7
При свете смартфона Сандры они принялись искать место, где незнакомец копался в земле.
– Вот оно, – объявил Маркус.
Оба склонились над кучкой только что разрытой земли.
Пенитенциарий вынул из кармана куртки латексную перчатку и натянул ее. Потом стал просеивать землю неторопливо и тщательно. Сандра наблюдала за операцией, изнывая от нетерпения, подсвечивая мобильником разрытое место. Вскоре Маркус остановился.
– Почему ты не продолжаешь? – спросила Сандра.
– Здесь ничего нет.
– Но ты сказал, что…
– Сказал, – спокойно перебил он ее. – Сам не понимаю: ведь здесь копали, ты сама видишь.
Выпрямившись, они какое то время стояли молча. Маркус боялся, что Сандра опять спросит, что он тут делает. Чтобы у нее не возникло подозрений, он решил схитрить:
– Что ты знаешь об этом деле?
Сандра молчала, явно не зная, как поступить.
– Ты не обязана рассказывать. Но возможно, я смогу помочь.
– Каким образом? – спросила Сандра с подозрением.
– Обмен информацией.
Сандра взвесила предложение. Она видела пенитенциария в деле два года назад, знала, что он – мастер своего дела и видит вещи по другому, не так, как полицейские. Вряд ли бы у него получилось «сфотографировать пустоту», это задача для ее «рефлекса», но ему удавалось обнаружить невидимые следы, какие зло оставляло на самых простых вещах. Она решила довериться и начала рассказывать о паре влюбленных и о невероятном эпилоге этого утра, когда выяснилось, что Диана Дельгаудио выжила, несмотря на глубокую рану и холод зимней ночи.
– Можно взглянуть на фотографии? – попросил Маркус.
Сандра снова насторожилась.
– Если хочешь понять, что произошло той ночью и что здесь делал этот тип, ты должна показать мне снимки с места преступления.
Сандра сходила к машине и скоро вернулась с парой фонарей и планшетом. Маркус протянул руку. Но прежде чем передать ему сведения, Сандра решила расставить все по местам.
– Это против правил, даже против закона. – И вручила ему планшет вместе с фонарем.
Пенитенциарий просмотрел первые фотографии. Дерево, за которым стоял убийца.
– Оттуда он следил за ребятами, – пояснила Сандра.
– Покажи мне место.
Сандра отвела его. На земле, сплошь покрытой сосновыми иглами, еще виднелась проплешина. Сандра не знала, что будет дальше. Методы Маркуса разительно отличались от тех, каким следовали полицейские профайлеры .
Маркус поглядел вниз, потом наверх и наконец стал смотреть прямо перед собой.
– Хорошо, начнем.
Прежде всего пенитенциарий перекрестился, но сделал это правильно, не так, как недавно незнакомец. Сандра уловила, как меняется лицо Маркуса. Незначительные, незаметные изменения. Морщины вокруг глаз разгладились, дыхание стало ровным, глубоким. Он не просто сосредоточился: что то зарождалось в нем.
– Сколько времени я здесь стоял? – спросил он, начав отождествлять себя с монстром. – Десять, пятнадцать минут? Я хорошо изучил их, предвкушая момент моего вступления в игру.
Знаю, что ты испытывал, говорил себе Маркус. Адреналин поднимается, ты весь напряжен, на взводе. Возбуждение, смешанное с беспокойством. Так бывало в детстве, когда ты играл в прятки. Холодок в затылке, по телу пробегает дрожь, поднимающая волоски на руках.
Сандра начинала понимать, что происходит: влезть в душу убийцы никому не дано, однако пенитенциарий обладал способностью выманить зло, таившееся в ней. Она решила подыграть и обратилась к нему как к настоящему убийце:
– Ты выследил их, приехал за ними сюда? Может быть, ты знал девушку, она тебе нравилась, ты преследовал ее.
– Нет. Я их ждал здесь. Мне они незнакомы. Я выбираю не добычу, только охотничье угодье: осматриваю его, осуществляю приготовления.
Сосновый лес под Остией часто давал приют влюбленным, особенно летом. Зимой, однако, немногие отваживались поехать сюда. День за днем монстр шатался по лесу, выжидая. И был вознагражден.
– Зачем ты расчистил место?
Маркус посмотрел вниз:
– У меня сумка, может, рюкзак: не хочу, чтобы на ткань налипли сосновые иголки. Эта вещь мне дорога, там все мои трюки, все фокусы. Я ведь маг, волшебник.
Выждав нужный момент, он не спеша приближается к жертвам, подумал Маркус. Рассчитывает застать их врасплох: первый номер мага фокусника.
Маркус оторвался от дерева и направился к центру сцены, туда, где все произошло. Сандра шла следом, чуть отступив, изумленная тем, как на ее глазах вершится реконструкция событий.
– Я незаметно подкрался к машине. – Маркус проглядел следующие фотографии. Голые жертвы.
– Они уже были раздеты или ты заставил их снять одежду? Уже совершили акт или только готовились?
– Я выбираю парочки потому, что не умею общаться. У меня ни с кем нет отношений, ни дружеских, ни сексуальных. Что то во мне отталкивает людей. Я действую из зависти. Да, я завидую… Поэтому мне нравится смотреть. Потом я их убиваю, чтобы наказать за счастье.
Он произнес это так бесстрастно, что Сандра похолодела. Лишенный выражения взгляд пенитенциария внезапно испугал ее. В нем не было ярости, лишь трезвая отстраненность. Маркус не просто отождествлял себя с убийцей.
Он сам превратился в монстра.
Сандре стало нехорошо.
– Я несостоятелен в сексуальном плане, – продолжал пенитенциарий. – Мой возраст – между двадцати пятью и сорока пятью годами. Обычно в таком промежутке происходит срыв, дает о себе знать фрустрация, связанная с отсутствием сексуального удовлетворения. Я не совершаю над жертвами насилия.
Действительно, никакого насилия не было, припомнила Сандра.
Пенитенциарий взглянул на фотографию машины и встал перед капотом.
– Я появился из ниоткуда и нацелил на них пистолет, чтобы они не завели машину и не удрали. Что вообще есть при мне?
– Пистолет, охотничий нож, альпинистская веревка, – перечислила Сандра.
– Я вручил веревку парню и убедил его привязать подругу к сиденью.
– Заставил, ты хочешь сказать.
– Я не угрожал. Не повышал голоса: я всегда вежлив, я – обольститель. – Не потребовалось даже сделать предупреждающий выстрел, показать, что это не шутка. Достаточно было заверить парня, что у него есть шанс спастись. Что если он будет слушаться и хорошо себя вести, то в конце получит награду. Парень, разумеется, сделал все, как я велел. Я внимательно следил за ним: надо было убедиться, что он связал девицу как следует.
Пенитенциарий прав, подумала Сандра. Люди часто не подозревают, каким убедительным аргументом является огнестрельное оружие. Все почему то полагают, что в случае чего смогут справиться с ситуацией.
Пролистывая фотографии, Маркус дошел до кадра, изображавшего девушку с ножом в груди.
– Ты ударил ее ножом, но ей повезло. – Сандра тут же пожалела о своих словах: ничего себе везение. – Кровотечение остановилось только потому, что ты оставил нож в ране. Если бы ты вытащил его, чтобы унести с собой, она бы, скорее всего, не выжила.
Маркус покачал головой:
– Это не я убил девушку. Вот почему я оставил нож. Для вас, чтобы вы узнали.
Сандра не могла поверить.
– Я предложил обмен: его жизнь за жизнь девушки.
Это выбило Сандру из колеи.
– Что ты такое говоришь?
– Вот увидишь: на рукоятке ножа вы найдете отпечатки парня, не мои. – Убийца хотел принизить, растоптать их чувства, подумал он. – Доказательство любви.
– Но если он тебя послушался, почему ты убил и его тоже? В конце концов ты вывел его из машины и выстрелил в затылок, в упор. Казнил.
