В Петровском переулке было тихо и немноголюдно – как будто в уездном городе, а не в самом центре Москвы, дышащей асфальтовым жаром, пылающей отражённым солнцем в окнах, ревущей раскалёнными добела, как в доменной печи, автомобилями. Здесь было даже как будто немного прохладнее, или так казалось, потому что Маруся с Гришей шли по теневой стороне.
– Смотри, вон дом девять.
– Нам же нужно какое то там строение!
Строение пять никак не находилось, а спросить было не у кого – все подъезды солидных особняков заперты, казалось, навечно, закрыты чугунные ворота, за которыми виднелись крохотные, ухоженные московские дворики с цветами и липами.
– Наверное, здесь хорошо жить, – сказала Маруся, разглядывая дворик сквозь чугунные завитушки. – Уютно.
– Это точно, – хмыкнул Гриша. – Москва – город контрастов.
– При чём здесь контрасты?!
– Да вроде город один и тот же. Где мы с тобой живём, и вот… этот. – Он что то изучал в телефоне и подбородком показал на ворота. – А какая разница, замечаешь?.. Так, нам нужен следующий дом. За ним, по идее, и есть строение пять, про крайней мере, Яндекс это утверждает.
Каменная арка была перекрыта шлагбаумом. Гриша шлагбаум ловко перепрыгнул, а Маруся подлезла под него, очень неловко. В квадратном дворе дремало несколько машин, не слишком много, под каштанами была оборудована детская площадка с песочницей, там ковырялся карапуз в панаме и стояли лавочки, обыкновенные московские лавочки с изогнутыми спинками. Скамейки привели Марусю в восторг и умиление.
– Гриш, смотри, какая красота!
– Где?.. А, да, красота. Нам, видимо, тот подъезд нужен, вон вывески какие то.
Организация под звучным названием НТО «Прогрессив лайф» располагалась на третьем этаже. В подъезде было солнечно и просторно – широкие лестницы, высокие потолки, каждый шаг отдавался от стен и пропадал где то в вышине.
– Люблю старые дома, – сказала Маруся и незаметно промокнула лоб бумажным платочком. Лестничные марши были крутые, а в подъезде жарко. – И лифты с клетками! Как в кино!..
– Интересно, кто за всю эту старину платит, – пробормотал Гриша. – Сколько здесь может стоить аренда? Миллион? Или два?.. Откуда деньги, хотелось бы мне знать…
– Сейчас всё узнаем, – пообещала Маруся.
Мелодичные и какие то очень солидные переливы домофона раздались за толстыми стенами, когда Маруся нажала кнопку, и через некоторое время в дверном проёме возник Игнат Васильченко.
– Я так и знал, что вы журналисты, – хмуро сказал он, не здороваясь. – У меня на вашего брата нюх.
Маруся дёрнула за футболку Гришу, явно намеревавшегося возразить.
– Мы хотели поговорить с вами про… Юрия Фёдоровича и его открытие, – начала она и понизила голос, – в свете последних событий.
– Вот именно, – зловеще сопнув носом, кивнул Игнат. – Эти события вполне могут стать последними для человечества. А его никто не слушал!.. Ну, кроме Воскресенского, конечно! Он то всё сразу понял!..
– Вот вот, и про академика Воскресенского тоже!
По всей видимости, помещение НТО «Прогрессив лайф» было когда то просторной квартирой. Из полутёмного коридора несколько двустворчатых дверей вели в комнаты, но Игнат пригласил их на бывшую кухню. Здесь стоял большой, как для переговоров, стол, стены были увешаны плакатами с изображением летающих тарелок и странных угловатых существ с печальными глазами. У некоторых глаз было больше, чем положено, три или четыре, а у других, наоборот, по одному.
– Меня зовут Марина, – заторопилась Маруся, чтобы опередить Гришу, который, судя по выражению лица, собирался выразить своё отношение к плакатам. – И наша газета…
– «Супер Стар»? Вы же вроде про знаменитостей пишете! Сколько мы вам пресс релизов посылали – никакого ответа, никогда!
– Да, – проблеяла Маруся, – но сейчас мы решили, то есть наше руководство решило, что пора дать большой и серьёзный материал о… Вселенной, и вообще…
– О законах природы, – пришёл на помощь Гриша. – Это сейчас модно – казаться умнее, чем есть на самом деле.
Игнат посмотрел на него с сомнением.
– А ваша организация только здесь располагается или есть… филиалы? – спросил Гриша.
– Да нет, здесь просто офис! А так мы работаем по всей России. На Алтае – там очень хорошие условия, активное гиперполе и есть опытные контактёры. Потом на Урале, в Екатеринбурге, – там тоже наших много. В Краснодарском крае, на Кавказе…
– Какая у вас могучая организация, – восхитился Гриша. – И что же? Вы многих знаете лично?
– Кого? – не понял Игнат.
– Инопланетян.
Игнат помолчал.
– А вы как все, да? Верите только в двигатель внутреннего сгорания и в капитализм? – спросил контактёр.
– В двигатель больше, – ответил Гриша быстро. – В капитализм меньше, ибо не понимаю, как он устроен. А как устроен двигатель – понимаю.
– Тогда зачем вам я? Идите к Воскресенскому, он тоже ни во что не верит!..
– Нет нет, нам именно с вами нужно поговорить! – встряла Маруся, делая Грише знаки. – Просто не каждый день узнаёшь о том, что конец мира близок, вот мы и растерялись немного…
Молниеносным движением она выхватила из сумки записную книжку. Там было записано её новое расписание на сентябрь, очень неудобное, каждый день по пять пар, да ещё с какими то дурацкими «окнами», и ещё много всего, например, что нужно отнести в химчистку пальто. Она открыла чистую страницу и приготовилась записывать.
– Юрий Фёдорович…
Игнат перебил:
– Юрий Фёдорович Басалаев был самый обыкновенный гений. Мы все ещё будем говорить, что жили в эпоху Басалаева! Он Леонардо наших дней! Его гений был совершенно универсален, он видел насквозь не только людей, но и целые миры. Он открыл закон возвращения.
– Какой закон? – уточнил Гриша. Маруся записывала.
– Космического возвращения! Он всё предвидел, всё!.. То, что должно произойти с нашим миром в самое ближайшее время, уже происходило когда то! Гигантский материк Гондвана раскололся на несколько континентов, потом ледниковый период, да что говорить – Тунгусский метеорит, вот вам ближайший пример!.. Мы погибнем, но нам на смену придёт другая цивилизация, более могущественная и просвещённая.
– Подождите, после Тунгусского метеорита цивилизация не погибла, насколько мне известно…
– Вот именно! – язвительно сказал Игнат. – Насколько вам известно! А что вам известно?.. Вам известно только то, что в определённый день и год в районе Подкаменной Тунгуски произошло нечто совершенно необъяснимое. Заметьте, до сих пор нет никаких версий – ну хоть сколько нибудь правдоподобных. Всё только какие то урывки, обрывки!.. А теория возвращения Басалаева всё объясняет!
Маруся строчила в блокноте.
– Согласно его теории произошёл контакт! Этот контакт истребил всё живое на Земле, а нам была предоставлена некая версия событий, в которую мы поверили! Только и всего.
– Нам – это кому? – осторожно уточнил Гриша.
– Человечеству.
– Оно же погибло, – возразил Гриша растерянно. – Согласно теории Басалаева. В момент, когда произошёл контакт!..
