Роберт Гэлбрейт Шелкопряд
Корморан Страйк – 2
Текст предоставлен правообладателем
http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=8592497&lfrom=166013508«Шелкопряд : роман / Роберт Гэлбрейт»: Иностранка, Азбука Аттикус; Москва; 2015
ISBN 978 5 389 09224 2
Аннотация
После исчезновения писателя Оуэна Куайна его жена обращается к частному сыщику Корморану Страйку. Полагая, что муж просто скрывается от родных, как случалось уже не раз, Леонора Куайн поручает Страйку найти беглеца и вернуть в лоно семьи. Но в ходе расследования Страйк понимает, что дело обстоит куда серьезнее, чем кажется Леоноре. Оуэн Куайн забрал с собой рукопись нового романа, где выставил в неприглядном свете едва ли не всех своих знакомых, включая весьма известных и влиятельных лиц. Писатель сломает их судьбы, если не откажется от публикации. Неудивительно, что многие хотели бы заставить его умолкнуть.
Вскоре Страйк выясняет, что Куайн стал жертвой чудовищного убийства. Теперь необходимо просчитать мотивы неслыханно жестокого, изощренного преступника.
Увлекательный детектив с неожиданными поворотами сюжета, «Шелкопряд» – второе произведение из цикла романов о Корморане Страйке и его решительной помощнице Робин Эллакотт.
Роберт Гэлбрейт
ШелкопрядFirst published in Great Britain in 2014 by Sphere
THE SILKWORM
Copyright © 2014 Robert Galbraith Limited
Моральное право автора утверждено.
Все действующие лица и события в этой публикации, за исключением тех, информация о которых, бесспорно, содержится в открытых источниках, являются вымышленными, а любое сходство с реальными лицами, как ныне живущими, так и покойными, случайно.
© Е. Петрова, перевод, примечания, 2014
© ООО «Издательская Группа „Азбука Аттикус“», 2015
Издательство ИНОСТРАНКА®
* * *
Посвящается Дженкинсу, без которого… остальное он знает сам
…Для меня подмостки – кровь и мщенье, фабула – смерть; меч, обагренный кровью, – это беглое перо, а поэт – грозная, трагическая фигура на котурнах, в венке, только не из листьев лавра, но из горящего запального фитиля.
Томас Деккер.
Благородный испанский воин
1
ВОПРОС:
Твой хлеб насущный?
ОТВЕТ:
Ночь без сна.
Томас Деккер.
Благородный испанский воин
– Чтоб ему провалиться, Страйк, – отозвался хриплый голос в трубке, – этому титулованному кренделю.
Крупный небритый человек, тяжело шагавший сквозь предрассветную мглу поздней осени, усмехнулся, прижимая к уху мобильный:
– Похоже, ждать осталось недолго.
– Черт возьми, сейчас шесть утра!
– Полседьмого, но, если тебе нужно то, что у меня есть, выходи, – сказал Корморан Страйк. – Я недалеко от твоего дома. Тут рядом…
– Откуда ты знаешь, где я живу? – насторожился голос.
– Ты же сам рассказывал, – Страйк подавил зевок, – что продаешь квартиру.
– Ну ну, – успокоился его собеседник. – Хорошая память.
– Тут рядом круглосуточное…
– До пошло оно куда подальше. Приезжай в нормальное время ко мне в редакцию…
– Калпеппер, в нормальное время у меня встреча с другим клиентом, который платит получше тебя, да тому же я всю ночь был на ногах. Если собираешься воспользоваться тем, что я раскопал, – поспеши…
Стон. До Страйка донеслось шуршание постели.
– Если это какое нибудь фуфло, я за себя не отвечаю.
– …кафе «Смитфилд» на Лонг лейн, – закончил Страйк и отсоединился.
Легкая неровность его походки стала особенно заметной, когда он зашагал под горку к темной монолитной глыбе Смитфилдского рынка – необъятному прямоугольному храму мяса, откуда по будням, с четырех часов утра, отгружалась, как и много веков назад, плоть забитых животных, разрубленная и разделанная для поставки в мясные магазины и рестораны Лондона. Сквозь темноту Страйк слышал громогласные команды, отдаваемые невидимыми распорядителями, а также рев и сигналы грузовиков, доставляющих туши на разгрузку. Свернув на Лонг лейн, он слился с толпой закутанных в теплые шарфы мужчин, целенаправленно шагающих навстречу обыденному рабочему понедельнику.
На углу рынка, под сторожевым каменным грифоном, сгрудились фосфоресцирующие жилеты: это курьеры, не снимая перчаток, остановились согреться обжигающим кофе. Через дорогу светилось в темноте, как открытый камин, круглосуточное кафе «Смитфилд» – забегаловка размером с чулан, где круглые сутки можно было укрыться от непогоды и утолить голод жирными закусками.
При кафе даже не было уборной, поэтому владельцы договорились с букмекерской конторой фирмы «Лэдбрукс». Но букмекеры открывались только через три часа, так что Страйку пришлось свернуть в какой то переулок и там в темной подворотне облегчиться после дрянного кофе, выпитого в ходе ночной экспедиции. Усталый и голодный, но счастливый, каким может быть только тот, кто терпел буквально до последнего, он наконец то втянул запах разогретого жира и яичницы с беконом. Один из столиков только что освободили двое мужчин в водонепроницаемых спецовках поверх флисовых курток. Страйк неуклюже протиснулся к жесткому стулу из дерева и металла и, довольно отдуваясь, сел за стол. Хозяин итальянец тут же поставил перед ним высокую белую кружку чая и треугольные ломтики теплых тостов с маслом. Не прошло и пяти минут, как Страйку принесли полный английский завтрак на большой овальной тарелке. Среди здоровенных грузчиков, которые беспрестанно вваливались в забегаловку и вскоре уходили, Страйк почти не выделялся. Рослый, смуглый, с жесткими, густыми курчавыми волосами, слегка отступившими над высоким, крутым лбом, он опустил широкий боксерский нос и нахмурил густые брови. На подбородке чернела щетина; под карими глазами пролегли тени, больше похожие на синяки. За едой он сонно смотрел в окно, на здание рынка. Светало; ближайший сводчатый въезд под номером два мало помалу приобретал четкие очертания; суровое каменное лицо бородатого старца, украшавшее арочный проем, отвечало Страйку пристальным взглядом. Не поклонялись ли древние богу мясных туш?
В тот момент, когда Страйк принялся за сосиски, появился Доминик Калпеппер. Журналист был почти такого же роста, как Страйк, но сохранил цвет лица мальчонки хориста. Его можно было бы назвать по девичьи смазливым, если бы не странно асимметричные черты, будто насильно повернутые чьей то рукой против часовой стрелки.
– Ну, если это – фигня, берегись. – Калпеппер опустился на стул и, сняв перчатки, с подозрением огляделся.
– Есть будешь? – с набитым ртом спросил Страйк.
– Нет, – отрезал Калпеппер.
– Утром предпочитаешь круассанчик? – ухмыльнулся Страйк.
– Не нарывайся, Страйк.
Парень заводился с полоборота. На нем лежал неистребимый отпечаток дорогой частной школы. С вызывающим видом он заказал себе чай, обратившись к равнодушному официанту «братан», чем немало повеселил Страйка.
– Ну? – потребовал Калпеппер, сжимая горячую кружку длинными бледными пальцами.
Вытащив из кармана пальто конверт, Страйк бросил его через стол. Калпеппер вытащил содержимое и начал читать.
– Твою ж мать, – пробормотал он некоторое время спустя и лихорадочно перебрал листки бумаги, частично исписанные почерком Страйка. – Откуда ты это взял?
Уминая сосиски, Страйк ткнул пальцем в какой то адрес, нацарапанный на одном из листков.
– От личной секретарши этого деятеля – у нее на босса зуб, – выговорил он, проглотив наконец еду. – Он крутил шашни и с ней, и с двумя другими, уже тебе известными. До бедняжки только теперь дошло, что ей не светит заделаться очередной леди Паркер.
– Но как ты это раскопал, черт тебя дери? – спросил Калпеппер, в упор глядя на Страйка поверх дрожащих в руке листков.
– Произвел оперативные действия, – промычал Страйк, опять набив рот. – Разве ваша братия не делала то же самое, пока не доперла, что нужно пользоваться услугами таких, как я? Но учти, Калпеппер, женщине придется подыскивать новую работу, поэтому она не хочет, чтобы газеты полоскали ее имя, это понятно?
Калпеппер фыркнул:
– Раньше надо было думать, а то сперла…
Ловким движением Страйк выхватил у него записи.
– Ничего она не сперла. Вчера, под конец рабочего дня, он сам велел ей это распечатать. Единственный ее грех в том, что она показала это мне. Но если ты, Калпеппер, собираешься вывернуть наизнанку ее личную жизнь, то это без меня.