– Потому что мои обещания – ложь, как и любовь, в которой клянутся друг другу эти молодые пары. А доказав, что человеческое существо способно убить из чистого эгоизма, я и с себя снимаю всякую вину.
Ветер налетел, пригнув верхушки сосен. Один единственный сильный порыв, просвистевший по лесу и умчавшийся во тьму. Сандре показалось, будто Маркус наслал этот безжизненный вихрь.
Маркус заметил ее волнение и, где бы он ни пребывал в эти минуты, внезапно вернулся назад. Когда он прочел в глазах женщины страх, ему стало стыдно. Он не хотел, чтобы Сандра так на него смотрела. Увидел, как она сделала маленький шаг назад, словно стремясь отойти на безопасное расстояние.
Сандра, смущенная, отвела взгляд. И все же после того, что она видела, скрыть неловкость не удавалось. Чтобы как то выйти из положения, она взяла у Маркуса из рук планшет:
– Хочу тебе кое что показать.
Пролистнув фотографии, она добралась до крупного плана Дианы Дельгаудио.
– Девушка работала в парфюмерном магазине, – сообщила она. – Косметика, там, где ее не смыло слезами, наложена тщательно. Губная помада тоже.
Маркус вгляделся в снимок. Он еще не пришел в себя, может, поэтому не сразу понял смысл уточнения.
Сандра попыталась объяснить:
– Когда я делала этот снимок, что то мне показалось странным. Что то было не так, но только потом я поняла, что именно. Ты утверждал недавно, что перед нами – убийца вуайерист: он ждет, пока влюбленные приступят к акту, и только тогда появляется. Но если Диана и ее парень ласкали друг друга, готовясь приступить к сексу, каким образом у нее сохранилась помада на губах?
До Маркуса дошло:
– Помаду наложил он, после.
Сандра кивнула:
– Думаю, он ее фотографировал. Даже уверена в этом.
Пенитенциарий с интересом воспринял информацию. Он еще не знал, как связать ее с привычками убийцы, но был убежден, что эта деталь составляет определенную часть ритуала.
– Зло – очевидная для всех аномалия, на которую при этом никто не обращает внимания, – заметил он как бы про себя.
– Ты о чем?
Маркус пристально посмотрел на нее:
– Все ответы – здесь, и здесь ты должна искать. – Все как на картине «Мученичество святого Матфея» из Сан Луиджи деи Франчези, надо только уметь наблюдать. – Убийца все еще здесь, хотя мы его и не видим. Охотиться за ним мы должны в этом месте, и ни в каком другом.
Сандра поняла:
– Ты говоришь о человеке, которого мы недавно видели. Ты не веришь, что он и есть монстр.
– Какой смысл возвращаться сюда через несколько часов? – признал Маркус. – С убийством и унижением жертв заряд нездоровой, разрушительной энергии иссякает. Инстинкт удовлетворен. Он – обольститель, помнишь? Он уже предвкушает новые победы.
Сандра была убеждена, что это не все, что Маркус скрывает от нее истинную причину. Объяснение казалось разумным, но по смущению пенитенциария она догадалась: есть нечто иное.
– Он не монстр еще и потому, что перекрестился, так?
Перекрестился наоборот: это и в самом деле поразило Маркуса.
– Кто же он тогда, по твоему? – допытывалась Сандра.
– Ищите аномалию, агент Вега, не задерживайтесь на деталях. Зачем он сюда приходил?
Сандра мысленно вернулась к тому, что они видели.
– Он встал на колени, выкопал ямку. Но там ничего нет…
– Вот именно, – кивнул Маркус. – Он ничего не закапывал. Он что то выкопал.
– Продолжим обучение: вот твой второй урок, – объявил Клементе.
Он устроил Маркуса в мансарде на улице деи Серпенти. Квартирка небольшая. Никакой мебели, только лампа да раскладушка у стены. Но из маленького окошка можно было любоваться единственным в своем роде видом на крыши Рима.
Маркус потрогал пластырь, все еще покрывавший рану на виске. Это стало чем то вроде нервного тика, он это проделывал невольно, почти бессознательно. После потери памяти Маркусу стало казаться, будто все окружающее видится ему во сне или представляется в воображении. А этот жест помогал убедиться, что он сам существует на самом деле.
– Хорошо, я готов.
– Я стану твоим единственным связным. У тебя не будет других контактов: ты не узнаешь, кто отдает тебе приказы и поручает миссии. Кроме того, ты должен свести к минимуму общение с другими людьми. В прошлом ты принес обет одиночества. Но твой затвор – не в стенах монастыря, а в мире, который тебя окружает.
Маркус задумался, можно ли в самом деле выжить в таких условиях. Но что то подсказывало ему: да, он без людей обойдется, он привык жить один.
– Некоторые категории преступлений привлекают внимание Церкви, – продолжал Клементе. – Они отличаются от других тем, что несут в себе аномалии. На протяжении веков такие аномалии определялись по разному: абсолютное зло, смертный грех, дьявол. Но все это не более чем несовершенные попытки дать имя чему то необъяснимому: злобе, лежащей в глубине человеческой природы. Такие характерные преступления Церковь всегда выискивала, анализировала, классифицировала. Для этой цели предназначен особый разряд священников: пенитенциарии, охотники во мраке.
– Этим я занимался раньше?
– Твоя задача – обнаружить зло во имя Церкви и ради ее пользы. Твоя подготовка ничем не будет отличаться от подготовки криминолога или полицейского профайлера, но ты научишься отмечать детали, для них неуловимые. – И он добавил: – Люди не хотят признавать некоторые вещи, не хотят их видеть.
Но он так и не мог пока целиком осознать смысл своей миссии.
– Почему я?
– Зло – это правило, Маркус. Добро – исключение.
Хотя Клементе и не ответил на вопрос, эти слова поразили Маркуса сильнее, чем какое бы то ни было объяснение. Смысл был ясен. Он – орудие. В отличие от прочих, он сознает, что зло – константа бытия. В жизни пенитенциария нет места для таких вещей, как любовь к женщине, друзья, семья. Радость отвлекает, и он должен примириться с тем, что придется без нее обойтись.
– Как я пойму, что уже готов?
– Поймешь. Но чтобы познать зло, ты должен сначала научиться действовать ради добра. – Тут Клементе вручил ему адрес и протянул какой то предмет.
Ключ.
Маркус отправился на место, не зная, что его ожидает.
Это оказался двухэтажный домик на окраине. Подходя, Маркус заметил, что у подъезда скопилась кучка людей. К двери был прикреплен крест из лилового бархата: недвусмысленный знак того, что в доме покойник.
Маркус вошел, смешавшись с друзьями и родственниками, и никто не обратил на него внимания. Они переговаривались вполголоса; никто не плакал, но в доме царила атмосфера подлинной скорби.
Несчастье, обрушившееся на эту семью, заключалось в смерти молодой девушки. Маркус сразу узнал родителей: все в комнате стояли, сидели только они. На их лицах читалась скорее растерянность, чем боль.
На мгновение пенитенциарий встретился взглядом с отцом. Силач лет пятидесяти, из тех, что голыми руками гнут стальные прутья. Сейчас он казался разбитым: эмблема бессильной мощи.
Гроб стоял открытый, собравшиеся подходили попрощаться с покойницей. Маркус встроился в процессию. Увидев девушку, сразу понял, что смерть начала свою работу, еще когда она была жива. Уловив обрывок разговора, обнаружил, что ее болезнью была она сама.
Наркотики быстро покончили с ней.
Но Маркус не понимал, какое добро может он сотворить в подобных обстоятельствах. Утрата казалась непоправимой. Тогда он вытащил из кармана ключ, который вручил ему Клементе, и стал разглядывать его, держа на ладони.
Что он открывает?
Он прилежно приступил к единственному, что можно было предпринять: вложить ключ в замочную скважину каждой двери. И, стараясь не привлекать внимания, стал бродить по дому в поисках нужной двери. Безуспешно.