– Не ет, – протянул Игнат убеждённо, – до Тунгусского метеорита и не было никакого человечества, понимаете?! Была другая цивилизации, она строила египетские пирамиды, создавала лабиринты, возводила гигантские статуи на мексиканских плато. А потом они погибли, и им на смену пришли мы, другие разумные. Специально для нас была придумала история человечества в том виде, в каком мы сейчас её знаем. Вот вся эта чепуха – про Древний Китай, про царя Хамурапи, про славян, про Киевскую Русь, про татарское иго!.. Ничего этого не было в действительности, понимаете? Потому что двести лет назад никакого человечества не было!
– Ага, – сказал Гриша и посмотрел на Марусю, а она посмотрела на него, и оба уставились на Игната.
– Понятно, – фыркнул тот. – Не верите. Ну, это дело ваше.
– Нет нет, – заспешила Маруся, – нам просто трудно осознать, но мы стараемся.
– Вы погибнете, – равнодушно сообщил Игнат. – Вместе с вашим так называемым человечеством, и в самое ближайшее время. А там – хотите верьте, хотите нет. По большому счёту, какая разница!..
– А отчего умер Юрий Фёдорович? – спросила Маруся. – Это известно?
Игнат уставился в пол.
– Как я ненавижу вашего брата, – пробормотал он неприязненно, – вашего брата журналиста!.. Вам же ни до чего дела нет, вам бы только остренькое что нибудь, жёлтенькое, да? Я вам про вселенские законы, а вам же это ничего не интересно! Ну, умер человек! Нервы у него не выдержали! Воскресенский присвоил его открытие, и Басалаев умер! И что? Ничего вы для своей газетёнки из этого не выжмете, ничего!
– О каком открытии идёт речь? – ласково спросил Гриша и под столом цапнул Марусю за коленку, чтобы молчала и собеседника не раздражала. – Вот этого я не понимаю.
– Да вы ничего не понимаете! – повысил голос Игнат. – Юрий Фёдорович открыл скопление неопознанных летающих объектов на близком расстоянии от Земли! Он их увидел в объективе своего радиотелескопа!.. И мне показал, я своими глазами видел! А Воскресенский воспользовался его доверчивостью. Юрий Фёдорович – доверчивый человек, как все гении!.. Ему и в голову не приходило, что его можно… беспардонно обворовать!
Маруся открыла рот, но Гриша опять схватил её за коленку, и рот она закрыла.
– Он имел глупость рассказать всё Воскресенскому, и вот!.. Теперь академик по всем каналам раздаёт интервью, а Юрий Фёдорович… умер.
– То есть они были знакомы? – уточнил Гриша осторожно. – Басалаев и Воскресенский?..
Игнат махнул рукой куда то в сторону:
– Знакомы! Они враги давно, много лет!.. А раньше дружили, вон я даже фотографию не убрал! Давно хотел и всё время забываю…
Гриша с Марусей повернулись и посмотрели. На длинном стеллаже и вправду были наставлены какие то фотографии. Гриша поднялся и взял одну из них.
– Зачем вы трогаете?!
Игнат подскочил и почти вырвал у Гриши из рук снимок в рамке. Выдвинул ящик, бросил в него фото и быстро задвинул, как будто спрятал. Гриша проводил его глазами.
– Я не очень поняла, – начала Маруся. – Вы меня извините, Игнат, но я правда не понимаю! Академик Воскресенский сказал, что это он открыл скопление объектов вблизи Земли, а не Юрий Фёдорович?.. Зачем ему это нужно?.. И откуда он узнал?..
– Да он был здесь! – почти закричал Игнат. – Этот ваш академик!.. Он приходил! Дня за два до смерти Юрия Фёдоровича! Я не знаю, о чём они разговаривали, но Басалаев после его ухода… в общем, он… Он сказал, что Воскресенский его чуть не убил!
– В каком смысле? – осторожно уточнил Гриша.
Игнат схватился за голову.
– В прямом!.. Здесь никого не бывает, народ собирается только после контактов и когда поле спокойно!.. Бумажная работа вся на мне, а Юрий Фёдорович приходил постоянно, потому что ему здесь лучше думается! Думалось то есть! И этот ваш академик его избил! Он его ногами бил! Басалаева!.. А Юрий Фёдорович… он святой, понимаете вы или нет?! Он даже защититься не мог! Я пришёл, а он весь в крови! Этот урод ему нос разбил!
Маруся в волнении приподнялась со стула, а Гриша – видимо, тоже от волнения – подался назад так, что зацепил стеллаж. Тот дрогнул и сдвинулся, ящики повыезжали.
– А в воскресенье этот проклятый фильм!.. И всё стало ясно, всё!.. Воскресенский был здесь, узнал об открытии и… убил его! Может, не в прямом смысле, но Юрий Фёдорович умер из за него!..
– То есть здесь была драка? – недоверчиво переспросила Маруся. – Академик Воскресенский побил Басалаева?..
– Да! – закричал Игнат. – И присвоил его открытие!.. Юрий Фёдорович посмотрел фильм и всё понял! Он понял, что Воскресенский украл его наблюдения! И тут же умер. От горя.
– А какая теперь разница, чьё именно открытие, если человечество вот вот погибнет? – вдруг совершенно спокойно спросил Гриша.
Игнат перестал раскачиваться на стуле и посмотрел на него.
– Да вам то никакой, – сказал он язвительно, – а мне важно, чтобы люди знали, кто первый предупредил их об опасности! А первым был Юрий Фёдорович!..
Некоторое время они с Гришей смотрели друг на друга, как будто оценивали. Потом Гриша поправил на носу очки и попросил пресс релиз.
– Наверняка он у вас есть, – сказал Гриша. – Вы же говорили, что посылали!.. В журнал… в наш журнал тоже посылали, так ведь?
Игнат вынул из стопки несколько скреплённых листочков.
– И уходите, – он сунул их Грише, почти кинул. – Я не могу больше с вами разговаривать. У меня дел много. Особенно теперь, когда Юрия Фёдоровича нет.
– Мы вам ещё позвоним, – пропищала Маруся, стараясь казаться милой и не слишком таращить на Игната глаза. – Если придётся что нибудь уточнить…
Игнат махнул на неё рукой.
– Да уж, – сказал Гриша, когда они выскочили на улицу. В подъезде он не проронил ни слова. – Пойдём, пять минут посидим.
Они перелезли через низенький крашеный заборчик – Гриша поддерживал Марусю под руку – и уселись на лавочку под старой липой. Маруся обнаружила, что до сих пор держит в руке записную книжку, и сунула её в сумку.
Они сидели и молчали, а липа лениво шевелила листьями у них над головой. Было жарко и пахло пылью.
Маруся изнывала, ей очень хотелось поговорить, но Гриша смотрел в сторону. Белая футболка топорщилась на его груди, и Маруся подумала – как странно она топорщится.
– Ну так, – сказал Гриша в конце концов и вытащил из под футболки фотографию в рамке. Маруся вытаращила глаза. – Вечер перестаёт быть томным.
– Гриш, – пролепетала Маруся, – ты что?..
– Я украл фотографию, – объяснил он спокойно. – А что такое?
– Зачем?!
– Затем, что я ничего не понял! А ты что нибудь поняла?..
Маруся переводила взгляд с него на фото и обратно.
