – тихо произнес я и сплюнул себе под ноги.
– Она и есть, – подтвердила Дарья Семеновна, слух которой, похоже, был получше, чем даже у меня.
В этот момент снова запиликал уже опостылевшую мне мелодию телефон, я глянул на экран и, не особо скрывая недовольства, рявкнул в трубку:
– Да, Ольга. Что еще?
– Александр Дмитриевич, я очень извиняюсь, но дело в том… – немного неуверенно попыталась завести разговор девушка референт, как видно немного ошарашенная моей экспрессией.
– Прошу прощения за повышенный тон, – сказал я. – Вы тут, собственно, ни при чем, вам сказали – вы звоните. Причем даже не сам Носов наверняка распорядился, а какой нибудь его заместитель. Только результат, при всей моей симпатии к вам, будет тот же самый, что и полчаса назад.
– Просто… – снова заикнулась было девушка, но и в этот раз я ее не дослушал.
– Давайте я вам кое что поясню. Ольга, милая, поверьте, это не хамство с моей стороны, не тщеславие и даже не завышенное сверх меры ЧСВ. Нет нет нет. Простите за банальность, но в этом мире люди делятся на тех, кому что то надо от тебя, и тех, от кого чего то тебе самому требуется. Мне от вашего шефа вообще ничего не нужно, потому у него нет никаких оснований назначать место и время встречи. Я не его сотрудник.
– Да дадите вы мне сказать или нет? – неожиданно громко произнесла девушка. – Я поняла вашу позицию с первого раза, донесла ее до своего руководства. Мой начальник передал ваши слова Илье Николаевичу, тот, насколько я поняла, также принял их к сведению и сообщил, что по возвращении в Москву он сразу же вас наберет. Сейчас, увы, в этом нет смысла.
– А он где? – уточнил я.
– Не могу вам ответить на подобный вопрос, это конфиденциальная информация.
– Ой, да ладно! Если порыться в Сети, то там наверняка уже указано, куда ваш шеф намылился. Ну а если вас смущает тот аспект, что после безопасники вам а та та за болтливость сделают, то я принимаю этот ваш грех на себя. И если что, перед Александром сам за него ответ держать стану.
– И все таки нет, – в голосе девушки появились веселые нотки. – Но он в пределах нашей страны.
Однако резво старичок за дела принялся. Такими темпами он и впрямь себя живенько в гроб загонит. Мандрагыр – средство хорошее, но и у его силы пределы есть.
– Ольга, а вы замужем? – поинтересовался я у сотрудницы Носова. Не знаю отчего, но мне понравился ее голос, было в нем что то такое, что меня притягивало. Может, оттого, что он был неподдельно живой? Или потому, что непосредственно этой девушке от меня вообще ничего не нужно было? Служебное, понятное дело, не в счет.
– Нет, – ответила она. – Александр Дмитриевич, я рада, что смогла передать вам…
– Простите за еще одну банальность, но что вы вечером делаете? – в который раз перебил я собеседницу. – Может, сходим куда то? Ну, если вы сочтете подобное возможным. На всякий случай – я не стар, не слишком глуп, не слишком нагл и, если верить моим знакомым женского пола, не совсем уж урод как внешне, так и морально.
Скрипнула молния рюкзака, и в затылок мне принялся дышать любопытный Родька. Видать, не все ему там, внутри, слышно было.
– Всякое за время работы случалось, но вот вы меня удивили, – выдержав паузу, призналась Ольга. – И сильно. Всего доброго.
– Буду ждать звонка, – ответил я, и на том наша беседа закончилась.
– А ежели она кривая да косая? И черти у нее на личике горох молотили? – поинтересовался у меня слуга. – Ты ж ее в глаза не видел, а уже собрался куда то вести, может, даже кормить за свой счет! Эх, хозяин, ничего то ты в жизни не понимаешь!
Ну, насчет кривая да косая – это вряд ли, никто референта, или кем там Ольга является, с такой внешностью в офисе держать не станет, как бы это дискриминационно ни звучало, но вообще странно. С чего это меня так растопырило? Только потому, что она не похожа на всех остальных женщин, что вокруг меня который год крутятся? Тем, что она обычная?
Странно. Нет, правда странно. Неужто до такой степени меня все достало?