Он почти уже отчаялся, когда вдруг вспомнил о задней двери. В ней единственной не было замка. Маркус открыл ее, толкнув рукой. Она вела на лестницу. И, держась в полутьме за стены, Маркус спустился в подвал.
Старая мебель, ящик с инструментами для ремонта. Но, развернувшись, он обнаружил деревянную кабинку. Сауна.
Маркус подошел к двери со смотровым окошком. Попробовал заглянуть внутрь, но стекло было слишком плотным, и было слишком темно. И он решил попробовать ключ. К его великому удивлению, замок поддался.
Маркус отворил дверь, и его накрыло зловоние. Рвота, пот, экскременты. Он невольно отпрянул. Но после все же вошел.
На полу тесной кабинки лежал человек. Одежда разорвана, волосы спутаны, борода отросла. Его избивали долго и жестоко. Глаз совершенно заплыл, спекшаяся кровь скопилась под носом и в уголках рта, тело покрывали многочисленные синяки. На руках, почерневших от грязи, виднелись татуировки: кресты, черепа. На шее – свастика.
Из состояния, в каком он находился, Маркус заключил, что этот человек давно здесь заперт.
Повернувшись к вошедшему, он прикрыл рукой единственный целый глаз: даже такой слабый свет причинял ему боль. Во взгляде читался подлинный неприкрытый страх.
Через несколько секунд он понял, что Маркус – новый персонаж длящегося кошмара. Может, поэтому осмелился заговорить:
– Я не виноват… Эти юнцы приходят ко мне на все готовыми ради дозы… Она просила пустить ее в оборот, ей нужны были деньги… Я сделал, как она хотела, я тут ни при чем…
Пыл, с которым он начал свои излияния, мало помалу угас, и вместе с ним надежда. Парень снова скорчился на полу, смирившись с неизбежным. Так пес бешено лает, пытаясь сорваться с цепи, но потом уходит в конуру, прекрасно зная, что его никогда не отпустят.
– Девушка умерла.
При этих словах парень потупил взгляд.
Маркус смотрел, задаваясь вопросом, зачем Клементе подверг его такому испытанию. Но вопрос следовало задать не так.
Что ему делать, как правильно поступить?
Перед ним – злодей. Символы на его татуировках ясно указывали, на чьей он стороне. Он заслуживал наказания, но не такого. Если Маркус его освободит, он наверняка продолжит свое дело и заставит страдать других людей. И часть вины падет на пенитенциария. Но, решившись оставить негодяя здесь, он станет соучастником жестокого деяния.
Где добро, где зло в таких обстоятельствах? Что он должен сделать? Освободить узника или запереть дверь и уйти?
Зло – правило, добро – исключение. Но в тот момент Маркус не мог отличить одно от другого.
8
Они использовали для связи голосовую почту.
Каждый раз, когда кому то из двоих нужно было что то сказать другому, он звонил по определенному номеру и оставлял сообщение. Номер периодически менялся, но не через какой то установленный срок. То они пользовались номером несколько месяцев, то Клементе менял его через несколько дней. Маркус понимал, что это делается ради безопасности, но никогда не спрашивал, чем каждый раз бывало вызвано решение о смене. Но даже такая банальная проблема указывала на то, что существует целый мир, который друг от него утаивает. И пенитенциарий, которого не допускали в святая святых, уже начинал испытывать досаду. Пусть даже Клементе это делал из лучших побуждений, чтобы сохранить тайну, Маркус все равно чувствовал, что его используют вслепую. По этой причине в последнее время отношения между ними сделались напряженными.
После ночи, проведенной в сосновом лесу под Остией вместе с Сандрой, Маркус позвонил на голосовой ящик, чтобы попросить о встрече. Но, к его великому удивлению, друг его опередил.
Встреча была назначена на восемь часов в базилике Святого Аполлинария.
Пенитенциарий пересек площадь Навона, где в этот час художники, выставлявшие изображения самых красивых уголков Рима, собирались поужинать. Из баров выносили столики; зимой их ставили вокруг больших газовых горелок.
Базилика Святого Аполлинария располагалась неподалеку, на площади того же названия. Церковь не поражала взгляд, даже не была особо красивой, но ее простая архитектура хорошо сочеталась с гармоничными зданиями, ее окружавшими. Она составляла часть комплекса, где в свое время располагался Папский германско венгерский коллегиум. Уже несколько лет там находился Папский университет Святого Креста.
Но с небольшой базиликой были связаны две истории, одна старинная, другая – ближе к нашим временам. В обеих шла речь о некоем скрытом присутствии.
Первая касалась образа Мадонны, восходящего к XV веку. Когда в 1494 году солдаты Карла V, короля Франции, разбили лагерь перед церковью, прихожане замазали святой лик, чтобы уберечь Пречистую Деву от нечестивцев. Но потом о существовании картины забыли на полтора столетия, и только при землетрясении 1647 года отвалился слой штукатурки, скрывавший ее.
Вторая история, гораздо ближе к нашим временам, касается странного погребения в церкви Энрико Де Педиса по прозвищу Ренатино, члена кровавой банды из Мальяно, которая терроризировала Рим в середине семидесятых годов и была замешана в самых темных делах, какие творились в городе и в которых нередко принимал участие Ватикан. Банда вроде бы распалась: кого то осудили, с кем то расправились; но некоторые считают, что она до сих пор продолжает действовать в тени.
Маркусу всегда было непонятно, почему самый безжалостный из бандитов удостоился чести, которую в прошлом оказывали только людям святой жизни, или великим благотворителям Церкви, или уж папам, кардиналам и епископам. Пенитенциарий помнил, какой скандал разразился, когда кто то поведал миру о столь двусмысленном захоронении, так что церковным властям пришлось перенести останки. Но перенесли их только после долгих, настойчивых протестов, которые натолкнулись на твердое и необъяснимое противодействие Церкви.
Иные сведущие люди поддерживали версию, будто вместе с преступником здесь захоронили юную девушку, которая много лет назад пропала без вести в нескольких шагах от церкви Святого Аполлинария. Эмануэлу Орланди, дочь сотрудника Ватикана, предположительно похитили, чтобы шантажировать папу. Но эксгумация останков Де Педиса показала, что это очередной ложный след в истории и без того достаточно темной.
Припомнив все факты, Маркус задался вопросом, почему Клементе выбрал именно это место для их встречи. Ему не понравилась их последняя стычка и то, как друг наотрез отказался свести его с вышестоящими, хотя это помогло бы расследовать убийство монахини, которую год назад разрубили на куски в садах Ватикана.
«Нам не подобает спрашивать, нам не подобает знать. Нам подобает лишь повиноваться».
Маркус надеялся, что Клементе позвал его, чтобы попросить прощения; сказать, что передумал. Поэтому, вступив на маленькую площадь Святого Аполлинария, пенитенциарий ускорил шаг.
Когда он вошел, церковь была пуста. Гулко звучали его шаги по мраморному полу центрального нефа, где на стенах были выбиты имена кардиналов и епископов.
Клементе уже сидел на одной из передних скамей. На коленях он держал черную кожаную сумку. Взглянув на Маркуса, невозмутимо указал на место рядом с собой.
– Полагаю, ты все еще злишься на меня.
– Ты позвал меня потому, что вышестоящие лица согласились сотрудничать?
– Нет, – чистосердечно признался Клементе.
Маркус был разочарован, но не хотел это показывать.
– Тогда что стряслось?
– Вчера ночью случилось нечто ужасное в сосновом лесу под Остией. Юноша убит, девушка, возможно, не выживет.
– Я читал об этом в газете, – соврал Маркус. На самом деле он уже все знал благодаря Сандре. Но разумеется, не мог признаться, что тайком следовал за женщиной, потому что, наверное, питал к ней какие то чувства. Чувства, природы которых сам не знал.
Клементе взглянул на него пристально, будто заподозрил подвох.
– Ты должен этим заняться.