– Дай сюда. – Калпеппер попытался вырвать улики из волосатой руки Страйка. – Ладно, умолчим об этой дамочке. Но он все равно догадается, откуда у нас эти сведения. Он же не полный идиот.
– И что он сделает – потащит ее в суд, где она прилюдно выложит все, чего насмотрелась за эти пять лет?
– Ну что ж, – вздохнул Калпеппер после недолгого размышления, – отдай. Я не буду разглашать ее имя, но мне ведь придется с ней побеседовать, ты согласен? Проверить – может, она врет.
– Документы не врут. А беседовать с ней тебе ни к чему, – твердо сказал Страйк.
Дрожащую, обезумевшую, бессовестно обманутую женщину, от которой он только вышел, нельзя было знакомить с Калпеппером. В своем неудержимом желании поквитаться с человеком, который обещал ей детей и брачные узы, она могла нанести непоправимый вред себе самой и своему будущему. Страйку не составило труда завоевать ее доверие. Ей было почти сорок два года; она мечтала родить детей лорду Паркеру; теперь ею владела только жажда кровавой мести. Страйк провел у нее не один час: женщина в слезах раскачивалась вперед назад на диване, загораживая лицо кулаками, потом металась по гостиной и неумолчно изливала душу. В конце концов она согласилась на это предательство, которое похоронит все ее надежды.
– Значит, ее имя в газете фигурировать не будет, – повторил Страйк, сжимая бумаги в кулаке размером вдвое больше, чем у Калпеппера. – Усек? Этот материал и без нее станет бомбой.
Помедлив и скривившись, Калпеппер сдался:
– Ладно, как скажешь. Давай сюда.
Журналист сунул документы во внутренний карман, залпом допил чай, и недолгая досада на Страйка, похоже, отступила перед радужной перспективой стереть в порошок члена палаты лордов.
– Лорд Паркер Пенниуэлл, – радостно прошептал он, – вы увязли по самые помидоры, сэр.
– Надеюсь, твой редактор возьмет это на себя? – Страйк указал на положенный между ними счет.
– Да, конечно…
Калпеппер бросил на стол купюру в десять фунтов, и мужчины вместе вышли из кафе. Страйк тут же закурил.
– Как ты ее разговорил? – полюбопытствовал Калпеппер, когда они шагали по морозу, мимо мотоциклов и грузовиков, по прежнему сновавших у мясного рынка.
– Я ее выслушал, – ответил Страйк.
Калпеппер недоверчиво покосился в его сторону:
– Все другие частные сыщики, которые на меня работают, прослушивают телефоны.
– Это незаконно, – сказал Страйк, выпуская дым в светлеющий воздух.
– Но каким образом…
– Ты же не разглашаешь свои методы, позволь и мне не разглашать свои.
Какое то время оба молчали; хромота Страйка делалась заметнее с каждым его шагом.
– Это будет бомба. Бомба, – радостно заговорил Калпеппер. – Лицемерный старпер что то блеял насчет алчности корпораций, а сам двадцать лимонов заныкал на Кайманах…
– Рад служить, – перебил его Страйк. – Счет пришлю мейлом.
Калпеппер в очередной раз бросил на него подозрительный взгляд:
– Читал на той неделе про сынка Тома Джонса?
– Тома Джонса?
– Ну да, певца, из Уэльса, – уточнил Калпеппер.
– А, этого, – равнодушно бросил Страйк. – У нас в полку тоже был Том Джонс.
– Так ты читал?..
– Нет.
– Шикарное интервью. Парень говорит, что никогда в жизни не встречался со своим папашей и вообще не имел с ним никаких контактов. Думаю, он срубил поболее, чем ты.
– Это мы еще посмотрим, когда ты получишь мой счет, – заметил Страйк.
– Да я так, к слову. Одно маленькое интервью – и сможешь на какое то время забыть о слежке за секретаршами.
– Тема закрыта, – отрезал Страйк, – или больше на меня не рассчитывай, Калпеппер.
– Понятно, – сказал Калпеппер, – твою биографию я так или иначе смогу тиснуть. Отвергнутый сын рок идола, герой войны, никогда в жизни не встречался с отцом, занимается частным…
– Насколько я знаю, подстрекательство к прослушке телефонов тоже незаконно.
В конце Лонг лейн они замедлили шаг и повернулись лицом друг к другу. Смешок Калпеппера получился натянутым.
– Короче, присылай счет, буду ждать.
– Заметано.
Они разошлись в противоположные стороны; Страйк направился к метро.
– Страйк! – раздался у него за спиной голос Калпеппера. – Ты с ней переспал, что ли?
– Проверю, что ты напишешь, Калпеппер! – устало прокричал в ответ Страйк, не повернув головы.
Прихрамывая, он вошел под козырек станции метро, и Калпеппер потерял его из виду.
2
Но долго ль нам сражаться? Мне недосуг,
Да и желанья нету медлить! Дела не ждут.
Фрэнсис Бомонт, Филип Мессинджер.
Маленький французский адвокат
В вагоне подземки уже прибывало пассажиров. Утренние лица после выходных: отечные, изможденные, напряженные, замкнутые. Страйк нашел место напротив блондинки с припухшими глазами: она то и дело заваливалась набок, погружаясь в дремоту, но быстро выпрямлялась и начинала тревожно вглядываться в окно – боялась, что проехала свою остановку.
Поезд с лязгом и грохотом мчал Страйка вперед, к жалкому пристанищу в две с половиной комнатенки под дырявой кровлей. Усталое сознание, взятое в кольцо этих пустых, овечьих физиономий, пыталось разгадать, какие стечения обстоятельств привели к их появлению на свет. Ведь рождение, если вдуматься, – это всегда дело случая. Если сперматозоиды сотнями миллионов слепо плывут в потемках, можно только поражаться, каким образом человек становится сам собой. Сколько народу в этом вагоне появилось на свет запланированно, размышлял он, слабея от недосыпа, а сколько – подобно ему – по чистой случайности? В начальной школе с ним вместе училась девочка с багровым пятном во все лицо; Страйк всегда ощущал, что между ними есть тайное сходство: оба с рождения поневоле несли на себе неистребимое клеймо. Сами они его не замечали, но все остальные видели и не упускали случая о нем напомнить. Время от времени на Страйка обращали внимание совершенно посторонние люди; до пяти лет он объяснял это своей исключительностью, но впоследствии понял, что незнакомцы видели в нем не более чем зиготу известного певца, нечаянное свидетельство грешков знаменитости. Страйк встречался с родным отцом дважды. Джонни Рокби признал свое отцовство только после анализа ДНК.
Доминик Калпеппер стал ходячим воплощением бесцеремонного любопытства, с которым, правда, в последние годы Страйк сталкивался довольно редко: теперь мало кто связывал угрюмого отставника со стареющим рок идолом. Когда на его пути все же встречались подобные любопытствующие субъекты, их мысли начинали метаться от доверительных фондов к жирным подачкам, от частных самолетов и VIP салонов к неиссякаемой щедрости мультимиллионера. Видя, что Страйк работает на износ, но при этом живет весьма скромно, они задавались вопросом: чем же он вызвал отцовскую неприязнь? Или он только прикидывается бессребреником, чтобы тянуть деньги из Рокби? И куда подевались те миллионы, которые его мать, вне сомнения, отсудила у богатого любовника? В такие моменты Страйк ностальгически вспоминал армию, анонимность службы, когда твое прошлое, твое происхождение фактически ничего не значат, коль скоро ты способен делать свое дело. На собеседовании в Отделе специальных расследований самый личный вопрос свелся к тому, чтобы повторить два диковинных имени, которыми его наградила не в меру экстравагантная мать.
Когда Страйк вышел из метро, по Черинг Кросс роуд уже неслись потоки транспорта. Занимался ноябрьский рассвет, серый и робкий, еще не избавившийся от запоздалых сумерек. Превозмогая усталость и боль, Страйк повернул на Денмарк стрит и прикинул, что еще успеет немного вздремнуть до прихода первого клиента, назначенного на девять тридцать. Помахав продавщице гитарного магазина, с которой они частенько выходили на улицу покурить, Страйк толкнул черную входную дверь рядом с баром «12 тактов» и начал взбираться по металлической лестнице, огибавшей сломанную клеть лифта. Мимо графического дизайнера, занимающего второй этаж, мимо собственного офиса за гравированной стеклянной дверью третьего этажа – и на верхотуру, где была самая тесная площадка, за которой располагалось его нынешнее жилище. Предыдущий квартиросъемщик, управляющий нижним баром, перебрался в более комфортные условия, и Страйк, который несколько месяцев ночевал у себя в конторе, не упустил шанса снять жилье этажом выше, радуясь такому простому решению наболевшего квартирного вопроса. В мансарде было не повернуться, особенно человеку ростом под два метра. Он едва втискивался в душ; кухня оказалась совмещена с гостиной, а в спальню поместилась только двуспальная кровать. Кое какие вещи пришлось оставить в коробках на лестничной площадке, невзирая на угрозы домовладельца. Маленькие оконца смотрели на городские крыши; внизу проходила Денмарк стрит. Постоянное уханье басов из бара приглушалось высотой, а когда Страйк включал свою музыку, становилось и вовсе неслышным.