– Отбываешь уже? – раздался из за кустов козьей ивы голос дяди Ермолая, а следом за тем он и сам предстал передо мной. – Вроде не собирался?
– Ну, вот так, – развел я руки в стороны, чуть при этом не скинув со спины Родьку, который немедленно возмущенно заверещал. – Бывает.
– Жизнь, – понимающе кивнул леший. – Это понятно. Но ты же ненадолго, верно? Имей в виду, нонешний год земляники немного будет, больно весна выдалась холодная, потому сойдет она быстро.
– Да мне Антип по этому поводу уже мозг поклевал, – вздохнул я. – Варенье ему, видишь ли, варить приспичило.
– Дело хорошее, – лесовик недовольно глянул на мой вновь зазвонивший телефон. – А вот эту штуку убери. Не нравится она мне. В нее, видишь ты, карту вставили, да такую, что та меня перемочь в силах. Экая напасть!
Это он, должно быть, навигатор имеет в виду.
– Нет, я все одно тех молодцев, что тебя искали, закрутил по дорогам да обратно к шоссейке развернул. Но все одно не по нраву мне ваш прогресс! Нет в нем ничего хорошего!
– Каких молодцев? – насторожился я.
– А я тебе рассказать про то и забыл! – смутился вдруг дядя Ермолай. – Совсем старый стал, память что сито. Давеча они заявились. На повозке, вестимо, нынче на своих двоих только ты по моему лесу один и ходишь, остальным, как видно, такое невместно. В колдобине, той, что на повороте, где тритоны обитают, чуть автомобилю свою не разворотили, вылезли, дно смотрели, тебя материли всяко. Мол, забрался этот Смолин в дебри такие, что ни сказать, ни представить. Ну, я понял, что они по твою душу заявились, да и начал их по дорогам крутить. Подумал, что вряд ли твои друзья стали бы о тебе эдак говорить. А если они не друзья, то на кой с ними встречаться? Если бы не эта их штука с картой, то, может, вообще до болота бы довел да там кикиморе сдал с рук на руки. Уж она бы и их, и машину искупала в своей луже от души, не сумлевайся! А так нет, они повертелись полчаса, покрутились, а опосля к шоссейке выбрались. Постояли там у повозки, покурили, после ругаться начали, что, мол, дело то не сделано, как уезжать? Но потом договорились на том, что… Как же один сказал… А! Что программа глючит. Не знаю, что уж они в виду имели, но на том все и закончилось. Убрались они восвояси.
– О как. А что за ребята? Не те, что ко мне в гости недавно приезжали, нет?
– Ну ты совсем то уж меня не позорь! – обиделся леший. – Тех я помню, они судные дьяки. Я бы и дороги им путать не стал, потому как они люди служивые. Не положено нам им препятствовать до той поры, пока они бесчинства какие учинять не станут. Нет, этих раньше не видал.
«Программа глючит». А я все гадал, после того как в первый раз с Ольгой поговорил, чего это меня найти не могли? Хоть телефон и выключен был, но все равно есть такие программы, по которым его отыскать на карте можно. И вот отыскали. Другое дело, что найти человека и добраться до него в моем случае это совсем разные вещи, но тем не менее.
Интересно, от кого были гонцы? От Носова или от Ряжских? Склоняюсь к первому варианту. И если я прав, надо будет Илье Николаевичу дать понять, что настойчивость не всегда и не со всеми хороша. Нет, он ни разу не оригинален, Ольга Михайловна в свое время общение со мной такими же способами начинала строить, да и Яна Феликсовна что то подобное устраивала. Правда, в последнем случае навязчивость побюджетнее выглядела, там финансовые возможности не те, плюс давала о себе знать хваленая немецкая бережливость.
Ничего, я к ним Жанну на пару ночей отправлю, пусть нервы моему новому нанимателю попортит как следует. Без фанатизма, разумеется, но от души.
– Никак зря я так с ними? – уточнил лесовик.
– Не не не, – замахал руками я. – Я точно этих ребят в гости не звал, а значит, нечего им в Лозовке делать. Так что спасибо огромное.