Задание обескуражило Маркуса. В конечном итоге полиция бросила на это дело свои лучшие силы и лучших людей: ЦОС располагала всеми средствами, чтобы остановить монстра.
– Почему?
Клементе никогда не вдавался в объяснения, почему им поручали то или иное расследование. Часто ссылался на стечение обстоятельств или на то, что раскрыть данное преступление – в интересах Церкви. Поэтому Маркус никогда не знал, что на самом деле кроется за тем или иным поручением. Но на этот раз друг предоставил ему объяснение.
– Над Римом нависла серьезная угроза. То, что случилось ночью, глубоко возмущает и ум, и совесть. – В голосе Клементе неожиданно зазвучала тревога. – Не преступление само по себе, но то, что оно представляет: злодеяние насыщено символикой.
Маркус мысленно воспроизвел мизансцену убийства: юношу заставили прикончить подругу ради спасения собственной жизни, потом хладнокровно казнили, выстрелив в затылок. Убийца знал, что после него эту сцену увидит полиция и станет задавать вопросы, которые останутся без ответа. Спектакль предназначался только для них.
И потом – секс. Хотя монстр и не насиловал жертв, сексуальная подоплека его действий была очевидна. Преступления такого рода вызывали особую озабоченность, поскольку пробуждали у публики болезненный интерес. Пусть многие это и отрицают, каждый чувствует их опасную притягательность, маскируя вовлеченность под презрение. Но есть и еще кое что.
Вести о сексе всегда опасны.
Всякий раз, к примеру, когда сообщаются статистические данные об изнасилованиях, те в последующие дни возрастают в геометрической прогрессии. Вместо того чтобы вызвать возмущение, их число – особенно значительное – порождает подражателей. Будто бы насильники in fieri , которым до сих пор удавалось сдерживать свои импульсы, внезапно чувствовали, что и им позволено перейти к действию, при поддержке безымянного большинства.
Преступление не кажется таким тяжким, если делишь вину с другими, напомнил себе Маркус. Поэтому полиция в половине стран мира уже не распространяет сведения о преступлениях на сексуальной почве. Но пенитенциарий был уверен: тут кроется что то еще.
– Откуда такой внезапный интерес к тому, что случилось в лесу под Остией?
– Видишь ту исповедальню? – Клементе указал на второй придел по левой стороне. – Ни один священник никогда туда не заходит. И все таки время от времени кто то исповедуется там.
Маркусу было любопытно узнать, в чем дело.
– В прошлом преступники оставляли там послания для сил правопорядка. В исповедальне установлен магнитофон. Он включается, когда вошедший преклоняет колени. Мы изобрели такой способ, чтобы всякий, кому это нужно, мог поговорить с полицией, ничем не рискуя. Иногда в сообщениях содержалась ценная информация, а полицейские, в свою очередь, закрывали глаза на некоторые делишки. Хотя это и удивит тебя, через нас общались между собой враждующие стороны. Люди не должны об этом узнать, но наше посредничество спасло многие жизни.
С означенной договоренностью и связано то, что до недавнего времени здесь покоились останки такого преступника, как Де Педис. Теперь и Маркусу стало ясно, почему это погребение состоялось здесь: базилика Святого Аполлинария – вольный порт, безопасное укрытие.
– Ты сказал – в прошлом; то есть так больше не делается.
– Сейчас существуют более эффективные способы и средства связи, – сказал Клементе. – Посредничество Церкви больше не нужно или даже вызывает подозрения.
Маркус начинал понимать.
– Но магнитофон все таки остался на месте…
– Мы решили поддерживать в рабочем состоянии это ценное средство связи, полагая, что в один прекрасный день оно снова может оказаться полезным. И не ошиблись. – Клементе открыл черную кожаную сумку, которую принес с собой, и вынул старый кассетный магнитофон. Вложил кассету в нужный отсек. – Пять дней назад – то есть до того, как на молодую пару напали в сосновом лесу под Остией, – кто то преклонил колена в той исповедальне и произнес следующие слова…
Клементе нажал на пуск. Шорохи, разносимые эхом, заполнили главный неф. Качество записи было никудышным. Но вскоре из серой невидимой реки всплыл голос:
– …был… Случилось ночью… И все поняли, куда он всадил свой нож…
Похоже на отдаленный шепот. Голос ни мужской, ни женский. Он звучал будто из другого мира, другого измерения. Голос мертвеца, который пытается подражать живым, забыв, возможно, что значит быть мертвым. Иногда он пропадал в помехах, увлекая с собою части фраз.
– …пришло его время… дети умерли… лживые носители лживой любви… и он был безжалостен к ним… соляной мальчик… если его не остановят, он не остановится.
Больше голос ничего не сказал. Клементе выключил запись.
Маркусу сразу стало ясно, что запись неслучайна.
– Он говорит в третьем лице, но о себе.
Да, на пленке запечатлелся голос монстра. Его слова недвусмысленны, как и обида, вдохновившая их.
«…И все поняли, куда он всадил свой нож…»
Клементе молча глядел на него, а пенитенциарий начал анализировать сообщение.
– «Был», – повторил Маркус. – Фраза неполная: был – кто? И почему он говорит в прошедшем времени о том, что только должно произойти?
Помимо заявлений и угроз, обычного репертуара убийц эксгибиционистов, были в послании места, которые привлекли его внимание.
– «Дети умерли», – повторил он вполголоса.
Выбор слова, «дети», вполне продуман. Это означает, что целью убийцы были и родители той пары из Остии. Он пролил кровь от крови их и неизбежно умертвил их самих тоже. Ненависть его распространялась вширь, наподобие подземных толчков. В эпицентре находилась молодая пара, но оттуда шла сейсмическая волна злобы, которая задела всех, кто был в их окружении, – родных, друзей, знакомых – и достигла наконец матерей и отцов, ничем не связанных с убитыми, но в эти часы с тревогой и болью переживавших все, что случилось в сосновом лесу, думая, что и их дети могли бы там оказаться.
– «Лживые носители лживой любви», – продолжил пенитенциарий и подумал об испытании, которому монстр подверг Джорджо Монтефьори, внушив иллюзию, будто он может выбирать между собственной смертью и смертью Дианы. Джорджо предпочел собственную жизнь и согласился вонзить нож в девушку, которая доверяла ему, верила в его любовь. – Мы должны передать кассету следственной группе, – убежденно проговорил Маркус. – Очевидно, что убийца хочет, чтобы его остановили, иначе он не объявил бы заранее о том, что собирается сделать. И если в прошлом исповедальня служила для связи с полицией, значит полиции и предназначалось послание.
– Нет, – оборвал его Клементе. – Ты должен действовать в одиночку.
– Почему?
– Так решено.
Опять таинственный высший уровень устанавливает правила, на основании ratio неизреченного и, по видимому, непостижимого.
– Что это за «соляной мальчик»?
– Единственная зацепка, которая у тебя есть.
9
Вернувшись той ночью домой, она разбудила Макса поцелуем, и они любили друг друга.
Странное дело. Это должно было от чего то ее освободить, прогнать неприятное ощущение, угнездившееся внутри. Утомление от секса смыло грязь с души, но образ пенитенциария не исчез.
Потому что, занимаясь любовью с Максом, Сандра думала о нем.
Маркус воплотил в себе всю боль, которую она оставила за плечами. При встрече с ним всплыли на поверхность прошлые невзгоды, так болотная трясина со временем исторгает из себя все, что когда то поглотила. И в самом деле, в жизнь Сандры вторглась старая мебель, полная воспоминаний, дома, в которых она жила, платья, которые перестала носить. Странная ностальгия. И, к ее великому удивлению, вовсе не по умершему мужу.
Маркус был тому причиной.
Проснувшись около семи, Сандра лежала в постели, погруженная в эти мысли. Макс уже встал, и она, прежде чем подняться самой, выжидала, когда он уйдет в школу. Ей не хотелось нарываться на вопросы: вдруг он что то заподозрит и потребует объяснений.