– Что ты поняла, излагай, – велел он. – Что здесь происходит? С твоей точки зрения?
Выражение «с твоей точки зрения» не сулило ничего хорошего, Маруся это давно знала.
…С твоей точки зрения, это правильный ход? И раз два три, шах и мат, ферзь под ударом, король блокирован, партия оказывалась безнадёжной.
…Эту музыку написал Луи Армстронг, с твоей точки зрения?.. И готово дело, три дня они слушают только джаз, и Гриша нудно объясняет, чем один стиль отличается от другого и почему Луи решительно не мог написать ничего подобного!..
– Ну, смотри, – начала Маруся, стараясь говорить объективно и убедительно. – Юрий Фёдорович Басалаев…
– Уфолог, – быстро вставил Гриша.
– Уфолог Басалаев сделал некое открытие. Он увидел…
– В радиотелескоп, – опять встрял Гриша.
– Он увидел в радиотелескоп скопление каких то неизвестных ранее небесных тел и решил, что они угрожают Земле. Воскресенский узнал об этом и присвоил наблюдения Басалаева, выдал их за свои. Конечно, вряд ли академик его побил, – добавила Маруся, подумав немного, – но зачем то он сюда приезжал, и, видимо, с Басалаевым они поссорились.
– Кто такой Игнат? – перебил её Гриша.
– Как кто?! Он… помощник Басалаева или сотрудник, в общем, тоже уфолог.
– И он своими глазами наблюдал скопление небесных тел в объективе радиотелескопа?
– Ну да, – подтвердила Маруся. – А что такое?
– Да ничего, – сказал Гриша и стал рассматривать фотографию. – Просто у радиотелескопов не бывает объективов. И человек, который хоть раз в жизни их видел, не может этого не знать.
Маруся уставилась на Гришу.
– Какая то странная история, – произнёс он наконец. – Ну, очень странная!.. Я даже не знаю, что нам теперь делать.
– А что мы должны делать?
– Я не знаю, – повторил Гриша с силой. Очки его блеснули на солнце. – Ахинею про скопление небесных тел и Апокалипсис мы оставим на потом, хотя… Хотя я думаю, что Апокалипсис тоже имеет какое то значение, только пока непонятно какое.
– Ты считаешь, что скопления нет?.. – с облегчением спросила Маруся.
Она не хотела верить в скорый конец света и никогда не призналась бы Грише, что всё же немного, самую малость – вот чуточку! – верит, и от этого ей боязно, неуютно и холодно в позвоночнике. Вот сейчас, например, она посмотрела на вечернее небо в прорези веток старой липы и подумала: не хочу, чтобы мы погибли, не хочу, чтобы погибла старая липа!..
– Я не знаю, что именно там есть, а чего нет, я не астроном, – возразил Гриша с досадой. Он не любил, когда Маруся говорила глупости. – Да это вопрос пятнадцатый!.. Первые четырнадцать вопросов: что это за организация? Кто такие Басалаев и Игнат… как его фамилия?
– Васильченко, – подсказала Маруся.
– Кто снимает этот офис и зачем? Откуда у них могут быть деньги на радиотелескопы и офисы на Петровке? Или у них нет и не было никаких телескопов, именно поэтому Игнат и не знает, как они выглядят! С какой стороны тут академик Воскресенский? Зачем он расквасил нос уфологу? С чего они оба, Игнат и Басалаев, взяли, что Воскресенский присвоил какое то там открытие?!
– Гриш, мы же были на фильме в планетарии! Юрий Фёдорович кричал, что фотографии, которые в фильме показали, украдены у него!.. Что он сам их сделал, лично он и больше никто!
– Тогда, выходит, фильм сделал академик Воскресенский, что ли?! Лично сам и больше никто? – спросил Гриша грубо. – С твоей точки зрения, это возможно?! То есть несколько дней назад академик приехал сюда, поднялся на третий этаж, навалял уфологу, утащил фотографии, смонтировал фильм, пристроил его в планетарий, пригласил Басалаева на просмотр, и тот с горя помер в коридоре возле туалета, так?..
Маруся смотрела на него с изумлением. Гриша раздул ноздри и фыркнул.
Она никогда его таким не видела.
– И фотография эта! – продолжал он. – Сколько лет назад она может быть сделана? Двадцать? Сорок?..
Маруся взяла у него из рук снимок.
На нём стояли двое молодых людей, странно похожих, но в то же время разных. Фотография была старая, выцветшая сверху и снизу, где все краски сливались в неясные жёлто зелёные полосы. Один одет в зелёную куртку с буквами на кармане – Маруся поднесла снимок к глазам – «ССО», а второй – в клетчатую рубашку. На первый взгляд трудно определить, кто из них уфолог Басалаев, а кто академик Воскресенский.
– Что такое «ССО»? – спросила Маруся, рассматривая фото.
– Студенческий строительный отряд, – буркнул Гриша. – Я знаю, мне отец рассказывал. Тогда студенты на каникулах ездили по всяким стройкам, деньги зарабатывали.
Маруся подумала и стала осторожно отгибать латунные язычки на рамке.
– Что ты делаешь?
– Я хочу её вынуть, – сказала она сосредоточенно.
– Зачем?..
– Затем, что она старая! – объяснила Маруся.
– Старая, и что?
– На таких снимках иногда бывают подписи! У тёти Лиды полно фотографий с подписями!.. – Она отогнула последний язычок и осторожно вынула коричневую картонку. – Например, «Лидочке от М. в последний день каникул, 1975 год».
Гриша заинтересовался и подсунулся поближе. Теперь Маруся чувствовала, как от него пахнет – чистым телом и чуть чуть шампунем, что ли. Приятно.
Фотография вывалилась ей на колени, она перевернула её, и они оба увидели надпись, сделанную фиолетовыми чернилами.
– «Малаховка, Большая Коммунистическая, день рождения учителя». – Гриша взглянул на неё. – Получается, это школьная фотография?..
– Да не ет, они тут взрослые уже.
– Значит, был какой то учитель, и они приезжали к нему в Малаховку на день рождения. Тогда получается, что они вместе учились.
– В школе?
Гриша взял снимок и поизучал его, даже понюхал.
– Слушай, Марусь, я покопаюсь в Интернете. Биография Воскресенского наверняка есть в Википедии, а про Басалаева, скорее всего, всё можно прочитать на их сайте. Адрес сайта есть на визитке. Я покопаюсь, и мы поймём, вместе они учились или нет!..
– Пошли! – Маруся поднялась с лавочки и за рюкзак потянула Гришу. – Поехали к нам, я тебя ужином накормлю, и мы покопаемся вдвоём!
Гриша моментально согласился и ехать, и ужинать. Он всегда соглашался на всё, что предлагала Маруся!
– Осторожно, двери закрываются, следующая станция Томилино, – выговорил голос в динамике, электричка качнулась и пошла, набирая скорость. В это время дня народу в ней было немного, и Грише удалось сразу пристроить Марусю к окошку. Пока поезд шёл по Москве, сам Гриша стоял, потому что сесть было негде, а за городом стало посвободней. Он плюхнулся напротив Маруси, открыл рюкзак и стал копаться, по очереди вынимая и засовывая обратно какие то вещи – отвратительная привычка!
– Что ты ищешь?
– Проверяю, где ключи от дома. Вроде я их выкладывал. Или нет…
– Они у тебя всегда во внутреннем кармане.
– А! Точно!