Во всем проявлялась его врожденная аккуратность: кровать всегда была застлана, посуда вымыта, вещи лежали на своих местах. Сейчас ему требовалось побриться и принять душ, но это могло подождать; повесив пальто, Страйк поставил будильник на девять двадцать и, как был в одежде, рухнул на кровать.
Заснул он через пару секунд, но почти сразу – или это только показалось – проснулся от стука:
– Прошу прощения, Корморан, извини, пожалуйста…
Он открыл дверь: на него виновато смотрела его помощница, высокая девушка с длинными золотисто рыжими волосами; при виде Страйка она содрогнулась.
– Свалился замертво. Ночь не спал… две ночи.
– Извини, пожалуйста, – повторила Робин, – но сейчас без двадцати десять, Уильям Бейкер ждет и уже проявляет…
– Зараза, – пробормотал Страйк. – Будильник, наверное, не завел… дай мне пять минут…
– Это еще не все, – сказала Робин. – Пришла какая то женщина. Без предварительной договоренности. Я сказала, что у тебя весь день расписан по минутам, но она не уходит.
Страйк зевнул и протер глаза.
– Пять минут. Предложи им чаю, что ли.
Через шесть минут Страйк, небритый, но в свежей рубашке, благоухающий дезодорантом и зубной пастой, вошел в приемную, где Робин сидела за компьютером.
– Лучше поздно, чем никогда, – выговорил Уильям Бейкер с натянутой улыбкой. – Хорошо еще, что у вас работает такая милашка, а иначе я бы заскучал и ушел.
Страйк заметил, что Робин вспыхнула от досады и отвернулась, якобы разбирая почту. Слово «милашка» в устах Бейкера прозвучало особенно гадко. Директор фирмы – костюм в тонкую полоску сидел на нем безупречно – поручил Страйку собрать досье на двух членов правления.
– Доброе утро, Уильям, – сказал Страйк.
– А извиниться? – процедил Бейкер, уставившись в потолок.
– Здравствуйте, с кем имею честь? – Пропустив его упрек мимо ушей, Страйк обратился к примостившейся на диване худенькой женщине средних лет, не снимавшей затрапезного коричневого пальто.
– Леонора Куайн, – представилась она; тренированный слух Страйка уловил акцент западных графств.
– У меня сегодня утром масса дел, Страйк, – не выдержал Бейкер и без приглашения направился в кабинет.
Когда Страйк не бросился следом, светские манеры клиента дали трещину.
– Думаю, в армии вы не позволяли себе таких беспардонных опозданий, мистер Страйк. Извольте пройти сюда.
Страйк будто не расслышал.
– Что вас ко мне привело, миссис Куайн? – спросил он женщину в потертом пальто, сидевшую на диване.
– Понимаете, это насчет мужа моего…
– Мистер Страйк, у меня через час важная встреча, – повысил голос Уильям Бейкер.
– …ваша помощница говорит, у вас время расписано, но я могу и обождать.
– Страйк! – рявкнул Уильям Бейкер, как будто дал собаке команду «к ноге».
– Робин, – прохрипел обессилевший Страйк, решив положить этому конец, – выпиши мистеру Бейкеру счет и отдай ему досье; в нем самые последние сведения.
– Что?! – вскричал Уильям Бейкер, вновь появляясь в приемной.
– Он вам отказывает, – с удовлетворением пояснила Леонора Куайн.
– Но вы не закончили работу, – обратился Бейкер к Страйку. – Вы же сами говорили, что будут еще…
– Работу закончит для вас кто нибудь другой. Кто не брезгует мараться со всякими слизняками.
Атмосфера в приемной накалилась до предела. Робин с каменным лицом сняла со стеллажа заказанное Бейкером досье и передала его Страйку.
– Да как вы…
– С этой папкой можно смело идти в суд, – сказал Страйк, – протягивая материалы директору. – Она стоит своих денег.
– Но вы не закончили…
– С вами он закончил, – вклинилась Леонора Куайн.
– Закрой рот, старая ду…
Прервавшись на полуслове, Уильям Бейкер попятился оттого, что Страйк сделал полшага вперед. Никто не произнес ни слова. Всем вдруг показалось, что отставной офицер почему то занял собой вдвое больше места, чем прежде.
– Прошу вас в кабинет, присаживайтесь, миссис Куайн, – спокойно пригласил Страйк.
Женщина послушалась.
– Неужели вы думаете, что она сможет вам заплатить? – ухмыльнулся Уильям Бейкер, взявшись за дверную ручку.
– Расценки у меня гибкие, – сказал Страйк, – был бы человек приличный. – Он последовал за Леонорой Куайн в кабинет и захлопнул дверь.
3
…Наедине с лавиной этих бед…
Томас Деккер.
Благородный испанский воин
– Вот дубина то, а? – заметила Леонора Куайн, сидя в кресле лицом к Страйку.
– Да уж, – согласился он, тяжело опускаясь на свое обычное место. – Что есть, то есть.
Невзирая на свежую, почти без морщин, бело розовую кожу лица и чистые белки голубых глаз, посетительница выглядела на пятьдесят с небольшим. Тонкие жидковатые волосы были прихвачены двумя пластмассовыми гребнями; глаза щурились за стеклами больших старомодных очков в пластмассовой оправе. Пальто с ватными плечами и крупными пластмассовыми пуговицами, хотя и не засаленное, явно было приобретено еще в восьмидесятые годы.
– Значит, вы пришли по поводу мужа, миссис Куайн?
– Ну да, – подтвердила Леонора. – Пропал он.
– Как давно он пропал? – Страйк машинально потянулся за блокнотом.
– Уж десять дней прошло, – ответила Леонора.
– Вы в полицию заявили?
– Да что с нее толку, с полиции, – раздраженно бросила посетительница, как будто устала объяснять это знакомым. – Было дело, обращалась, так меня только обругали, потому как он тогда кое с кем загулял. За Оуэном такое водится. Он у меня писатель, – добавила она, как будто этим все и объяснялось.
– Ему и раньше случалось пропадать?
– У него эмоции – через край, – хмуро сказала Леонора Куайн. – В любой момент может куда нибудь умчаться, но тут десять дней прошло, он сейчас в расстроенных чувствах, а мне нужно его срочно домой вернуть. Во первых, Орландо ждет, во вторых, у меня дел по горло, а в третьих…
– Орландо? – переспросил Страйк: его усталые мозги подсказывали только курорт во Флориде. Лететь в Америку ему было совсем не с руки, да к тому же Леонора Куайн, в своем поношенном пальтишке, вряд ли смогла бы оплатить ему перелет.
– Дочка наша, Орландо, – пояснила Леонора. – Она присмотра требует. Пока я тут с вами беседую, с ней соседка сидит.
После короткого стука дверь приоткрылась; в кабинет просунулась златовласая голова Робин.
– Кофе, мистер Страйк? А для вас, миссис Куайн?
Получив заказы, Робин исчезла.
– Вам это пара пустяков, – сказала Леонора. – Сдается мне, я знаю, где его искать, только адреса найти не могу, а на звонки никто не отвечает. Уж десять дней как, – повторила она, – а нам он дома нужен.
Страйку виделась непозволительная роскошь в том, что эта женщина, в ее то обстоятельствах, решила нанять частного сыщика, тем более что весь облик посетительницы дышал бедностью.
– Если речь идет лишь о том, чтобы дозвониться по известному вам номеру, – мягко заметил он, – нельзя ли попросить вашу подругу или…
– Эдну, – ответила она, и Страйк непомерно растрогался (усталость подчас делала его излишне чувствительным) от ее молчаливого признания, что подруга у нее всего одна. – Оуэн им запретил говорить, где находится. Мне для этого дела, – попросту заключила она, – мужчина требуется. Чтоб развязал им языки.
– Это ваш муж – Оуэн?
– Он самый, – ответила женщина. – Оуэн Куайн. «Прегрешение Хобарта» – это он написал.
Ни имя писателя, ни заглавие его произведения не говорили Страйку ровным счетом ничего.
– То есть вам известно, где он находится?
– Конечно. Ходили мы с ним на банкет, там издатели были и всякая такая публика… он сперва не хотел меня брать, а я ему: «Зря, что ли, я няню вызвала? Мне тоже пойти охота»… так вот, я сама слыхала, как Кристиан Фишер нашептывал Оуэну про то место – писательский дом отдыха. Потом спрашиваю у мужа: «Что это за местечко он тебе расписывал?» – а Оуэн мне: «Так я и сказал, жди! На то он и дом отдыха – от жены, от детей».