Сандра прошла в душ, но сначала включила радио, послушать новости.
Горячая вода стекала по затылку, и Сандра, блаженно зажмурившись, млела от ласковых прикосновений. Диктор вещал о внешней политике.
Сандра не слушала. Пыталась осмыслить то, что случилось ночью. Увидев пенитенциария в действии, она испытала шок. Наблюдая за тем, как он движется по лабиринту сознания убийцы, чуть не поверила, что перед ней – настоящий монстр.
Это и восхищало, и ужасало ее.
«Ищите аномалию, агент Вега, не задерживайтесь на деталях». Вот что он сказал. «Зло – аномалия, очевидная для всех, которую при этом никто не замечает».
А что она заметила ночью? Человека, который бродил по сосновому лесу: смутную тень в лунном свете. Потом он нагнулся, выкопал ямку.
«Он ничего не закапывал. Он что то выкопал», – уверенно заявил Маркус.
Выкопал – что?
Незнакомец перекрестился. Но – наоборот: справа налево, снизу вверх.
Что это значит?
Тут диктор перешел к хронике преступлений. Сандра выключила воду, чтобы послушать: так и стояла в душевой кабинке, вся мокрая, опершись о стену, покрытую кафелем.
Главной новостью было нападение на молодую пару. Тон обеспокоенный: влюбленным рекомендовалось не уединяться в пустынных местах. Полиция не пожалеет людей и средств ради обеспечения безопасности граждан. Чтобы отпугнуть убийцу, было объявлено о ночном патрулировании окраинных районов, пригородов и промышленной зоны. Но Сандра знала, что все это – чистой воды показуха: местность слишком обширна, никаких патрулей не хватит.
Рассказав, как силы правопорядка реагируют на чрезвычайную ситуацию, диктор перешел к сообщению о состоянии здоровья выжившей жертвы.
Диана Дельгаудио перенесла сложную операцию. Сейчас она погружена в искусственную кому, но врачи не дают никаких прогнозов. Практически они не в состоянии сказать, когда она очнется, а главное, очнется ли вообще.
Сандра стояла, потупив взгляд; слова, исходившие из радиоприемника, струились вместе с водой, что бурлила над сливом. Мысль о девушке причиняла боль. Если Диана не выйдет из комы, что за жизнь ее ожидает? Словно в насмешку: ведь она даже не сможет дать показания и помочь тем самым изловить того, кто ее искалечил. И Сандра заключила, что монстр добился таки своей цели, ведь можно убить человека, даже оставив его в живых.
Диана не умерла, но все же убийце повезло.
Сандра сопоставляла события двух минувших ночей, и слишком многое не состыковывалось. Нападение на молодую пару, блуждание незнакомца при лунном свете. А если монстр нарочно оставил что то на месте преступления? Но если он что то зарыл, зачем кто то другой пришел и вырыл это? Непонятно, зачем все это нужно, однако первый из двух вопросов имеет смысл.
Что бы там ни было, это зарыл не убийца. Кто то другой это сделал позже. Спрятал какой то предмет, чтобы потом спокойно забрать его. Кто то, кто хотел, чтобы никто не узнал о находке.
Кто?
Когда Сандра гналась за ним по сосновому лесу, ей на мгновение почудилось в нем что то знакомое. Она не могла определить, что именно, но то не был простой обман зрения.
Сандра только сейчас почувствовала, что вся застыла, точно как ночью, когда Маркус изображал убийцу. Но дело было не в том, что она добрых пять минут стояла мокрая в душевой кабинке, выключив воду. Нет, холод исходил изнутри. Его породила догадка. Опасная догадка, которая могла повлечь за собой серьезные последствия.
– Зло – аномалия, очевидная для всех, которую при этом никто не замечает, – повторила она вполголоса.
Аномалия – то, что девушка до сих пор жива.
Брифинг ЦОС был назначен на одиннадцать. Времени хватало. В данный момент она не собиралась никого посвящать в свои планы еще и потому, что не знала, чем подкрепить возникшую догадку.
Отделение судебной медицины располагалось в четырехэтажном здании постройки пятидесятых годов. Безликий фасад, единственная характерная деталь – высокие окна. В здание вела лестница с широким пандусом, чтобы автомобили могли подъезжать прямо к парадной двери. Для фургонов, перевозивших трупы, предназначался более скромный задний вход. Оттуда можно было быстро попасть в цокольный этаж, с холодильными камерами и залами для вскрытий.
Сандра выбрала главный вход и направилась к старому лифту. Она бывала здесь всего пару раз, но знала, что медики занимают последний этаж.
Коридоры пропахли дезинфицирующим средством и формалином. В отличие от расхожих представлений, люди сновали туда сюда, всюду ощущалась нормальная рабочая атмосфера. Хотя предметом их занятий была смерть, сотрудников, кажется, это не слишком угнетало. За годы службы в полиции Сандра повидала многих судмедэкспертов. Все они обладали ярко выраженным чувством юмора и выработали в себе некий позитивный цинизм. Все, кроме одного.
Кабинет доктора Астольфи был последним по коридору справа.
Сандра издалека заметила, что дверь открыта. Остановившись на пороге, она увидела врача: тот сидел за столом, в белом халате и что то писал. Перед ним лежала неизменная пачка сигарет и сверху зажигалка.
Сандра постучала по косяку, подождала. Прошло несколько секунд, прежде чем Астольфи оторвал взгляд от бумаг. Заметив ее, он, казалось, пришел в недоумение: с какой стати у него на пороге стоит агент в полицейской форме.
– Проходите.
– Добрый день, доктор. Я – агент Вега, помните меня?
– Да, я вас помню. – Он был, как всегда, уклончив. – В чем дело?
Сандра прошла в кабинет. С первого взгляда догадалась, что этот человек занимает его лет тридцать как минимум. Корешки книг, стоящих на полках, пожелтели, а кожаный диван знавал лучшие времена. Стены, на которых висели выцветшие аттестаты и дипломы, явно не мешало побелить. Надо всем царил застарелый запах табака.
– У вас не найдется для меня минутка? Мне нужно с вами поговорить.
Так и не положив ручку, Астольфи жестом пригласил ее сесть.
– Только недолго, мне некогда.
Сандра уселась перед столом.
– Вот что я хотела сказать: сожалею, что вчера вся вина за произошедшее пала на вас.
Врач искоса взглянул на нее:
– Что это значит? Вы то тут при чем?
– Ну, я могла бы раньше заметить, что Диана Дельгаудио жива. Если бы я не избегала смотреть ей в глаза…
– Этого не заметили вы, но этого не заметили и ваши коллеги криминалисты, которые явились сразу после вас. Вина моя, и только моя.
– По правде говоря, я пришла сказать, что у вас есть шанс реабилитироваться.
На лице Астольфи появилась гримаса недоверия.
– Меня отстранили, я больше не занимаюсь этим делом.
– Я думаю, что произошло нечто серьезное! – выпалила Сандра.
– Тогда почему бы вам не поговорить с вашим начальством?
– Потому что я пока не уверена.
Астольфи казался раздосадованным.
– Значит, я должен подкрепить вашу догадку?
– Возможно.
– Ну и о чем речь?
Сандра была довольна и тем, что он до сих пор еще не выставил ее за дверь.
– Просматривая фотографии, снятые в лесу, я обнаружила, что в панорамную съемку не попала одна деталь, – соврала она.
– Такое бывает, – утешил ее врач – исключительно затем, чтобы она скорее перешла к делу.
– Только потом я заметила, что рядом с машиной, где сидела пара, земля в одном месте раскопана.
Астольфи на этот раз ничего не сказал, но положил ручку на стол.
– Я предполагаю, что убийца мог что то зарыть.
– Немного смелое предположение, вам не кажется?
Хорошо хорошо, сказала себе Сандра: врач не спрашивает, с какой стати она выкладывает все это именно ему.
– Да, но позже я отправилась туда и проверила.