Гриша нащупал в рюкзаке ключи, успокоился и молнию закрыл.
Маруся смотрела в окно.
– Я, когда была маленькой, очень любила по этой дороге ездить осенью, – заговорила она. – Уже когда лето кончилось и с дачи в Москву все переехали!.. А мы иногда ездили даже в октябре. Тут всё не так было. Никаких домов огромных, базаров, строительных рынков, ничего. Здесь были тихие дачные станции – Ильинка, Отдых, Кратово. Узенькие платформы, а кругом дачи, сады, яблони. И собаки лаяли. Идёшь со станции к дому, холодно, а папа говорит: сейчас дойдём, печку затопим, картошки наварим! И у нас с собой всегда что то вкусное было – ветчина в банке или паштет, хлеб свежий.
– А я на электричке ни разу не ездил. Мы всё время на дедушкиной «Волге», – сказал Гриша. – Помнишь ту «Волгу»?
– Конечно!
– А помнишь, как мы её завели и я хотел из ворот выехать? Так шикарно! Это я на тебя хотел впечатление произвести. Мне казалось, я всё умею, что там выезжать то!.. И въехал левым бортом в забор! Зеркало разбил, придурок!..
– А главное, нам почему то даже не попало! – подхватила Маруся. Очень весело было вспоминать! – Они нас из машины вытащили и нотацию прочитали, что нельзя трогать чужие вещи, тем более машину, это опасно! А дома мне от папы так влетело, ужас! Он со мной потом три дня не разговаривал. А твои как будто и не заметили ничего.
– Они такие, – сказал Гриша с удовольствием. – Им самое главное, чтобы ребёнок был жив здоров, в безопасности и сыт! А зеркало дед потом новое привёз, и мы его вместе прикручивали.
– Молодой человек, примите ваши баулы, – раздался сверху недовольный голос. – Разложился, как у себя дома!..
Гриша стянул с сиденья рюкзак, и на освободившееся место плюхнулась чья то обширная задница. Мест в электричке было полно, но заднице, по всей видимости, хотелось сидеть исключительно на месте Гришиного рюкзака.
– Ты в отпуск в субботу, да? – спросил он.
– Ага.
– Я тебя провожу, – решительно заявил Гриша. – Что ты одна потащишься!
– Спасибо, – прочувствованно сказала Маруся.
С тех пор как Гришины родные продали свой домик, который был по соседству с Марусиным, он старался в посёлке не бывать, и Маруся его понимала.
Жаль, когда в доме детства живут чужие люди. Жалко, что вместо песочницы, где они копались с Марусей – у Гриши было синее жестяное ведро с ромашкой, а у неё красное с солнышком и по совку на брата, – образовалась клумба. Жалко, что бабушкину беседку, в которой столько было выпито чаю с песочным печеньем, столько сыграно партий в лото, столько крыжовника и вишни перебрано на варенье, снесли, залили всё бетоном и ставят там машины.
Очень жаль, и это объясняется взрослыми словами, время идёт, всё меняется, назад не вернёшь.
Не вернёшь, конечно. Да и нынешняя, сегодняшняя жизнь вовсе не хуже прежней, но по той, старой, ушедшей, Гриша всё равно скучал, и Маруся об этом знала.
– Ты можешь у нас переночевать, чтобы в субботу обратно не тащиться! Я тёте Лиде позвоню, она на втором этаже тебе постелет. А в воскресенье утром на речку сходим. Наверное, купаться можно, жара такая стоит!
Речка Северка была быстрой и очень холодной, купались в ней только во время «большой жары», да и то недолго, хотя поселковые ребятишки лезли в воду при любой погоде, и маленькие Гриша с Марусей тоже лезли когда то – сейчас это даже вообразить невозможно!
– Ну что? Позвонить тёте Лиде? Останешься?
Гриша согласно помычал и покивал. Он опять копался в рюкзаке, что то искал и, по всей видимости, не находил. Маруся вздохнула и посмотрела в окно, за которым вместо дачных станций простирались индустриальные пейзажи. Пейзажи ей совсем не понравились, и она легонько ткнула Гришу локтём в бок.
– М м м?..
– Ты мне расскажи, куда мы едем? К кому? Ты же ничего не объяснил!
– Куда же я его сунул?.. – Гриша ещё покопался и наконец выхватил тюбик с кремом для рук. Зажал рюкзак коленями и стал мазать руки – у него почему то всегда были цыпки, и зимой и летом, при любой погоде. Он только и делал, что мазал руки, но ничего не помогало.
– Гриш?
– А, так в Малаховку едем, на улицу Большую Коммунистическую. В доме номер три по этой улице живёт профессор Астров Сергей Сергеевич. Вот к нему мы и едем.
– Зачем?
– Может, он нам как то прояснит ситуацию.
Маруся оскорбилась.
– Что ты загадками то говоришь?
– Марусь, никаких загадок! Басалаев и Воскресенский учились у этого Астрова. Это было двести лет назад, они институт окончили в девяносто третьем году, ещё при царе.
Маруся быстро прикинула, до какого года в России правил царь, и засмеялась над собой.
– Откуда ты знаешь, у кого они учились?
– Маруська, так для этого и нужен Интернет, а вовсе не для того, чтобы про идиотов ролики снимать, как делает этот твой… юридический мужчина.
– Никакой он не мой!
Гриша покосился на неё. Маруся хоть и смотрела в сторону, но точно знала – покосился.
…Хорошо бы Антон на самом деле был… «её мужчиной»! Наверное, нужно стать совершенно другой, особенной девушкой, чтобы такие, как Антон, приглашали на свидание и в кино, угощали кофе в модных кофейнях, водили на выставки и в парк, где по выходным собираются хипстеры и прочие прекрасные представители буржуазной, ничем не озабоченной молодёжи. Сколько себя Маруся помнила, столько была чем то серьёзно озабочена. Должно быть, она и родилась с озабоченным неулыбчивым выражением сморщенного, красного личика!
…Или она не такой родилась?..
– Воскресенский в интервью часто говорит про Астрова!.. Считает его своим учителем. Очень уважает. У нас в универе тоже, между прочим, отличные профессора были!.. Ну вот. А в списках окончивших МФТИ в девяносто третьем году значатся и Воскресенский, и Басалаев. Совершенно точно они вместе учились. Я позвонил на кафедру, наговорил им сто бочек арестантов, мол, мне нужно профессору Астрову монографию показать. Что вы, говорят, Сергей Сергеевич сейчас на даче в Малаховке, лето же. И дали точный адрес. Вот и всё, никаких чудес, пси поля и ку мезонов!..
– Понятно, – пробормотала Маруся. – Я и не знала, что ты такой ловкий.
– Я сообразительный, – поправил Гриша.
– А мы и профессору этому тоже скажем, что мы из журнала «Супер Стар», да?
Гриша хрюкнул – он иногда так смеялся, с хрюканьем.
– Боюсь, его на такие штуки не возьмёшь! Там посмотрим, что сказать, Маруська. Втравила ты меня в историю, надо же…
– Ничего я тебя не травила! Если тебе неинтересно, можешь мне не помогать!
– Да мне как раз интересно! – энергично возразил сообразительный Гриша, не сообразив, что она обиделась. – Я как раз в этом смысле!..