Она почти приглашала Страйка потешиться с ней вместе над ее мужем, подобно тому как матери порой изображают, будто гордятся дерзостью своих отпрысков.
– Кто такой Кристиан Фишер? – спросил Страйк, заставляя себя сосредоточиться.
– Издатель. Молодой парень, но так поднялся, куда там.
– Вы звонили Фишеру, чтобы узнать адрес этого дома отдыха?
– А как же, целую неделю названиваю и слышу одно: ваше сообщение записано, вам перезвонят, – а телефон молчит. Я думаю, это Оуэн запретил им говорить, где схоронился. Но вы то из Фишера вытянете адресок. Я о вас много хорошего слыхала, – добавила она. – Это ведь вы раскрутили убийство Лулы Лэндри, когда полиция оплошала.
Каких то восемь месяцев назад у Страйка был один единственный клиент, бизнес находился на грани краха, виды на будущее не обнадеживали. Но на процессе с участием представителей Королевского прокурорского надзора он сумел доказать, что юная знаменитость не покончила с собой, а была сброшена с балкона четвертого этажа. Известность пришла мгновенно: бизнес тут же пошел в гору, а Страйк сделался самым знаменитым частным сыщиком во всей столице. Джонни Рокби теперь оказался всего лишь примечанием к этой истории; Страйк создал себе имя, которое, впрочем, многие умудрялись исковеркать…
– Я вас перебил, – сказал он, изо всех сил стараясь не потерять мысль.
– Разве?
– Конечно, – подтвердил Страйк, с прищуром глядя на закорючки в блокноте. – Вы сказали: «Во первых, Орландо ждет, во вторых, у меня дел по горло, а в третьих…»
– Ах да, – вспомнила женщина, – после его отъезда обнаружилась какая то дикость.
– Какая именно дикость?
– Дерьмо, – буднично сообщила Леонора Куайн, – в щели для почты.
– Кто то протолкнул в дверную прорезь экскременты? – не понял Страйк.
– Вот именно.
– После того, как пропал ваш муж?
– Ага. Дерьмо собачье, – уточнила Леонора, и Страйку на миг почудилось, будто она так припечатала собственного мужа. – Причем не однажды, а раза три четыре, по ночам. Вот мне радости то было с утра пораньше. Да еще бабенка незнакомая в дверь стучалась.
Она умолкла, ожидая дальнейших расспросов. Похоже, ей было приятно, что из нее вытягивают информацию. Страйк давно подметил, что люди одинокие бывают только рады завладеть чьим нибудь безраздельным вниманием и всячески стараются продлить это редкое удовольствие.
– Когда же к вам в дверь стучалась незнакомая женщина?
– На той неделе. Пришла – и Оуэна спрашивает; я ей: мол, нету его, а она такая: «Передайте ему, что Анджела умерла» – и увеялась.
– Эта женщина точно была вам незнакома?
– Никогда в жизни ее не видала.
– А особа по имени Анджела вам знакома?
– Нет. Но вокруг него, бывает, поклонницы вьются. – Леонору вдруг понесло. – Одна, к примеру, повадилась ему в письмах фотки свои присылать, на которых одета точь в точь как его героиня. Те, кто ему письма пишут, начитались его книжек и возомнили, будто он их понимает. Вот дурехи то, а? Это же все выдумки.
– Поклонницы, как правило, знают домашний адрес вашего мужа?
– Нет, откуда? – удивилась Леонора. – Может, это студентка была или еще кто. Он изредка лекциями подрабатывает.
В кабинет вошла Робин с подносом. Поставив кофе перед Страйком и чай – перед Леонорой Куайн, она тут же удалилась и плотно затворила за собой дверь.
– Больше никаких странностей не происходило? – спросил Страйк. – Просунутые в щель экскременты, визит этой женщины?
– Еще за мной, кажись, следили. Дылда какая то, чернявая, сутулая, – продолжила Леонора.
– Но это была не та же самая женщина, которая…
– Да нет, которая в дверь ломилась – та кубышка. Волосы длинные, рыжие. А эта – чернявая и как бы горбится.
– Вы уверены, что она за вами следила?
– Вроде да. Я ее раза два три засекла. Она не местная, у нас в Лэдброк Гроув таких нету, сама то я тридцать лет там живу.
– Ясно, – протянул Страйк. – Вы, кажется, упомянули, что ваш муж был в расстроенных чувствах? Что же его огорчило?
– С агентом повздорил.
– На какой предмет, не знаете?
– На предмет книжки своей, самой последней. Лиз – агент его – поначалу говорила, что это шедевр, а потом, буквально через день, приглашает его поужинать и заявляет, что печатать такое нельзя.
– Почему она так резко изменила свое мнение?
– Это вы у нее спросите. – Леонора впервые разозлилась. – Понятное дело, он потом на стенку лез. И немудрено. Два года над этой книгой корпел. Пришел он домой – и прямиком к себе в кабинет, схватил все в охапку…
– Что конкретно он схватил?
– Да книгу свою, то бишь рукопись, черновики, все, что было; бранился на чем свет стоит, запихнул бумаги в сумку – и поминай как звали. Больше я его не видела.
– У него есть мобильный телефон? Вы не пытались ему позвонить?
– Пыталась, да он трубку не берет. Он вообще не отвечает, когда вот так с места срывается. А однажды мобильник свой из окна машины выкинул, – сообщила Леонора, опять с нотками гордости за вспыльчивость мужа.
– Миссис Куайн, – начал Страйк, чья любовь к ближнему (что бы он ни говорил Уильяму Бейкеру) имела свои границы, – буду с вами откровенен: мои услуги стоят недешево.
– Понятное дело, – невозмутимо сказала Леонора. – Лиз вам заплатит.
– Лиз?
– Лиз… Элизабет Тассел. Агент Оуэна. Это по ее милости он сбежал. Пусть из своих комиссионных возьмет. Мой муж для нее – золотое дно. Она всяко захочет его вернуть, когда поймет, что натворила.
Страйк не разделял такой уверенности. Он бросил в чашку три куска сахара и залпом выпил кофе, пытаясь прикинуть, как подступиться к этому делу. Леонора Куайн вызывала у него безотчетную жалость: она, похоже, привыкла терпеть истерики мужа, смирилась с тем, что у нее молчит телефон, и полагала, что за любую помощь нужно платить. Если отвлечься от некоторой эксцентричности ее манер, в ней сквозила воинствующая честность. И все же, с тех пор как дела Страйка пошли в гору, он беспощадно отсекал невыгодные контракты. Те немногие просители, которые поверяли ему душещипательные истории, рассчитывая, что собственный тяжкий опыт Страйка (описанный и раздутый газетами) заставит его поработать на них бесплатно, уходили ни с чем. Но Леонора Куайн (она уже расправилась со своим чаем не менее лихо, чем Страйк – с кофе) встала с таким видом, будто все условия и расценки уже полностью согласованы.
– Пойду я, – сказала она. – Не хочу Орландо надолго оставлять. Девочка и так без папы тоскует. Я ей пообещала, что найму человека, который его отыщет.
За последние месяцы Страйк не раз помогал состоятельным молодым женщинам собирать компромат на банкиров мужей, утративших былую привлекательность после финансового кризиса в Сити. Теперь его грела мысль о том, чтобы сделать для разнообразия нечто противоположное: вернуть жене мужа.
– Ну хорошо, – сказал он и, зевнув, придвинул к ней блокнот. – Мне понадобятся ваши контактные данные, миссис Куайн. И фото вашего мужа тоже не помешает.
Округлым, детским почерком Леонора внесла в блокнот свой адрес и номер телефона, но просьба о фотографии, по всей видимости, ее удивила.
– А фотка вам для чего? Он же в этом писательском доме. Попытайте Кристиана Фишера – пусть расскажет, как туда добраться.
Не успел Страйк, измотанный усталостью и болью, выбраться из за письменного стола, как посетительница уже выскользнула в приемную. Он услышал, как она скупо бросила Робин: «Спасибо за чай», потом стеклянная дверь, ведущая на площадку, резко распахнулась и тут же захлопнулась с легкой вибрацией; новая клиентка исчезла.
4
Нет, главное в жизни – иметь умного друга…
Уильям Конгрив.
Двойная игра
Страйк опустился на диван в приемной. Это был почти новый предмет обстановки, стоивший немалых денег: он пришел на смену старому, разбитому, приобретенному в свое время из вторых рук. Диван, обтянутый искусственной кожей, которая подкупила Страйка в мебельном магазине, издавал неприличные звуки, если сидящий делал резкое движение. Помощница Страйка, высокая, статная, цветущая, с лучистыми серо голубыми глазами, – пристально вгляделась в своего босса поверх кофейной чашки.
– У тебя жуткий вид.
– Всю ночь вытягивал из одной истерички подробности сексуальных отклонений и финансовых махинаций пэра Англии, – широко зевая, объяснил Страйк.