– Ну и ладно, – дядя Ермолай щелкнул пальцами, и передо мной появилась неширокая тропинка. – Давай, ведьмак, топай на станцию. Скоро по чугунке поезд пойдет, знаю, что ты на него спешишь.
– Спасибо, – поклонился ему я. – Может, из города вам привезти чего? Ну, кроме хлеба, конфет да сахара? Может, куртку новую? Ваша то скоро развалится совсем.
– Ты это брось! – погрозил мне пальцем лесовик. – Не по Покону. Что лес даст, то и стану носить. Да и ты, знаешь ли, не лешачиха, чтобы о моих обновках печься.
Принципы. Уважаю. И да, я не лешачиха.
– А Антипу твоему я земляники отнесу, – моментально сменил гнев на милость Лесной Хозяин. – Пущай варит свое варенье.
После этого разговора на душе стало тепло и светло. Все же вот какие у меня соседи по лесу да реке – заботятся обо мне, в обиду не дают. Ну а что время от времени чудачат – так что же? Это ничего. Это не страшно.
И благость эта держалась до той поры, пока снова не проснулся телефон, а случилось это уже в электричке, на которую я еле еле успел, чуть ли не на ходу в нее запрыгнул. На этот раз меня хотел услышать Нифонтов. Видать, почуял, что о нем разговор совсем недавно шел. Может, икалось ему или уши горели.
– Саш, вообще то, отключать аппарат на такой срок – это моветон, – сообщил мне оперативник. – Ну, или как минимум несерьезно.
– Если что то серьезное случилось, то ты знаешь, где меня найти. Вечером по пустым дорогам от Москвы два часа езды. И это даже с учетом перекуса где нибудь на трассе.
– Сено к лошади не ходит, знаешь ли, – возмутился оперативник. – Это не нам нужны мстительные призраки из списка, а тебе! Что это получается? Сначала мы их ищем, потом тебя, потом еще кого то… Не знаю кого!
– Ой ли? Прямо так и не нужны? Да и слово «ищем», знаешь ли, немного необъективно. Крепко подозреваю, что просто один из них либо сейчас объявился, либо раньше напортачил, вы и подхватились.
– Не выспался, что ли? – немного обескураженно поинтересовался Нифонтов. – Очень уж ты сегодня резкий. Прям как понос!
– Есть такое, занесло маленько, – согласился с ним я. – Но скажи, угадал же? Угадал, да?
– И да, и нет. Связали кое какие события с одной персоналией из списка – есть такое. Но почему? Потому что искали.
– Тебя не переспоришь, – признал я. – Ладно, кого вы там нарыли?
– Некто Антон Осьмянин, – ответил Николай. – Вернее, он сам себя называл Антуан, что наводит на определенные мысли. Помнишь такого?
– Помню, – на автомате кивнул я, хоть Нифонтов и не мог меня видеть. – Журналист, блогер, хроникер, звезда желтой прессы. Умер при странных обстоятельствах, которые в конце концов, и подозреваю, по всеобщему согласию, были квалифицированы как несчастный случай. Он, похоже, под конец жизни счел себя бессмертным, полез туда, куда не следует, и нарвался. Но это только мои предположения.
– Скорее всего, не слишком далекие от истины, но про это при личной встрече поговорим. Ты вообще сейчас где?
– В электричке, которая везет меня в Москву. То есть туда, куда я не хочу.
– Понимаю, сейчас на природе куда лучше. Но ты же в курсе, Саша, что работа сама себя не сделает?
– Я безработный. Не поверишь, даже не в курсе, где моя трудовая книжка валяется. Как отдавали – помню. Куда ее потом засунул – нет.
– Вот на все у тебя отговорки есть. Ладно, сегодня у меня со временем швах, а вот завтра нам бы хорошо повстречаться и кое куда прокатиться. Не скажу, что покойный Антуан прямо вот уж сильно проказничает, на фоне наших предыдущих клиентов он скорее паинькой выглядит, но все же не дело, что по городу шатается призрак сомнительной ориентации и такой же добродетели.
– Прозвучало убедительно, – отметил я. – Лады. Ты тогда позвони, скажи, где и во сколько встречаемся. И еще, надо до выходных управиться, потому что крайний срок в субботу утром я на родительскую дачу уеду.
Следующая страницаВернуться к описанию