Они вышли на станции Малаховка, миновали заплёванный перрон, уставленный туристическими столиками, за которыми гости с юга и личности бомжеватого вида торговали сборниками кроссвордов, брошюрами с правилами дорожного движения и рецептами засолки огурцов, а также почему то привядшими бурыми апельсинами и разноцветными надувными кругами для купания.
– Гриш, а помнишь, у нас был тигр Васька? Тоже надувной! Жёлтый такой, полосатый! Мы на нём в Северке плавали!
– Знатный был тигр! Только он потом лопнул. Мы на него прыгали, и он лопнул.
– Ну и что? Твой дед его починил.
– Тигр всё равно спускал немного. Мы его то и дело поддували!
– Но всё таки плавали!
Они посмотрели друг на друга. Тигр Васька – это было такое воспоминание, лучше которого и на свете нет!
– Нам куда, на ту сторону или на эту?..
– Дачи, по идее, на той стороне, Марусь. На этой рынок был, а дальше шоссе. Помнишь, какой тут был рынок? Дед однажды тулуп купил, самый настоящий, ямщицкий. Внутри шерсть козлиная. Мне страшно нравилось, как она пахла. А бабушка ужасалась, что воняет козлом, и вешала его на мороз, чтоб выветрился немного.
– Как мы станем искать эту Коммунистическую, Гриш?..
Сначала они попробовали искать при помощи техники и мирового разума. Гриша включил в своём телефоне навигатор, и тот некоторое время путал их и обманывал. Они шли по пыльным поселковым улицам, поворачивали то налево, то направо, утыкались в заборы и, сталкиваясь потными лбами, смотрели в мутный захватанный экранчик.
– Да нет, нужно было там прямо, а следующим направо! Вон Большая Коммунистическая!
– Это не то! Видишь написано «пер.», что значит переулок.
– Большой Коммунистический переулок?
– Ну да. А улица совсем в другой стороне!
За заборами время от времени взлаивали одуревшие от зноя собаки, ветки старых яблонь нависали над серым от лишайника штакетником, где то в отдалении играла музыка, сосны стояли не шелохнувшись, и пахло пылью, смолой, цветами.
Гриша выключил навигатор, сунул телефон в карман, и они продолжили искать улицу при помощи бабушек и случайных прохожих. Дело сразу пошло веселее, и вскоре они выбрались на широкую улицу, где дома стояли просторно, в плотных кустах гудели пчёлы, а в отдалении блеяла коза, привязанная к колышку.
– Гриш, – сказала Маруся и оглянулась по сторонам, – что то мне… страшно. Тут нет никого…
– Да ладно! Профессор Астров нам ничем не угрожает, это уж точно.
– Гриш, но ведь нехорошо – мы его не знаем и собираемся расспрашивать о бывшем ученике, который какой то странной смертью умер…
– Взбодрись! – велел Гриша. Пот блестел у него на верхней губе, уж очень было жарко, и в неподвижном воздухе ни ветерка, ни дуновения. – И потом, ты же мадам Пуаро. Сама всё затеяла.
Это Маруся и без него знала, но ей хотелось, чтоб он её успокоил, а Гриша, как обычно, ничего не понял.
…Если бы она была другой, «особенной» девушкой и за ней ухаживал бы Антон, то наверняка всё было бы по другому. Кавалер улавливал бы любые «оттенки её настроения» – так это называлось в глянцевых журналах в рубрике «Советы психолога» – и знал бы, когда нужно утешить, когда пошутить, а когда защитить от неведомых опасностей. Всё было бы по другому, не так, как с Гришей.
Впрочем, это глупости. Гриша ведь за ней не ухаживает. Он просто старый друг, и они вместе плавали когда то на надувном тигре по имени Васька в речке под названием Северка.
Никакого звонка на калитке не было, и, потоптавшись некоторое время, Гриша просунул руку в щель, что то там такое повернул, и, скрипнув, калитка отворилась.
– Добрый день! – громко прокричал Гриша и прислушался. – Можно войти?! Хозяева дома?!
С той стороны забора не доносилось никаких звуков, свидетельствующих о том, что хозяева дома. В зарослях люпинов гудели пчёлы, и где то далеко равномерно стучал молоток.
Гриша постоял, подумал, ещё раз воззвал к хозяевам, а потом решительно двинулся на участок.
– Гриш, подожди, – переполошилась Маруся. – Туда нельзя, может, там нет никого!
– Вот именно.
И пропал за кустами сирени. Маруся постояла постояла, оглянулась по сторонам – коза издали смотрела на неё с явным подозрением – и осторожно зашла в калитку.
Дорожка, выложенная весёлой плиткой, петляла между соснами, вдалеке маячил старый серый дом, и по прежнему не было ни души.
– Хозяева! – снова закричал Гриша за деревьями. – Можно к вам?
Тут на весёлой дорожке невесть откуда возникла громадная чёрная собачища. Она как из воды вынырнула из зарослей жасмина и гортензий, так что ни одна ветка не шелохнулась.
– Ой! – прошептала Маруся и встала как вкопанная.
– Привет, привет, – сказал собачище Гриша. – Зови хозяев, или ты тут одна, что ли?.. Дом стережёшь?
Собачища наставила уши и негромко, но отчётливо зарычала. Маруся поняла, что она сейчас бросится на её друга.
– Да ладно тебе рычать, – примирительно сказал Гриша. Кажется, он нисколько не боялся грозного рыка. – Мы не разбойники, мы по делу.
– Грольш, кто там? – раздалось за кустами, и показалась длинноногая девица в шортиках и крохотной маечке. На шее у неё почему то висел белый пластмассовый бидончик с продетым через ручку брючным ремнём. Девица приставила ладонь козырьком к глазам – от солнца, – и собака оглянулась на неё.
– Здравствуйте! – громко поздоровался Гриша. – Ваша собака нас не съест?
– Не зна аю, – протянула девица. – А вы кто?
– Мы к Сергею Сергеевичу!
– А! – Девица подошла к собачище и взяла её за ошейник. – Всё ясно. Кандидатский минимум не сдали?
– Почему не сдал? – удивился Гриша. – Давно сдал.
– А! – опять сказала девица весело. – Я думала, что вы двоечник, а вы, оказывается, отличник!.. Грольш, это свои. Дед! – заорала она неожиданно. – Деда!! К тебе отличники приехали! Проходите, Грольш отличников не ест, только двоечников.
И пошла по дорожке. Собачища по имени Грольш потрусила за ней.
– Марусь, где ты там?
– Я… здесь.
– Деда, ты слышишь?!
– Слышу, – раздалось, словно из преисподней. – Что такое? Что за спешка нетерпение?..
В стороне от дорожки посреди клумбы с розами и флоксами из под земли показалась морщинистая загорелая дочерна физиономия, очень недовольная.
– Кто тут? – гаркнула торчащая из клумбы голова.
Маруся отступила, оглянулась, но путь был отрезан – на дорожке позади неё невесть как оказалась собака Грольш. Она стояла и внимательно смотрела на Марусю.
– Сергей Сергеевич, – с энтузиазмом начал Гриша, обращаясь к голове, – я к вам на кафедру звонил, а там сказали, что вы сейчас на даче, вот я и приехал…
– Я сейчас в колодце, вы что, не видите? – раздражённо спросила голова. – Заклинило проклятый насос, мы полдня сидим без воды!..
Гриша скинул на дорожку рюкзак и полез в клумбу. Розы и флоксы закачались.
– А что случилось? – Он стал на колени и свесился вниз, голос зазвучал глухо. – В чём проблема? В электрике?