– Лорда Паркера? – ахнула Робин.
– Его самого, – подтвердил Страйк.
– Неужели он…
– Крутил шашни с тремя женщинами одновременно и переводил миллионы в офшорные зоны, – сказал Страйк. – Можешь в воскресенье почитать «Ньюс оф зе уорлд», если тебя не стошнит.
– Но как ты это раскопал?
– Через знакомых своих знакомых, у которых тоже есть знакомые, – заученно произнес Страйк.
От очередного зевка у него едва не разорвался рот.
– Тебе нужно выспаться, – сказала Робин.
– Это точно, – подтвердил Страйк, не двигаясь с места.
– Ганфри придет в четырнадцать часов, а до этого никого больше не будет.
– Ганфри, – вздохнул Страйк и потер глаза. – Почему у меня в клиентах сплошные подлюги?
– Миссис Куайн не производит впечатления подлюги.
Сквозь толстые пальцы Страйк бросил на нее осоловелый взгляд:
– С чего ты взяла, что я буду на нее работать?
– Кто бы сомневался? – Робин не удержалась от лукавой улыбки. – Она в твоем вкусе.
– Эта застарелая отрыжка восьмидесятых?
– В качестве клиентки – она в твоем вкусе. Кроме того, тебе хотелось поставить на место Бейкера.
– И ведь получилось, правда?
Зазвонил телефон. Все еще посмеиваясь, Робин сняла трубку.
– Бюро Корморана Страйка, – сказала она. – А, это ты, привет.
Звонил ее жених, Мэтью. Робин покосилась на босса. Страйк сидел с закрытыми глазами, запрокинув голову и сложив руки на широкой груди.
– Послушай, – сказал ей Мэтью; когда он звонил с работы, его голос звучал сухо, – мне придется перенести встречу с пятницы на четверг.
– Ой, Мэтт… – Робин пыталась не выдавать раздражения и обиды. Назначенная встреча срывалась уже в пятый раз. Робин, единственная из троих запланированных участников, ни разу не потребовала изменения времени, даты или места; каждый раз она подстраивалась под других. – Но почему?
Вдруг с дивана донесся мощный храп. Страйк заснул, как сидел, упираясь мощным затылком в стену и не расцепляя рук.
– У нас девятнадцатого корпоратив, – сказал Мэтью. – Если я не приду, меня не поймут. Там все должны засветиться.
Робин едва сдержалась. Ее жених трудился в крупной финансовой компании, но вел себя так, будто на нем лежали светские обязанности посольского работника.
Истинная причина виделась ей вполне прозрачной. Бывали случаи, когда Робин вынужденно отменяла назначенные у них с Мэтью дела по просьбе Страйка. За те восемь месяцев, что она работала в сыскном агентстве, ее босс и жених ни разу не видели друг друга – даже в тот злополучный вечер, когда Мэтью заехал за ней в травматологическое отделение, куда она привезла Страйка, плотно обмотав его руку своим пальто, чтобы унять хлеставшую из раны кровь: его полоснул ножом загнанный в угол преступник. Когда Робин, дрожащая, перепачканная кровью, вышла из приемной операционного блока, Мэтью наотрез отказался зайти поздороваться с раненым сыщиком. Эта история привела его в ярость, хотя Робин всеми силами доказывала, что сама никогда не подвергается ни малейшей опасности.
Мэтью был против ее перехода на постоянную работу в сыскное агентство, поскольку Страйк с самого начала вызывал у него подозрения: ни денег, ни жилья, ни достойной профессии. Те обрывки информации, которые приносила домой Робин (служба Страйка в Отделе специальных расследований, а до этого – под прикрытием в Королевской военной полиции; награда за воинскую доблесть; потеря правой голени; обширные познания в сотне областей, о которых Мэтью, привыкший выставлять себя перед ней специалистом по всем вопросам, и понятия не имел), не вызвали, вопреки ее наивным расчетам, никакого интереса, но лишь разделили двух мужчин непреодолимой стеной. А уж когда Страйк взмыл к вершинам успеха, превратившись из неудачника в знаменитость, неприязнь Мэтью перешла все границы. Робин не сразу поняла, что только подливала масла в огонь, когда указывала Мэтью на его непоследовательность: «Раньше тебе не нравилось, что он беден и не имеет крыши над головой, а теперь – что он знаменит и завален работой!»
Но даже Робин понимала, что главным грехом Страйка в глазах Мэтью стала покупка облегающего дизайнерского платья зеленого цвета, которое босс, выйдя из больницы, вручил ей в знак прощания и благодарности. Дома она с горделивой радостью извлекла из пакета этот подарок, но, увидев лицо Мэтью, так и не решилась надеть.
Робин собиралась исправить положение за счет предстоящего знакомства мужчин, но Страйк раз за разом отменял назначенные встречи, крайне раздражая этим Мэтью. А в последний раз просто взял и не пришел. Потом он объяснил, что ему пришлось путать следы, дабы уйти от слежки, организованной ревнивым мужем одной клиентки, и Робин, знавшая все подробности того жесткого бракоразводного процесса, приняла эти объяснения, но Мэтью только укрепился в мысли, что ее работодатель – позер и наглец. Ей стоило больших трудов уломать Мэтью на четвертую попытку. Время и место встречи выбрал он сам, но теперь, когда Робин заручилась согласием Страйка, Мэтью изменил дату, и у Робин создалось ощущение, что в этом есть определенный умысел: показать Страйку, что у других тоже могут быть неотложные дела и что он, Мэтью, тоже способен – эта мысль настойчиво лезла в голову Робин – помыкать другими.
– Очень хорошо, – выдохнула она в трубку. – Я спрошу Корморана, удобно ли ему в четверг.
– По твоему тону не чувствуется, что это очень хорошо.
– Мэтт, не начинай. Я спрошу, ладно?
– Тогда до встречи.
Робин повесила трубку. Страйк, развалившись с открытым ртом на диване, не расцеплял рук и храпел как трактор. Она вздохнула, глядя на спящего босса. Страйк никогда не выражал неприязненных чувств к ее жениху, не отпускал в его адрес никаких комментариев. Это Мэтью не мог примириться с существованием Страйка и не упускал возможности подчеркнуть, что Робин зарабатывала бы неизмеримо больше, согласись она на другие варианты, которые ей предлагались, но нет, ей приспичило остаться в конторе у этого беспутного частного сыщика, погрязшего в долгах и даже неспособного предложить ей достойную плату за ее труд. Атмосфера у них в доме стала бы намного спокойней, если бы Мэтью разделял ее дружеское и даже восхищенное отношение к Корморану Страйку. Робин не теряла оптимизма: она дорожила обоими, почему же они отворачивались друг от друга?
Захлебнувшись храпом, Страйк вдруг очнулся. Открыв глаза, он прищурился и взглянул на Робин.
– Я храпел, – проговорил он, вытирая рот.
– Совсем чуть чуть, – солгала Робин. – Послушай, Корморан, ты не против, если мы перенесем встречу с пятницы на четверг?
– Встречу?
– С Мэтью и со мной, – подсказала она. – Ты не забыл? В «Кингз армз», на Раупелл стрит. Я же оставила тебе памятку, – добавила она со слегка нарочитым оживлением.
– Точно, – сказал он. – Ага. В пятницу.
– Нет, Мэтт хочет… он в пятницу не может. Как насчет четверга?
– Да, отлично, – вяло подтвердил он. – Пойду я к себе, Робин, попробую немного поспать.
– Конечно. Я сделаю пометку насчет четверга.
– А что у нас в четверг?
– Встреча… ладно, не важно. Иди поспи.
За ним закрылась стеклянная дверь, но вскоре распахнулась вновь; Робин, с тоской смотревшая на экран монитора, вздрогнула от неожиданности.
– Робин, сделай одолжение, позвони субъекту по имени Кристиан Фишер, – попросил Страйк. – Объясни, кто я такой, скажи, что я разыскиваю Оуэна Куайна и мне нужен адрес писательского дома отдыха, о котором он рассказал Куайну.
– Кристиан Фишер… Где он работает?
– Черт, – пробормотал Страйк. – Забыл спросить. Совсем нюх потерял. Он издатель, что ли… модный издатель.
– Без проблем, найду. Иди спать.
Стеклянная дверь захлопнулась вторично, и Робин зашла в «Гугл». За тридцать секунд она выяснила, что Кристиан Фишер – основатель небольшого издательства «Кроссфайр», которое находится в Эксмут Маркете. Набирая телефонный номер, она вспомнила о приглашении на свадьбу, которое уже неделю лежало у нее в сумочке. Робин не сообщила Страйку дату их с Мэтью бракосочетания и не поставила в известность Мэтью, что собирается пригласить своего босса. Вот если встреча в четверг пройдет гладко…
– «Кроссфайр», – ответил пронзительный голос; Робин сосредоточилась.