– И что?
Сандра пристально взглянула на него:
– Там ничего не было.
Астольфи не сразу отвел взгляд и не спросил, когда она ходила проверять.
– Агент Вега, у меня нет времени на разговоры.
– А если это был кто то из наших? – выпалила Сандра единым духом, зная, что дошла до точки невозврата. Это тяжкое обвинение, если она ошибается, последствия могут быть серьезными. – Один из наших утаивает улику с места преступления. Уносить ее рискованно, и он ее зарывает в землю, чтобы потом прийти и забрать.
Астольфи, казалось, пришел в ужас:
– Вы говорите о сообщничестве, агент Вега. Я правильно понял вас?
– Да, доктор. – Сандра старалась, чтобы ее слова звучали как можно более убедительно.
– Агент криминалист? Полицейский? Может быть, даже я. – Астольфи был вне себя. – Вы отдаете себе отчет, что ваша гипотеза чревата серьезнейшими обвинениями?
– Простите, но вы не уловили смысла происходящего: я тоже присутствовала на месте преступления и тоже могу быть замешана, так же как и остальные. Более того: упущение в моем отчете ставит меня во главе списка подозреваемых.
– Советую вам оставить все как есть ради вашего блага. У вас нет доказательств.
– А у вас – безупречный послужной список, – возразила Сандра. – Я проверила. Сколько лет вы занимаетесь этой работой? – Она не дала Астольфи ответить. – И вы в самом деле не поняли, что девушка еще жива? Как можно совершить такую ошибку?
– Вы с ума сошли, агент Вега.
– Если сцена преступления была в самом деле искажена, тогда и тот факт, что никто не заметил признаков жизни у Дианы Дельгаудио, предстает в ином свете. Не как простая небрежность, но как преднамеренное действие в интересах убийцы.
Астольфи вскочил, тыча в нее пальцем:
– Это все сплошные предположения! Если бы у вас были доказательства, вы не говорили бы тут со мной, а направились бы прямо к комиссару Моро.
Сандра не произнесла ни слова. Вместо этого медленно перекрестилась, но в обратном порядке – справа налево, снизу вверх.
По выражению лица Астольфи Сандра догадалась, что это он был в лесу прошлой ночью. И врач понял, что женщина видела его.
Сандра нарочно коснулась пояса, к которому была прицеплена кобура.
– Это вы убили молодую пару. Потом вернулись в лес в белом халате судмедэксперта, обнаружили, что Диана еще жива, и оставили ее умирать. Тем временем очистили место преступления от улик, которые могли вас выдать. Спрятали их и пришли забрать, когда в лесу уже никого не было.
– Нет, – возразил медик спокойно, но решительно. – Меня вызвали на работу, есть служебное распоряжение: я никак не мог сам это подстроить.
– Повезло, – хмыкнула Сандра: она в совпадения не верила. – Или это правда: не вы напали на них, но вы знаете, кто это сделал, и покрываете его.
Астольфи рухнул на стул:
– Ваше слово против моего. Но если вы запустите эту историю, мне конец.
Сандра молчала.
– Мне нужно покурить. – Не дожидаясь ее согласия, Астольфи вынул сигарету из пачки, зажег ее.
Они молча разглядывали друг друга, как два случайных попутчика в зале ожидания на вокзале. Врач был прав: у Сандры не было доказательств, чтобы подкрепить обвинение. Не в ее власти было арестовать его или доставить в ближайший комиссариат. Но несмотря ни на что, Астольфи не выпроводил ее.
Очевидно, что Астольфи искал способ как то выпутаться из сложившейся ситуации, и не только потому, что рисковал карьерой. Сандра была уверена, что, если произвести у доктора обыск, обязательно всплывет что нибудь компрометирующее. Может быть, даже улика, которую он изъял с места преступления, хотя, скорее всего, медик от нее уже избавился. Или нет?
Астольфи погасил сигарету в пепельнице и встал, не сводя глаз с агента. Направился к закрытой двери, которая, вероятно, вела в персональный туалет. Во взгляде доктора читался вызов.
Сандра не обладала достаточной властью, чтобы ему помешать.
Он закрыл за собой дверь, повернул ключ в замке. Вот дерьмо, подумала Сандра и вскочила – подслушать, чем он там занимается.
Долгое время не было слышно ни звука, потом Астольфи спустил воду в унитазе.
Вот дура, я должна была это предвидеть, злилась на себя Сандра. Но, ожидая, пока доктор выйдет из туалета, она как будто услышала крики. Уж не почудилось ли.
Кричали не в здании, а снаружи.
Сандра подошла к окну. Увидела, как люди бегут к дому. Дернула раму, высунулась наружу.
Четырьмя этажами ниже лежало тело судмедэксперта.
Сандра опешила на мгновение, потом снова повернулась к двери в туалет.
Нужно что то делать.
Она попыталась высадить дверь плечом. Раз, второй. Замок наконец поддался. Сандра влетела внутрь. Из распахнутого окна, откуда выбросился судмедэксперт, задул сквозняк. Не обращая на это внимания, Сандра встала на четвереньки, склонилась над унитазом. Без колебаний сунула руку в прозрачную воду, надеясь, что вещь, которую Астольфи спустил, еще не успела уйти в трубу. Погрузила руку так глубоко, как могла, и что то нащупала пальцами, потом схватила, потом снова выпустила. Наконец ей удалось подцепить эту штуку. Она попыталась подтянуть ее наверх и вытащить, но предмет ускользнул.
– Вот хрень! – выругалась Сандра.
Но тут же осознала, что пальцы запомнили форму: что то круглое, с утолщениями по бокам, шершавое. Сначала она представила себе человеческий зародыш. Но тут же сообразила.
Что то похожее на куклу.
10
Заведение называлось «СКС».
Вывески не было, только рядом с дверью – черная табличка с тремя золотыми буквами. Чтобы войти, следовало позвонить в домофон. Маркус нажал на кнопку и подождал. Он пришел сюда не по наитию, а просто констатируя факт: раз монстр выбрал исповедальню базилики Святого Аполлинария, чтобы сообщить о себе, значит он достаточно хорошо знаком с криминальным миром. Если это и вправду так, пенитенциарий пришел туда, куда надо.
Через пару минут ответил женский голос. За лаконичным «Да?» яростно грохотал на предельной громкости тяжелый рок.
– Космо Бардити, – произнес Маркус.
Женщина помедлила.
– Ты договаривался?
– Нет.
Голос исчез, словно поглощенный громыханием. Через несколько секунд сработал электронный замок.
Маркус толкнул дверь и очутился в коридоре с бетонными стенами. Освещала его только неоновая лампа, которая часто мигала: казалось, вот вот перегорит.
В глубине коридора виднелась красная дверь.
Пенитенциарий направился туда. Слышался приглушенный гул басов. По мере того как Маркус продвигался, музыка становилась все громче. Дверь открылась прежде, чем он успел дойти, выпустив на волю злобные звуки, которые набросились на него, как демоны, вырвавшиеся из преисподней.
Появилась женщина, которая, по видимому, и говорила с ним по домофону. На ней были туфли на головокружительно высоких шпильках, очень короткая кожаная юбка и серебристый топ с глубоким вырезом. Над левой грудью – татуировка в виде бабочки. Платиновая блондинка, чересчур накрашенная. Она ожидала Маркуса, опершись о косяк и жуя резинку. Смерив его взглядом с головы до ног, не сказала ни слова, только развернулась и пошла, явно предполагая, что гость за ней последует.
Маркус вошел в заведение. «СКС» означало «секс», с пропущенной буквой. В самом деле: можно было безошибочно угадать, что это за место. Все определенно указывало на садомазо.
Обширный зал с низким потолком. Черные стены. В центре – круглая эстрада с тремя шестами для стриптиза. Вокруг – диванчики, обитые красной кожей, и столики того же цвета. Свет приглушенный, на экранах мелькают кадры порнографических фильмов: причинение боли, телесные наказания.