– Да шут её знает, – сказала голова и тоже нырнула в колодец.
– Тестер есть? – спрашивал Гриша. – Хорошо бы прозвонить.
– Я прозванивал, – отвечали из преисподней сердито.
– Дайте я посмотрю. А обратный клапан работает? – И Гриша исчез под землёй, как и не было его.
– Всё ясно! – заявила девица, про которую Маруся совершенно позабыла. – Сейчас в колодце состоится научно практический семинар!.. Хотите малины?.. С холодным молоком?
И она сунула Марусе под нос бидончик. В нём были ягоды – красные и жёлтые, одна к одной, и пахло летом, счастьем, дачей!..
– Как вас зовут? Меня Агриппина! Представляете? В честь Вагановой! Ну вот кому какое дело, что Ваганова тоже была Агриппиной? А я – мучайся всю оставшуюся жизнь!
– А я… Маруся. То есть Марина.
– Маруся хорошо, – одобрила девица. – Вы тоже с дедовой кафедры? Отличница?
Из под земли доносилось: «Фазу, фазу нужно посмотреть!.. Всё дело в фазе, точно!.. Включите, я послушаю!.. Да он не идёт!.. Раз совсем не идёт, значит, сто процентов электрика!» – «Говорю вам, молодой человек, электрика ни при чём! Я знаю этот насос не хуже самого себя!»
– Давайте за мной, – позвала девица Агриппина. – Грольш, иди попей из бочки, а то тебя солнечный удар хватит!
Следом за Агриппиной Маруся поднялась по широким пологим ступеням на просторную террасу. Все окна были открыты, и казалось, что за ними лес, а вовсе никакой не участок в Малаховке!
…Вот это дача так дача, подумала Маруся. Как в кино. Не то что тёти Лидин домик! На палубных досках пола лежали широченные горячие ломти солнца. Мебель тёмная, деревянная, резная, особенно хорош был буфет с виноградными гроздьями и цветным стеклом. На буфете постелена льняная салфетка с фестончиками и стояли тарелки и чашки с блюдцами, горевшие на солнце, как жар.
– Ну что? Малины? Или нарзану? Ещё квас есть, холодный.
– Спасибо, – проблеяла Маруся.
– Спасибо – квас? Спасибо – нарзан? Или спасибо – малина?
– Малина, – вдруг решилась Маруся.
– Отличненько, – резюмировала девица и куда то ушла. Маруся проводила её глазами. У девицы были длиннющие, совершенные загорелые ноги, блестящие волосы, собранные в хвост, и абсолютная уверенность в собственной неотразимости, по крайней мере, так показалось Марусе.
…Наверное, именно таких девушек Антон приглашает на кофе и премьеры в кинотеатр «Пять звёзд». Наверное, именно они субботним днём катаются на роликах в парке Горького, а вечером отправляются на джазовые концерты. Ещё они непременно учатся в театральном или в Институте международных отношений и занимаются сёрфингом на Бали.
Про них пишут в глянцевых журналах в рубрике «Малышка на миллион».
По пологим ступеням бесшумно вбежала собачища и обрушилась в тень, вывалив громадный красный язык. Маруся на всякий случай спрятала руки за спину, чтобы собачища не подумала про неё плохого.
– Вот малина, а вот молоко, наливайте сами сколько хотите. Представляете, бабушка укатила в Карловы Вары, а нас с дедом бросила! А тут как раз малина пошла, и я её каждый день собираю! Лучше бы я укатила в Карловы Вары, а бабушка пусть бы собирала! У нас поздняя малина, до сентября.
Маруся аккуратно налила в глиняную миску молока из муравлёного горшочка. Это было очень красиво – молоко и ягоды!.. И тяжёлая серебряная ложка, в которой скакал круглый солнечный мячик.
– Вы из физтеха, да?
– Нет, я в инязе работаю. Преподаю французский язык.
– Да ладно! – басом сказала девица, названная в честь Агриппины Вагановой. – Преподаёт она! Сколько тебе лет? Сорок? Или восемьдесят?
– Двадцать четыре. – Маруся попыталась как то оправдаться, что выглядит недостаточно солидно. – Я учусь в аспирантуре и преподаю.
– Круто, – оценила Агриппина. Она плюхнулась в кресло поперёк, забросила на подлокотник совершенные ноги и стала по одной брать из пиалы ягоды и кидать их в розовый ротик. – А к деду тогда зачем?
– Да мы с Гришей хотели у него… собирались его спросить… Мы думали, он знает…
– Дед? – перебила Агриппина. – Дед всё знает! Ну, раз ты из иняза, значит, твой приятель из физтеха! Да?
Маруся кивнула – какая разница! – и вдруг её осенило:
– А вы… ты не знаешь человека по фамилии Басалаев? Он учился когда то у профессора Астрова.
– Юрца то? Конечно, знаю! Его все так называют, Юрец! И его знаю, и Маргошку. С самого детства.
– А Маргошка – это кто?
– Жена его, Маргарита. Они наши соседи. Дед дружил с Маргошкиным отцом, они вместе в Институте физических проблем работали. И дачи рядом получили. Только потом Маргошкин отец умер, и мама умерла. Дед с бабушкой считали, что Маргошка у них на руках, у наших то есть осталась, а они недоглядели. И она вышла замуж за Юрца. И всю жизнь промучилась! – Агриппина пожала плечами. – Вот этого я совсем не понимаю, знаешь. Зачем мучиться всю жизнь, если можно не мучиться!
– А почему она мучилась?
– Да потому что Юрец!
– Он… плохой человек?
– А ты его не знаешь, что ли? – удивилась Агриппина. – Я думала, ты знаешь, раз спрашиваешь!..
– Я о нём читала, – быстро нашлась Маруся. – В прессе.
– В какой ещё прессе! – фыркнула Агриппина. – В этой, сектантской, что ли?
– Почему… в сектантской?
– Дед считает, что он состоит в секте. В секте почитателей инопланетных цивилизаций! Ну, всякие рыцари Девятых Врат, поклонники бога Хроноса, обожатели Луны в Седьмом Доме! Дед говорит, это непростительное мракобесие. Особенно для образованного человека, а Юрец у нас образованный.
Агриппина по одной скинула на пол ноги, подошла к столу и сосредоточенно насыпала себе ещё ягод из бидончика.
– Образованный, – повторила она, кинув в ротик малинку, – а дрянь.
– Как – дрянь?
– Обыкновенно. Просто дрянной мужик, и всё. Маргошку до ручки довёл. Я думала, так только в викторианских романах бывает! Ну, когда злодей изводит прекрасную Брунгильду, чтоб завладеть её замком, землёй и наследством покойного батюшки. А Юрец – ничего, и в наше время вполне справлялся.
– Его жена умерла?! – спросила Маруся с изумлением.
Всё это не лезло ни в какие ворота. Юрий Фёдорович Басалаев, сумасшедший – или не сумасшедший, кто его знает! – учёный, знаток инопланетных цивилизаций, смешной человек с растрёпанной бородёнкой и горящим взором, на самом деле злобное чудовище?!
– Да нет, Маргошка жива, слава богу, но бабушка говорит, что он её непременно уморит. А дед отвечает, что сейчас уже ничего не поделать, раньше нужно было лучше смотреть за ребёнком. Это он в том смысле, что бабушка недосмотрела за Маргошкой! У деда всегда и во всём виновата бабушка. Слушай, может, квасу, а?.. Невозможная жара!..