5
И ничего мучительнее нет,
Чем собственные злые мысли.
Джон Уэбстер.
Белый дьявол
Тем же вечером, в двадцать минут десятого, Страйк, раздевшись до трусов и футболки, валялся на кровати поверх одеяла, доедал купленное в магазине готовое карри и читал спортивные страницы газеты; по телевизору шел выпуск новостей. Металлический стержень, заменивший ему правую голень, отсвечивал серебром под дешевой настольной лампой, водруженной на коробку рядом с кроватью. В среду вечером Англия играла товарищеский матч с французами на стадионе «Уэмбли», но Страйка больше занимал исход назначенного на субботу матча Премьер лиги «Арсенал» – «Тотнем Хотспур». Он с детства болел за «Арсенал», в подражание дяде Теду. Почему дядя Тед, уроженец и житель Корнуолла, болел за «канониров», Страйк никогда не спрашивал.
В крошечное оконце заглядывало вечернее небо, сквозь его мглистый свет силились пробиться звезды. Краткий сон не принес заметного облегчения, но Страйк еще не был готов отправляться на боковую после сытного бирьяни из баранины и пинты пива. Под рукой у него лежала памятка, которую вручила ему Робин в конце рабочего дня. В ней значилось две встречи. Первая запись гласила: «Кристиан Фишер, завтра в 9:00, издательство „Кроссфайр“, Эксмут Маркет, ЕС1».
– С чего это он пожелал со мной встретиться? – удивился Страйк. – Мне от него нужен только адрес писательского дома, о котором он рассказывал Куайну.
– Непонятно, – ответила Робин. – Я спросила открытым текстом, но он почему то загорелся идеей личной встречи. Назначил ее на девять утра и больше ничего слышать не хотел.
«К чему эти игры?» – раздраженно подумал Страйк.
В то утро он от усталости поддался скверному настроению и выставил за дверь состоятельного клиента, который вполне мог бы приманить к нему новых выгодных заказчиков. А затем повелся на россказни этой Леоноры Куайн и принял весьма сомнительные условия. Сейчас, когда ее не было рядом, он даже затруднялся вспомнить, как именно она вызвала у него жалость, смешанную с любопытством, и передоверила ему свои проблемы. В спартанской, холодной мансарде его согласие заняться поисками обиженного супруга Леоноры уже казалось безответственностью и донкихотством. Разве не для того он положил все силы на выплату долгов, чтобы обеспечить себе хоть немного свободного времени: субботним вечером сходить на футбол, воскресным утром поваляться в постели? Месяц за месяцем он вкалывал день и ночь; клиентов привлекала к нему не столько первоначальная шумиха, сколько негромкая молва. Ну что ему стоило потерпеть Уильяма Бейкера еще три недели? И с какой целью, спрашивал себя Страйк, досадливо изучая записку, этот Кристиан Фишер настаивает на личной встрече? Уж не для того ли, чтобы поглазеть на сыщика, раскрывшего дело Лулы Лэндри, или (еще того хуже) на сына Джонни Рокби? У Страйка не было инструмента, чтобы измерить степень собственной известности.
По его мнению, нежданный всплеск славы давно пошел на убыль. Поначалу журналисты буквально рвали его на части, но теперь отвязались, и он, называя свое имя по какому нибудь житейскому поводу, все реже слышал в ответ упоминание Лулы Лэндри. Посторонние, как было на протяжении всей его жизни, опять называли его Камерон Стрик или как то вроде этого. Впрочем, нельзя было исключать, что издатель располагает какими нибудь сведениями об исчезнувшем Оуэне Куайне и жаждет поделиться ими со Страйком; но почему же он десять дней уклонялся от разговоров с женой Куайна? Ответа на этот вопрос у Страйка не было.
Второе напоминание, которое записала для него Робин, гласило: «Четверг, 18 ноября, 18:30, „Кингз армз“, Раупелл стрит, дом 25». Страйк догадывался, зачем она с преувеличенной четкостью вывела дату: чтобы на этот раз – с третьей или четвертой попытки – он все же познакомился с ее женихом. Страйк был благодарен судьбе за то, что на свете существует Мэтью (хотя сам безвестный финансовый работник вряд ли поверил бы такому заверению), а у Робин на среднем пальце сверкает колечко с сапфиром и бриллиантом. Из ее рассказов Страйк сделал вывод, что Мэтью – законченный мудак (Робин даже не подозревала, с какой точностью память Страйка фиксирует все ее случайные высказывания о женихе), но зато он служил надежной преградой между Страйком и этой девушкой, которая в противном случае могла бы нарушить его душевное равновесие. Страйк испытывал невольную теплоту к своей подчиненной, которая не бросила его в самую тяжелую пору и помогла ему переломить судьбу; а помимо всего прочего, у него было нормальное зрение, не позволявшее забыть, что рядом находится симпатичная девушка. Ее помолвка была сродни гардине, которая заслоняет от робкого, но постоянного сквозняка, способного – если ему не поставить заслон – причинить серьезные неудобства. Страйк считал, что в настоящее время должен перевести дух после долгих, изнурительных отношений, которые закончились (как, впрочем, и начались) вследствие обмана. Не собираясь отказываться от удобного и необременительного холостяцкого быта, он успешно отражал попытки своей сестры Люси свести его с разными женщинами, которые виделись ему неудачницами с какого то сайта знакомств.
Конечно, нельзя было исключать, что Робин в один прекрасный день выйдет за Мэтью и тот, пользуясь своим новым статусом, убедит молодую жену бросить ненавистную ему работу (Страйк верно истолковал уклончивость и недомолвки секретарши). Вместе с тем Страйк не сомневался, что Робин поставит его в известность, как только будет назначена дата бракосочетания, а потому эта опасная перспектива до поры до времени казалась ему весьма далекой.
Широко зевнув, он решил все же посмотреть новости, сложил газету и бросил ее на стул. Спутниковая тарелка была единственной роскошью, которую позволил себе Страйк, перебравшись в тесную мансарду. Небольшой портативный телевизор, больше не зависевший от слабенькой и ненадежной комнатной антенны, стоял на скайбоксе и показывал четкую, нисколько не зернистую картинку. С экрана вещал министр юстиции Кеннет Кларк – требовал сокращения бюджета юридической помощи населению на триста пятьдесят миллионов фунтов стерлингов. В полудреме Страйк смотрел на цветущего здоровяка с брюшком, объяснявшего членам парламента, что он намерен «отучить людей по любому поводу обращаться к адвокатам и вместе с тем приучить их находить более приемлемые способы урегулирования конфликтов». Это означало, что малообеспеченным слоям населения не придется больше рассчитывать на юридическую поддержку. Но типичные клиенты Страйка и им подобные могли и впредь ни в чем себе не отказывать. Теперь он выполнял поручения недоверчивых, жестоко обманувшихся богачей – добывал информацию для их лощеных адвокатов, которые использовали ее в суде, чтобы повыгодней обстряпать щекотливые бракоразводные дела или скользкие финансовые споры. Тянувшиеся к Страйку нескончаемой чередой состоятельные клиенты рекомендовали его своим знакомым, угодившим в столь же неприятные истории; это говорило о признании его профессионализма. Работа у него была хоть и однообразная, зато прибыльная.
Досмотрев новости, он с трудом поднялся с кровати, убрал со стула остатки ужина и похромал в крошечную кухню, чтобы вымыть посуду: армейская привычка к порядку не позволяла ему распускаться даже в периоды крайнего безденежья, но, вообще говоря, ее основу составляла не только воинская дисциплина. Он с малых лет рос аккуратистом, подражая даже в этом дяде Теду, у которого во всем был порядок, от ящика с инструментами до лодочного сарая; в этом отношении мать Страйка, Леда, была полной противоположностью своему брату: ее повсюду окружал хаос.
Через десять минут, сходив напоследок отлить (в совмещенном санузле всегда было сыро), он почистил зубы над кухонной раковиной, чтобы не стукаться локтями о стенки, вернулся в кровать и отстегнул протез.
Выпуск новостей завершался прогнозом погоды: температура ниже нуля, туман. Страйк натер тальком культю ампутированной ноги; теперь она болела меньше, чем полгода назад. Если не считать сегодняшнего английского завтрака и купленного навынос карри, Страйк в последнее время перешел на домашнюю еду, за счет чего сумел немного сбросить вес и тем самым уменьшить давление на ногу.
Он ткнул пультом в сторону экрана; смеющаяся блондинка вместе со своим стиральным порошком растворилась в темноте. Страйк неуклюже залез под одеяло.
Если Оуэн Куайн и впрямь отсиживается в писательском пансионате, выдернуть его оттуда не составит труда. Судя по всему, эгоист, подлюга, затихарился в глуши со своей драгоценной книжонкой… Зыбкий образ гневного писаки, вылетевшего из дому с дорожной сумкой через плечо, развеялся так же быстро, как и возник. Страйк уже проваливался в желанный, глубокий и безмятежный сон. Слабое уханье бас гитары, доносившееся из далекого подземелья, вскоре утонуло в раскатистом храпе.