На эстраде девушка с обнаженной грудью лениво исполняла какой то номер с бензопилой под тяжелый рок. В песне назойливо повторялись слова: «Heaven is for those who kill gently» .
Следуя за платиновой блондинкой, Маркус насчитал каких нибудь шесть клиентов, рассеянных по залу. Только мужчины. Ни черепов, ни гвоздиков в ушах, да и вид не такой зверский, как можно было ожидать. Просто безликие типы разных возрастов, в офисных костюмах, с несколько скучающей миной. Седьмой клиент мастурбировал в темном углу.
– Эй, ну ка спрячь свою штучку! – набросилась на него провожатая Маркуса.
Мужчина ее проигнорировал. Блондинка возмущенно покачала головой, но этим и ограничилась. Они пересекли весь зал и оказались в узком коридоре, куда выходили двери отдельных кабинетов. Там же располагался мужской туалет, а за ним – дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен».
Женщина остановилась и посмотрела на Маркуса:
– Никто здесь не называет его настоящим именем. Поэтому Космо решил повидаться с тобой.
Она постучала и сделала Маркусу знак войти. Тот проследил, как она удалилась, потом переступил порог.
Постеры жестких фильмов семидесятых годов на стенах, барная стойка, на полочках – стереосистема, колонки, разные безделки. В комнате горела только настольная лампа, светящийся шар над черным письменным столом, очень аккуратным.
За столом сидел Космо Бардити.
Маркус закрыл за собой дверь, заглушив музыку, но какое то время стоял на границе тени, разглядывая его.
На нос Бардити сползали очки для чтения, что не вязалось с наголо обритой головой и джинсовой рубашкой с закатанными рукавами. Пенитенциарий тут же узнал татуировки на руках: кресты и черепа. И свастику на шее.
– Так что ты за хрен такой? – спросил мужчина.
Маркус шагнул вперед, чтобы тот мог увидеть его лицо.
Космо долго пребывал в замешательстве, пытаясь вспомнить.
– Это ты, – выдохнул он наконец.
Парень, заточенный в кабинке сауны, узнал своего спасителя.
Пенитенциарий еще помнил испытание, которому его подверг Клементе, вручив ключ и направив в дом родителей, потерявших дочь и раздавленных болью.
Зло – правило, добро – исключение.
– Я думал, что после того, как я тебя выпустил, ты изменишь образ жизни.
Мужчина ухмыльнулся:
– Не знаю, известно ли тебе, что человека с моим прошлым никто не возьмет на постоянную работу.
Маркус обвел рукой комнату:
– Но почему именно это?
– Работа как работа, разве нет? Мои девочки все чистые, никаких наркотиков, никакого секса с клиентами: здесь только смотрят. – Он добавил серьезным тоном: – Я живу с женщиной, которая меня любит. У нас двухлетняя дочь. – Он явно хотел показать, что его не напрасно освободили.
– Рад за тебя, Космо. Рад за тебя, – отчетливо проговорил Маркус.
– Ты пришел предъявить счет?
– Нет, попросить об одолжении.
– Я даже не знаю, кто ты и что ты там делал в тот день.
– Это не важно.
Космо Бардити почесал в затылке:
– Что от меня требуется?
Маркус сделал еще шаг к письменному столу:
– Я ищу одного человека.
– Я его знаю или должен знать?
– Понятия не имею; однако не думаю, что знаешь. Но ты мог бы помочь мне найти его.
– Почему именно я?
Сколько раз Маркус задавал этот вопрос себе или Клементе? Ответ был всегда одним и тем же: судьба, или, для верующих, Провидение.
– Потому что у человека, которого я ищу, особые пристрастия в плане секса, и я думаю, что в прошлом он давал волю своим фантазиям в таких местах, как это.
Маркус знал, что насилию предшествует некий инкубационный период. Убийца еще не знает, что хочет убивать. Он подпитывает экстремальным сексом зверя, которого носит внутри, и тем самым постепенно опускается в самые дальние тайники своей природы.
Бардити вроде бы заинтересовался:
– Расскажи о нем подробнее.
– Он любит ножи и пистолеты; возможно, у него проблемы с сексом: только оружие может доставить ему удовлетворение. Он любит смотреть, как другие занимаются сексом: подкарауливает парочки, но, может быть, посещает также групповуху. Он любит фотографировать: думаю, он хранит все снимки парочек, какие сделал за эти годы.
Космо записывал, как прилежный студент. Потом поднял взгляд от исчерканного листочка:
– Что нибудь еще?
– Да, очень важное: он чувствует свою неполноценность, и это его бесит. Чтобы доказать, что он не только не хуже, но даже и лучше других людей, он подвергает их испытанию.
– Какому?
Маркус вспомнил, как юноша был вынужден заколоть любимую девушку, уверовав в то, что тем самым спасет себе жизнь.
Лживые носители лживой любви.
Так назвал их монстр в сообщении, оставленном в базилике Святого Аполлинария.
– Что то вроде игры без шанса выиграть, направленной только на то, чтобы унизить партнера.
Космо задумался.
– Это, случайно, не имеет отношения к тому, что произошло в Остии?
Пенитенциарий промолчал.
Космо хохотнул:
– Друг мой, здесь, у меня, насилие – всего лишь спектакль. Те, кто приходит ко мне, считая, что преступают все пределы, на самом деле никчемные людишки, которые и мухи не обидят. То, о чем ты говоришь, – дело серьезное, вряд ли на такое решился кто то из моих бедолаг.
– Тогда где мне его искать?
Космо на мгновение отвел взгляд, как следует оценивая ситуацию, а главное, прикидывая, можно ли доверять собеседнику.
– Я уже не в теме, но все таки слышал кое о чем… Есть группа людей, которые, когда в Риме происходит кровавое преступление, собираются, чтобы отпраздновать событие. Они говорят, что каждый раз, когда приносится невинная жертва, происходит выброс негативной энергии. На празднествах они воспроизводят произошедшее, но на самом деле это всего лишь предлог, чтобы накачаться наркотиками и заняться сексом.
– Кто туда ходит?
– По мне, так те, у кого не все дома. Но также и богачи. Ты не представляешь, сколько народу верит в эту фигню. Все анонимно, попасть туда можно только при определенных условиях: тайна личной жизни свято соблюдается. Сегодня вечером они будут праздновать по поводу того, что случилось в Остии.
– Можешь сделать так, чтобы меня впустили?
– Каждый раз они выбирают новое место для встречи. Не так то легко его узнать. – Космо явно колебался: не хотел впутываться в такое дело, вероятно думая о безопасности женщины и девочки, которые ждали его дома. – Придется снова связаться со старыми приятелями, – заключил он скрепя сердце.
– Уверен, у тебя не будет проблем.
– Кое кому позвоню, – пообещал Космо. – В места, где они собираются, нельзя попасть без приглашения. Но ты должен быть начеку, это опасные люди.
– Приму все меры предосторожности.
– А если я не смогу тебе помочь?
– Хочешь, чтобы на твоей совести появились еще трупы?
– Ладно ладно, понял, сделаю все, что смогу.
Маркус подошел к столу, взял ручку и листок, на котором Космо делал пометки, и сам что то записал.
– Как только выяснишь, как мне пройти на празднество, позвонишь на эту голосовую почту.
Вглядевшись в листок, Космо увидел, что рядом с номером написано что то еще.
– Что это за «соляной мальчик»?
– Если ты, звоня кое кому, случайно упомянешь также и это, буду тебе очень благодарен.
Космо задумчиво кивнул. Маркус покончил с делом и мог уже уходить. Но как раз когда он повернулся к двери, Бардити спросил:
– Почему ты тогда выпустил меня?
Пенитенциарий ответил, не оборачиваясь:
– Сам не знаю.
11
Батиста Эрриага в шестьдесят лет считал себя человеком осмотрительным.