– А Воскресенский? – бухнула Маруся.
– Мишаня? – удивилась девица. – А что он? Мишаня – наш человек.
– Подожди, – сказала Маруся. – Ты про академика Воскресенского говоришь?
Агриппина достала из холодильника глиняный кувшин и поставила на стол. Кувшин сразу покрылся мелкими капельками, как будто седой ледяной сеткой, и она полезла в буфет за стаканами.
– А ты про кого говоришь? В физике только один Воскресенский и есть – академик!.. Дедов любимый ученик. Он прикольный.
Маруся недоверчиво посмотрела на безмятежную собеседницу. Академик Воскресенский прикольный?..
– Они с Басалаевым дружили?
Агриппина залпом допила из стакана квас, икнула и уставилась на Марусю.
– Ты что, с ума сошла? Дружили! Мишаня его терпеть не может! Как увидит, так сразу уходит. Пойду, говорит, от греха, а то ненароком в глаз ему дам. Квасу хочешь? Холодный!
Маруся кивнула, и Агриппина налила ей.
– Мужикам, что ли, отнести? – сама у себя спросила она. – Угорят они там, в колодце. Ты сиди, а я отнесу.
Она ловко составила на поднос стаканы и кувшин и сбежала по ступенькам. Собака Грольш подумала, поднялась и поплелась за ней.
Маруся вздохнула и оглянулась по сторонам.
…Какая жизнь, подумалось ей. Как в викторианском романе, точно!.. Собаки, академики по имени Мишаня, ледяной квас, трельяжные окна, бабушка в Карловы Вары укатила. Разве можно так жить сегодня, сейчас?.. Но вот же люди, и они так именно… живут! Вон книжка забыта в качалке, фарфоровая миска на полу, видимо, из неё пьёт собака, коричные яблоки в корзине, шлёпанцы на пологих ступенях – один на верхней, а другой на нижней, видимо, сбросили впопыхах.
Гриша как то сказал, что все они живут в одном городе и в одно время, а такое впечатление, что на разных планетах.
…Может, вторжение, предсказанное непонятным Басалаевым, началось уже давно? И часть мира захвачена враждебным, злобным, скользким инопланетным разумом, который вот вот подчинит себе остатки человеческой цивилизации? И задача этого враждебного разума – начисто стереть из памяти Вселенной старые липы, дачные участки, людей, занятых любимым делом, доброту, бережное отношение к миру, порядочность, совесть, честь?..
…Может, этот дачный участок в Малаховке и есть передний край обороны и ни при чём скопления небесных тел, увиденные в объектив радиотелескопа? Тем более что, как выяснилось, у радиотелескопов не бывает объективов!..
На дорожке зазвучали голоса, послышались шаги, и Маруся почему то вскочила. Со стороны клумбы показалась Агриппина, следом за ней Гриша – собственный Марусин Гриша – почему то без футболки и без очков, с масляным пятном на лбу и переносице!..
– Ты мне просто покажи, где щиток, – говорил Гриша, – а там я разберусь.
Не взглянув на Марусю, он зашёл в дом, чем то там пощёлкал и заорал на весь сад:
– Сергей Сергеич, включаю!
– Давай!.. – донеслось через некоторое время как из под земли, впрочем, из под земли и донеслось!
Вновь щёлкнуло, и где то в отдалении ровно и приглушённо загудело.
– Ну?! – воскликнул Гриша тоном победителя. – Я же говорил!
И сбежал с крыльца.
– Кажется, сделали, – заметила Агриппина. – Ура!..
Из травы перед террасой приятно зацокало и застрекотало, вверх ударила водяная струя, и пошла раскручиваться поливалка!.. Бриллиантовые брызги повисли в воздухе, и сразу запахло свежестью.
– Может, кофе сварить?
– А? – Маруся заворожённо смотрела, как солнце прыгает и кувыркается в каплях.
– Или обедать?
– А?..
– Деда, ну что? Починили?
– Ты же видишь! – Крепкий, жилистый, загорелый, как астраханский рыбак, старикан в одних только вытянутых тренировочных штанах, подпоясанных солдатским ремнём, поднялся по ступеням на террасу, налил себе квасу и, не отрываясь, выпил. Полуголый Гриша тоже подошёл и тоже выпил залпом.
– Реле давления, чтоб его, – сказал старикан и налил себе ещё.
– Провод отгорел, – поддержал его Гриша и тоже налил. – Зачистили и прикрутили.
– Бабушка правильно говорит, что насос менять давно пора, – влезла Агриппина.
– Бабушке бы только менять! – гаркнул старикан. – А что там менять?! Ещё послужит!
– Ничего не нужно менять, – опять поддержал его Гриша.
– Обедать, обедать, – приказал старикан, с наслаждением отдуваясь. – Пятый час! Граня, подавай!
– Сей момент! – отвечала красавица Граня. – Ты бы штаны поприличней надел, деда!
– А что такое? Ах да!.. – Он ни с того ни с сего поклонился Марусе. – Вы меня извините, барышня, я без галстука.
– Да ничего, – пролепетала Маруся.
– А я там в клумбе футболку забыл, – сообщил Гриша.
– Граня, майку чистую ему принеси! Он свою уделал!
– Да, сейчас, дед.
– Там, за беседкой, летний душ, – сказал профессор Астров Грише. – Ты пойди ополоснись. Вода в баке прогрелась, лучше не придумаешь! Полотенца чистые на полке, а шлёпанцы можешь вон те надеть. Иди, иди! А я сейчас…
Они говорили, двигались, действовали, как будто не было ничего более естественного и правильного, чем отправлять незнакомого молодого человека в душ, потчевать обедом, выдавать ему из запасов чистую футболку!..
Гриша как ни в чём не бывало отправился в «летний душ», старикан куда то делся, а Граня внесла тяжеленный поднос, уставленный тарелками и стаканами. Под мышкой у неё был какой то ком.
Она поставила поднос на стол и запулила в Марусю комом:
– На, отнеси ему. Она совершенно чистая.
Маруся поймала футболку и, оглядываясь на террасу, где Агриппина, напевая, расставляла на столе тарелки и раскладывала приборы, пошла в глубину участка. Сосны здесь стояли просторно, широко, в зарослях бузины возилась и попискивала какая то птица, и висел между деревьями полосатый гамак.
«Летний душ» оказался далеко, у самого забора. До Маруси доносились шум льющейся воды и Гришино блаженное фырканье.
– Гриш! Гриша!..
Никакого ответа, фырканье и хрюканье.
– Гриш, я тебе футболку принесла!..
Хрюканье и шум воды прекратились, отдёрнулась занавеска со слонами и жирафами, и перед Марусиным взором предстал Гриша, совершенно голый.
Несколько мгновений они молча глядели друг на друга, а потом разом завопили:
– Ты что?! Закрой занавеску!.. Я тебе футболку!.. Вон там положи!.. Я не нарочно!..
Занавеска была судорожно задёрнута, слоны и жирафы закрыли голого Гришу, Маруся перекинула футболку через перекладину и только тут захохотала.
– Ну, ты даёшь, – говорил из за занавески Гриша. – Я тут моюсь, ты что, не знаешь, что люди моются… без штанов?!
– Без галстука, – поправила Маруся, давясь от смеха.
– Ещё смеётся надо мной!