6
Мистер Тэттл, с вами я, конечно, в безопасности.
Уильям Конгрив.
Любовь за любовь
На следующее утро, когда Страйк без десяти минут девять свернул на Эксмут Маркет, к стенам домов еще липли клочья ледяного тумана. В этой части города ничто не напоминало о Лондоне: ни бесконечные кафе, ни пастельных тонов фасады, ни окутанный дымкой кирпичный храм византийского стиля, с позолотой и синевой, – церковь Святейшего Спасителя. Мглистый холод, антикварные лавчонки, вынесенные на тротуар стулья и столики; добавить сюда запах моря, скорбные вопли чаек – и получится Корнуолл, где Страйк провел оседлые периоды своего детства.
Издательство «Кроссфайр» он нашел по скромной вывеске на неприметной двери возле пекарни. Ровно в девять Страйк нажал кнопку звонка и, когда ему открыли, оказался перед крутой лестницей, по которой стал тяжело карабкаться вверх, подтягиваясь на перилах.
На верхней площадке его поджидал стройный щеголеватый очкарик лет тридцати, с вьющимися волосами до плеч. Он был в джинсах, жилете и рубашке с индийским рисунком и узкой оборочкой на манжетах.
– Приветствую, – сказал он. – Я – Кристиан Фишер. А вы – Камерон?
– Корморан, – машинально поправил Страйк, – но…
Он собирался добавить, что откликается и на Камерона (стандартный ответ, выработанный за долгие годы недоразумений), но Кристиан Фишер мгновенно сориентировался:
– Корморан – это корнуэльский великан.
– Совершенно верно, – с удивлением подтвердил Страйк.
– У нас в прошлом году вышли английские
сказки и легенды для детей, – объяснил Фишер, распахивая двустворчатую белую дверь и пропуская Страйка в просторное, но захламленное помещение с постерами на раздвижных перегородках и неряшливыми книжными стеллажами.
Страйка проводила любопытным взглядом молодая женщина с растрепанными темными волосами.
– Кофе? Чай? – предложил Фишер, когда они прошли к нему в кабинет – тесную каморку сбоку от основного зала, выходящую окном на милую сонную улочку, подернутую туманом. – Могу попросить Джейд – она сбегает.
Страйк отказался, честно признавшись, что уже выпил чашку кофе; к его удивлению, Фишер явно рассчитывал на более длительный разговор, чем того требовали обстоятельства.
– Тогда один латте, Джейд, – распорядился с порога своего кабинета Кристиан Фишер. – Прошу вас, садитесь, – обратился он к Страйку и начал рыться на книжных полках, висевших вдоль всех стен. – Жил он, если не ошибаюсь, в горе Святого Михаила – великан Корморан?
– Точно, – подтвердил Страйк. – А убил его, как принято считать, Джек. Взобравшись на бобовый стебель.
– Где то тут стояла… – бормотал Фишер, обшаривая полки. – «Сказки и легенды Британских островов». У вас дети есть?
– Нет, – ответил Страйк.
– Ну и ладно, – сказал Фишер. – Бог с ней. – И, ухмыльнувшись, сел напротив Страйка. – Итак, могу я спросить: кто вас нанял? Можно высказать предположение?
– Сколько угодно. – Страйк никогда не препятствовал логическим построениям.
– Либо Дэниел Чард, либо Майкл Фэнкорт, – сказал Фишер. – В точку? – Его сосредоточенные глаза поблескивали, как бусины, за линзами очков.
Ничем себя не выдав, Страйк поразился. Майкл Фэнкорт – знаменитый писатель, недавний лауреат престижной литературной премии. Какой у него может быть интерес к исчезнувшему Куайну?
– К сожалению, не угадали, – сказал он вслух. – Меня наняла жена Куайна, Леонора.
Изумление Фишера выглядело почти комичным.
– Жена? – непонимающе переспросил он. – Эта мышь, похожая на Роуз Уэст{1}? С чего это она побежала к частному сыщику?
– У нее пропал муж. Вот уже одиннадцать дней, как от него ни слуху ни духу.
– Куайн пропал? Но… но тогда…
Страйк понял, что Фишер не ожидал такого поворота событий: он предвкушал беседу совершенного иного рода.
– Но с какой стати она прислала вас ко мне?
– По ее мнению, вам известно, где сейчас находится Куайн.
– Откуда? – Похоже, Фишер был неподдельно изумлен. – Он мне не друг.
– Миссис Куайн говорит, что слышала, как вы на каком то банкете рассказывали ее мужу о доме творчества…
– Вот оно что! – выдохнул Фишер. – Ну да, «Бигли холл». Только Оуэна там нет!
От смеха он сделался похожим на Пака{2} в очочках: то же веселье, смешанное с лукавством.
– Оуэна Куайна ни за какие деньги туда не пустят! Прирожденный скандалист. А одна из совладелиц этого дома просто на дух не переносит Оуэна. В свое время он написал разгромную рецензию на ее первый роман, и она этого не забыла.
– Но я тем не менее попрошу вас дать мне тамошний номер телефона, можно? – сказал Страйк.
– Вот он у меня, здесь. – Фишер вытащил из заднего кармана джинсов мобильный телефон. – Прямо сейчас и позвоню…
Он тут же набрал номер и, положив телефон на стол, специально для Страйка включил громкую связь. После продолжительных длинных гудков в трубке раздался запыхавшийся женский голос:
– «Бигли холл».
– Приветик, это ты, Шеннон? Говорит Крис Фишер из «Кроссфайра».
– Ой, Крис, привет, как дела?
Дверь кабинета открылась: вошла все та же неухоженная девица, поставила перед Фишером кофе латте и удалилась.
– Я что хотел узнать, Шен, – заговорил Фишер, когда дверь со щелчком захлопнулась, – Оуэн Куайн, случайно, не у вас?
– Куайн?
В этом кратком переспросе, эхом отразившемся от книжных полок, прозвучала вся степень отвращения далекой Шеннон.
– Он самый; ты его не видела?
– Я его не видела уже год, если не больше. А что? Уж не собрался ли он к нам? Здесь его никто не ждет, это я тебе точно говорю.
– Не беспокойся, Шен, мне кажется, его жена что то напутала. Я тебе потом перезвоню.
Не дослушав ее прощания, Фишер поспешил вернуться к разговору со Страйком:
– Вот видите? Я был прав. Ему в «Бигли холл» путь заказан.
– А почему вы не сказали этого его жене, когда она вам звонила?
– Ах вот оно что – она ради этого названивала?! – Фишера будто осенило. – Я то думал, она обрывает мне телефон по наущению Оуэна.
– С чего бы он стал просить жену до вас дозвониться?
– А то вы не знаете! – ухмыльнулся Фишер, но, не встретив ответной усмешки, коротко хохотнул и объяснил: – Из за «Бомбикса Мори». Я бы сказал, это в характере Куайна – напустить на меня жену.
– «Бомбикс Мори», – повторил Страйк, стараясь не показать, что это для него – пустой звук.
– Вот именно. Я думал, Куайн донимает меня, чтобы проверить, не возьму ли я все таки его книжку. Это его типичный метод: посадить на телефон жену. Но если кто и возьмется публиковать «Бомбикса Мори», то определенно не я. Издательство у нас маленькое. Судебные издержки нам не по карману.
Когда Страйк понял, что, делая умный вид, далеко не продвинется, он изменил тактику:
– «Бомбикс Мори» – это последний роман Куайна?
– Да да. – Отпив купленного помощницей кофе, Фишер погрузился в раздумье. – Исчез, говорите? Я то думал, он займет место в партере, чтобы наблюдать за потехой. Как я понимаю, с этой целью все и затевалось. Или он потерял кураж? Нет, Оуэн не таков.
– Давно вы его печатаете? – поинтересовался Страйк.
Фишер уставился на него с ошарашенным видом:
– Да я его вообще никогда не печатал!
– Мне думалось…
– Последние три книги… или четыре?.. он опубликовал в «Роупер Чард». Нет, дело было так: я столкнулся на какой то тусовке с его агентом, Лиз Тассел, и она мне по секрету призналась… после пары бокалов… что не знает, сколько еще «Роупер Чард» будет терпеть Куайна, а я ответил, что готов рассмотреть его следующий роман. Куайн уже попал в категорию «чем хуже, тем лучше»; можно было бы попытаться так его новый опус и раскручивать. Если уж на то пошло, – продолжил Фишер, – было же у него «Прегрешение Хобарта». Достойная вещь. Я прикинул: у него, возможно, еще хватит пороху.