Но он не всегда был таким. В юные годы, на Филиппинах, он понятия не имел о том, что такое осмотрительность. Наоборот, много раз испытывал судьбу – и саму смерть – из за своего несносного нрава. Если рассудить хорошенько, от своего хулиганского поведения он не получал никаких выгод, всего лишь тешил тщеславие.
Ни денег, ни власти, ни, разумеется, уважения.
Но именно тщеславие послужило причиной несчастья. Событию этому суждено было определить всю его дальнейшую жизнь, хотя Батиста ни о чем таком и не догадывался.
В то время ему исполнилось шестнадцать лет, и он делал начес на макушке, чтобы казаться выше ростом. Он души не чаял в своей шевелюре цвета воронова крыла и похвалялся ею. Каждый вечер мыл голову и натирал кокосовым маслом. У него был гребешок из слоновой кости, который он стащил с лотка. Батиста носил его в заднем кармане брюк и время от времени вынимал, чтобы поправить плотный завиток на лбу.
Он важно шествовал по улочкам родной деревни в облегающих джинсах, которые мать пошила из полотнища старой палатки; кожаных сапогах, купленных у сапожника за гроши, потому что на самом деле они были стачаны из прессованного картона и намазаны гуталином; и в зеленой рубашке с круглым воротничком, тщательно выглаженной и всегда безупречно чистой.
В поселке его называли «Батиста щеголек». Он гордился таким прозвищем, пока не обнаружил, что на самом деле над ним смеялись и за глаза называли сыном дрессированной обезьяны, поскольку его отец алкоголик ради стаканчика был готов на все и часто развлекал завсегдатаев таверны, разыгрывая унизительные смешные сценки только ради того, чтобы ему налили стаканчик.
Батиста ненавидел отца. Ненавидел то, как он жил: гнул спину на плантациях, а потом попрошайничал, ублажая свои пороки. Норов он показывал только с женой, когда вечером возвращался пьяный и вымещал на ней все унижения, какие претерпел от других. Мать Батисты могла бы защитить себя и с легкостью его одолеть, поскольку пьяница едва держался на ногах. Но она терпеливо сносила удары, только чтобы лишний раз не унизить мужа. Ведь так или иначе он был ее мужчиной, она по своему любила его и защищала. Поэтому Батиста ненавидел также и мать.
Из за испанской фамилии Эрриага принадлежали в деревне к низшей касте. Прадед Батисты решил назваться так в далеком 1849 году, при генерал губернаторе Нарсисо Клаверии. Клаверия обязал филиппинцев, которые изначально не имели фамилий, выбрать себе какую нибудь по собственному усмотрению. Многие позаимствовали фамилии у колонизаторов, рассчитывая на их благоволение, не зная, что таким образом запятнают не только себя, но и своих потомков: их презирали испанцы, не желавшие иметь с ними ничего общего, и ненавидели филиппинцы, сохранившие собственные традиции.
Тяготило Батисту также и имя, выбранное матерью, чтобы подчеркнуть их приверженность католической вере.
Только один человек, кажется, не обращал на все это ровно никакого внимания. Его звали Мин, и он был лучшим другом Батисты Эрриаги. Был он высокий, плотный – настоящий великан. С первого взгляда он внушал страх, но в действительности никому не мог причинить зла. Он был не то что тупым, но очень наивным. Этот великий труженик мечтал стать священником.
Батиста и Мин проводили много времени вместе; между ними была заметная разница в возрасте, другу перевалило за тридцать, но это их не волновало. Даже можно было сказать, что Мин заменил Батисте отца. Защищал его, давал ценные советы. Поэтому Батиста ничего не сказал ему о том, что задумал.
Действительно, на неделе, когда случилось событие, изменившее всю его жизнь, юный Эрриага добился того, что его приняли в банду «Солдаты дьявола». Несколько месяцев Батиста обхаживал их. Все они были более менее его сверстниками. Самому старшему, который и был главарем, исполнилось девятнадцать.
Чтобы вступить в банду, Батиста должен был пройти испытания: застрелить свинью, перепрыгнуть через костер из горящих шин, обокрасть дом. Он отлично справился и заслужил кожаный браслет, символ принадлежности к банде. Этот отличительный знак предоставлял членам банды целый ряд привилегий: им задаром наливали спиртное в барах, проститутки шли с ними без всякой платы, и все без исключения уступали им дорогу на улицах. На самом деле никто им не предоставлял таких прав, юнцы присвоили их себе в силу собственной наглости.
Батиста, вступив в банду, чувствовал себя вольготно. Наконец то он обелил свое имя от отцовской трусости. Никто больше не посмеет оскорбить его, никто не назовет сыном дрессированной обезьяны.
Но вот однажды вечером, гуляя с новыми приятелями, он встретил Мина.
Видя, как он выпендривается, шагая вместе с бандой в этом смехотворном кожаном браслете, друг стал подсмеиваться над ним. Даже назвал его дрессированной обезьяной, такой же, как его отец.
Мин это делал из самых лучших побуждений; Батиста знал, что, по сути, друг всего лишь хотел дать ему понять, что он совершает ошибку. Но его слова, его ужимки не оставили Батисте выбора. Он толкнул Мина, ударил его, будучи уверен, что друг не даст сдачи. В самом деле, он только громче расхохотался.
Батиста так никогда и не смог внятно изложить, что было дальше, откуда он взял палку, когда нанес первый удар. Он ничего не помнил. Позже он словно очнулся ото сна, весь в поту и в крови, а приятели испарились, оставив его наедине с трупом лучшего друга: тот, с проломленным черепом, продолжал улыбаться.
Следующие пятнадцать лет Батиста Эрриага провел в тюрьме. Мать его тяжело заболела, а в деревне, где он родился и вырос, его больше не удостаивали даже презрительной клички.
Но смерть Мина, великана, который хотел стать священником, несмотря ни на что, принесла добрые плоды.
Через много лет Батиста Эрриага вспоминал об этом, летя на самолете из Манилы в Рим.
Узнав о том, что случилось в сосновом лесу под Остией, он взял билеты на первый подвернувшийся рейс. Он летел туристическим классом, в простецкой одежде, в кепке с козырьком, ничем не отличаясь от соотечественников, которые направлялись в Италию, чтобы наняться в прислуги. Весь полет Батиста ни с кем не разговаривал из опасения, что его могут узнать. Зато хватило времени на размышления.
Приехав в город, он снял номер в скромной туристической гостинице, расположенной в центре.
И теперь сидел на заскорузлом покрывале и смотрел по телевизору новости, чтобы узнать больше подробностей о том, кого уже окрестили Римским монстром.
Это в самом деле случилось, сказал он себе. Мысль не давала покоя. Но может быть, делу еще можно помочь.
Эрриага выключил в телевизоре звук и подошел к столику, куда положил свой планшет. Нажал на кнопку, включая запись.
…был… Случилось ночью… И все поняли, куда он всадил свой нож…
…пришло его время… дети умерли… лживые носители лживой любви… и он был безжалостен к ним… соляной мальчик… если его не остановят, он не остановится.
Несколько фраз туманного послания, оставленного в исповедальне базилики Святого Аполлинария, которой некогда пользовались преступники для связи с полицией.
Эрриага повернулся к немому экрану телевизора. Римский монстр, повторил он про себя. Бедные дурачки, они и не знают, какая опасность в самом деле нависла над ними.
Пультом дистанционного управления он выключил телевизор. Ему предстояла кое какая работа, но следовало вести себя осмотрительно.
Никто не должен знать, что Батиста Эрриага находится в Риме.
12
– Кукла?
– Именно.
Комиссар Моро хотел удостовериться, что правильно понял. Сандра вначале была в этом достаточно уверена, но с течением времени засомневалась.
Узнав о самоубийстве судмедэксперта, а главное, о том, что он похитил улику с места преступления, был разоблачен и поэтому решился на такой отчаянный шаг, Моро обеспечил все меры секретности, заявив, что только он и ЦОС будут заниматься расследованием.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Предыдущая страницаВернуться к описанию