– Я не над тобой, я просто так!
– Знаю я как!..
Он выскочил из за слонов и мгновенно намотал ей на голову мокрое полотенце.
– Так то лучше.
Маруся сдёрнула полотенце, собираясь страшно отомстить, но он оказался очень близко и сразу схватил её за плечи.
Маруся попыталась вырваться, не смогла и уставилась на него – слишком близко. Так близко в последний раз они были, когда купались в речке Северке, а с той поры никогда. Да и надобности никакой не было так… приближаться друг к другу!..
Его ладони оказались прохладными, на незагорелой коже капельки воды, и волосы мокрые. Без очков он делался слеп и теперь смотрел на неё каким то странным, как будто несфокусированным взглядом. Он был худой, как подросток, рёбра, локти, ключицы острые и угловатые, джинсы съехали на бёдра.
Маруся быстро и коротко вздохнула.
Гриша продолжал молча смотреть на неё.
– Ты что? – шёпотом спросила она, хотя прекрасно понимала – что. – Отпусти меня.
Он не пошевелился.
Маруся взяла его за руки, подержала их ладонями вверх и оттолкнула. Он шагнул назад.
– Что ты делаешь?
– А ты что делаешь?..
Всё изменилось, подумала Маруся с внезапным ужасом, что то теперь будет?..
Не глядя на неё, Гриша нацепил очки, потом стал надевать майку, уронил очки, они клацнули по деревянному настилу. Он нагнулся и поднял их.
Маруся собралась было взять его за плечо и ещё пять минут назад обязательно взяла бы, но сию минуту, сейчас, это оказалось совершенно невозможно, нельзя. И оттого, что это было нельзя, Марусе очень захотелось к нему прикоснуться. Никогда раньше ей не хотелось его касаться!..
– Пошли, – бесцветным голосом сказал Гриша, и Маруся поплелась за ним.
– А а, – закричали с террасы, когда они приблизились, оба тихие и как будто пришибленные. – Наконец то!.. Щи стынут! Водка греется! За стол, за стол!
На обед подавали щавелевые щи, в огненной гуще которых проглядывала половинка сваренного вкрутую яйца и хороший кусок отварного мяса, к щам полагались ледяная сметана и щедрые ломти свежего чёрного хлеба, затем жаркое и, разумеется, водка в запотевшем графинчике, про которую профессор Астров сказал, что по такой жаре нехорошо, конечно, да что ж делать, коли надобно выпить за починку проклятого насоса!.. Водку разливали в крохотные замороженные стопочки.
Когда Маруся от водки отказалась, уговаривать и стыдить её не стали, а налили ей квасу в хрустальный стакан, брызгающий синими отблесками на скатерть.
Старик профессор, переодевшийся в широкие полотняные брюки и вольную рубаху, шумно ухаживал за гостьей, хвалил Гришу – за помощь, а внучку – за обед.
– С её талантами, – говорил он, отставляя тарелку, – первоклассным поваром можно стать, наилучшим кулинаром, а она, здрасте пожалуйста, на журналистику поступила! Ещё по одной, под горячее? Ну, как хотите, а я выпью. Вот это, знаете, что за блюдо такое? – пристал он к Марусе, когда Агриппина сняла крышку с жаркого. – Э, милая, такое приготовить – это вам не статейку дать про представление на тиятре! – Он так и сказал «на тиятре». – Это уметь надо.
– Дед, что ты к ним привязался?!
– Это блюдо называется полоток, – продолжал профессор, не обращая на неё внимания. – Половинка птицы – впрочем, можно и целую взять – освобождается от костей, заметьте, от всех! Распластывается, отбивается, маринуется, а затем запекается в горшке в русской печи. Так я говорю, Граня?
– Всё так, деда, – отвечала внучка, смеясь глазами, – только я тут ни при чём, дело именно в печи и в горшке. В плите это не приготовишь.
– А у вас что, печь в доме?
– Ну как же, молодой человек! Обязательно и непременно. Нет, отопление у нас тоже действует, и прочие достижения цивилизации наличествуют, но без печи куда же годится?.. И приготовить как следует, и погреться, когда мороз, а у нас хоть неделю в году, а морозы бывают крепкие. Да и потом!.. Зимой самовар как поставить? На улице не наставишься, теплоотдача у него чудовищная, а возле печки – пожалуйста! У нас она старинная, правильная, отдельный дымоход для самоварной трубы присутствует, всё как надо. Это вам не журналистика!..
Никто не спрашивал, зачем они приехали, откуда взялись, словно всё было ясно и понятно – приехали из Москвы, сообща починили «проклятый насос», пообедали на славу, так прекрасно!..
После обеда профессор пересел в плетёное кресло, Агриппина ловко и привычно подставила ему под ноги деревянную скамеечку и объявила, что чай сразу после обеда – варварство, и вообще, пирог ещё «не настоялся».
– В шесть часов будем пить, – заключила она.
– Нам, наверное, ехать пора, – пробормотала Маруся.
– Как ехать? Куда ехать? Зачем ехать? – сделал страшные глаза профессор. – Как хотите, а без чаю вас не выпустим.
Гриша подсел к нему как ни в чём не бывало, и старик стал расспрашивать его о диссертации, которую тот защитил года два назад, как будто так и нужно, как будто Гриша тоже один из его любимых учеников.
Агриппина убирала со стола, и растерянная Маруся взялась ей помогать. Впрочем, особенно никакой помощи не требовалось – у профессорской внучки всё горело в руках, и везде был идеальный порядок. На кухне – довольно тесной и тёмной, такие всегда бывают в старых домах, – никакого разгрома, никаких следов приготовления обеда из нескольких блюд, всё прибрано, чисто, пахнет пирогом и кофе.
– А ты как думаешь? – весело заметила Агриппина, когда Маруся стала оглядываться по сторонам. – У наших не забалуешь!.. Дед, знаешь, строгий! Ты думаешь, он свойский – про жаркое рассуждает, водочку опрокидывает. Не ет, он кремень, скала!.. А с бабушкой вообще лучше не связываться. Вон, укатила в Карловы Вары, а я тут – бейся по хозяйству!..
– Непохоже, что ты бьёшься, – сказала Маруся с улыбкой.
Агриппина распахнула дверцу посудомоечной машины и стала по одной составлять в неё тарелки.
– Они считают, что человек должен всё уметь сам. Бабушка это называет – ручками работать. Ещё она говорит, что женщина должна и глину месить, и шелка носить, иначе она не женщина, а трутень. Я у нас на курсе как то сказала, что умею печку топить, так на меня потом смотрели все как на прокажённую, представляешь?..
– Представляю, – откликнулась Маруся. Она ополаскивала под краном большую расписную супницу.
– Сейчас самое первое дело, – продолжала Агриппина, – ничего не уметь. Это очень модно. Вот если ты ничего не умеешь, значит, ты правильный человек!.. Считается, что за тебя всё должна уметь прислуга, что ли!.. Не знаю, – она пожала совершенными плечами, – бабушка всю жизнь с домработницами прожила, а всё умеет. Даже шапки шить! Она мне прошлой зимой просто чудную шапочку сварганила!.. Купила норку, голубую, красивую, и за один вечер изобразила шапку, знаешь, такую кругленькую, как в пятидесятых у Одри Хёпберн. Ты в курсе, кто такая Одри Хёпберн?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Предыдущая страницаВернуться к описанию