– И она прислала вам «Бомбикса Мори»? – наобум спросил Страйк и внутренне обругал себя, что накануне расспрашивал Леонору Куайн через пень колоду.
Вот что происходит, когда ты, полумертвый от усталости, берешься за новое дело. Обычно Страйк перед каждой встречей старался на шаг опережать своих собеседников, но сейчас почувствовал себя странно безоружным.
– Прислала. С курьером на мотоцикле. В позапрошлую пятницу. – Его ухмылка стала еще более плутовской. – Самая большая оплошность бедняжки Лиз.
– Почему?
– Да потому, что она прочла рукопись кое как и, скорее всего, не до конца. Через пару часов после доставки приходит мне на телефон паническое сообщение: «Крис, по ошибке отправила не ту рукопись. Отошли мне ее, пожалуйста, назад не читая. Когда буду в конторе, заберу». Никогда не получал таких реверансов от Лиз Тассел. Это же бой баба. Настоящие зубры перед ней робеют.
– И вы тут же отослали рукопись назад?
– Еще чего! – ответил Фишер. – Всю субботу с утра до вечера читал.
– Ну и?.. – спросил Страйк.
– А вам не рассказали?
– Не рассказали?..
– В чем там фишка? На что он замахнулся?
– На что же он замахнулся?
Фишер заулыбался. Опустил чашку на стол.
– Меня предупредили крупнейшие юристы Лондона, – сказал он, – чтобы я этого не разглашал.
– И кто же нанял этих юристов? – спросил Страйк. Не получив ответа, он предположил: – «Чард» и Фэнкорт или еще кто то?
– Только Чард. – Фишер угодил в расставленную ловушку. – Но я бы на месте Оуэна больше остерегался Фэнкорта. Только на меня не ссылайтесь, – спохватился он.
– Это который Чард? – Страйк все еще блуждал в потемках.
– Дэниел Чард. Глава издательства «Роупер Чард», – с тенью раздражения объяснил Фишер. – Ума не приложу, как Оуэну пришло в голову, что можно безнаказанно проехаться по владельцу издательства, которое его печатает, но в этом весь Оуэн. Такой фантастической наглости, такого апломба я в жизни не встречал. Он возомнил, что может вывести Чарда под видом… – Прервавшись на полуслове, Фишер смущенно хохотнул. – Не буду рисковать своей шкурой. Скажу только, что Оуэн, к моему удивлению, повел себя так, будто рассчитывал выйти сухим из воды. Но когда тайное стало явным, у него, как видно, нервишки сдали, вот он и пустился в бега.
– Боясь, что его привлекут за клевету? – уточнил Страйк.
– С художественной литературой тут своего рода серая зона, понимаете? – произнес Фишер. – Если облекаешь правду в форму гротеска… Не подумайте, – спохватился он, – что я считаю его писанину правдой. В буквальном смысле слова – вряд ли это правда. Но все прототипы узнаваемы; он вывел в своей книге довольно много народу, причем так изобретательно… Чем то напоминает раннее творчество Фэнкорта. Море крови и тайные символы… местами даже непонятно, на что он намекает, но все равно любопытно: что там в мешке, что там в очаге…
– И что же?..
– Не важно… это всего лишь беллетристика. Разве Леонора вас не просветила?
– Нет, – признался Страйк.
– Ни стыда ни совести, – сказал Кристиан Фишер. – Она, безусловно, в курсе. Мне казалось, Куайн из тех писателей, которые за обедом читают родным лекции на тему своих произведений.
– А почему вы, еще не зная об исчезновении Куайна, решили, что частного сыщика нанял либо Чард, либо Фэнкорт?
Фишер пожал плечами:
– Трудно сказать. Наверное, подумал, что один из них вознамерился разнюхать, какие у Куайна планы относительно этой книги, а затем либо попытаться его остановить, либо пригрозить судом возможному издателю. Либо раскопать какую нибудь грязишку на Оуэна – ответить ударом на удар.
– Именно поэтому вы с такой готовностью согласились на нашу встречу? – спросил Страйк. – Вы решили, что у меня есть нечто на Куайна?
– Нет, что вы! – рассмеялся Фишер. – Я исключительно из любопытства. Хотел узнать, что к чему.
Взглянув на часы, он перевернул лежавший перед ним макет книжной обложки и слегка отодвинулся назад вместе с креслом. Страйк понял намек.
– Спасибо, что уделили мне время, – сказал он, вставая. – Если у вас будут известия от Оуэна Куайна, дайте мне знать, хорошо?
Он протянул Фишеру свою визитную карточку. Обходя вокруг стола, чтобы проводить Страйка, Фишер хмуро вглядывался в напечатанный на ней текст:
– Корморан Страйк… Страйк… Знакомое имя, а?..
Зерно упало на благодатную почву. Фишер внезапно оживился, как будто у него перезарядились батарейки:
– Черт побери, дело Лулы Лэндри!
Страйк понял, что может спокойно вернуться на свое место, получить кофе латте и не менее часа пользоваться безраздельным вниманием Фишера. Но вместо этого он с вежливой непреклонностью распрощался и через пару минут опять вышел на холодный мглистый воздух.
7
Готов признать, что еще не читал подобного…
Бен Джонсон.
Каждый по своему
Услышав по телефону, что в писательский дом ее муж не приезжал, Леонора Куайн заволновалась.
– Тогда где же он? – спросила она, скорее (как можно было подумать) у себя, чем у Страйка.
– Где он обычно отсиживается, когда сбегает из дому? – спросил Страйк.
– В гостиницах, – ответила она, – а однажды у женщины отсиделся, но больше он с нею не знается. Орландо, – рявкнула она в сторону, – не трожь, это мое! Кому сказано: это мое! Что? – выкрикнула она в ухо Страйку.
– Я ничего не говорил. Вы по прежнему настаиваете, чтобы я занимался розыском вашего мужа?
– Да уж конечно, кто, как не вы, его отыщет? Я ж с Орландо сижу как пришитая. Вы Лиз Тассел поспрошайте. Было дело, она сама его нашла. В «Хилтоне», – неожиданно выпалила Леонора. – Он однажды в «Хилтоне» затаился.
– В котором именно?
– Почем я знаю? Вы у Лиз спросите. Он из за нее сорвался, так пусть она и расстарается, чтоб его вернуть. Когда я звоню, она не отвечает. Орландо, не трожь!
– Кто нибудь еще, с вашей точки зрения…
– Кабы знала, неужто я б их не спросила? – возмутилась Леонора. – Вы же сыщик, вот и ищите! Орландо!
– Миссис Куайн, нельзя исключать…
– Зовите меня Леонора.
– Леонора, нельзя исключать, что ваш муж попал в беду. Мы найдем его гораздо быстрее, – Страйк повысил голос, перекрикивая домашние шумы на другом конце, – если привлечем полицию.
– Да ну их! Прошлый раз там на меня напустились, когда я заявила, что его неделю дома не было, а они его у любовницы нашли. Если я опять хай подниму, меня съедят. Да и Оуэн не… Орландо, не трожь!
– Но полицейские могут разослать его фотографию и…
– Я одного хочу: чтоб его привезли домой по тихому. Вернулся бы – и дело с концом, – капризно добавила она. – Сколько можно психовать?
– Вы читали последнюю книгу мужа? – спросил Страйк.
– Нет. Я всегда жду, чтоб книгу напечатали, и уж тогда читаю, в нормальном переплете, как положено.
– Он вам что нибудь о ней рассказывал?
– Нет, он, пока сочиняет, ничего не рассказывает… Орландо, не трожь!
Повесила она трубку случайно или намеренно – Страйк так и не понял.
Ранний утренний туман рассеялся. В окна конторы бились дождевые капли. Вскоре должна была прийти клиентка: очередная подавшая на развод жена, которая жаждала узнать, где ее почти уже бывший муж прячет свои капиталы.
– Робин, – сказал Страйк, выходя в приемную, – сделай одолжение, распечатай из интернета фотографию Оуэна Куайна, если сумеешь найти. А потом созвонись с его агентом Лиз Тассел и узнай, готова ли она ответить на пару коротких вопросов.
Он уже собирался вернуться к себе в кабинет, но вспомнил кое что еще:
– И пробей «бомбикс мори» – из какой это оперы?
– Как пишется?
– Бог его знает.
Почти разведенная женщина явилась к назначенному времени – в половине двенадцатого. Это была подозрительно моложавая красотка за сорок, источавшая трепетное очарование и мускусный аромат, от которого Робин начинала задыхаться. Страйк уединился с посетительницей в кабинете, и в течение двух часов оттуда доносились их оживленные голоса на фоне спокойных, безмятежных звуков: барабанной дроби дождя и стука клавиатуры под пальцами Робин. Она уже привыкла слышать из кабинета босса рыдания, стоны, даже вопли. Но хуже всего была внезапная тишина: к примеру, однажды клиент буквально свалился без чувств (и, как стало известно позже, перенес микроинфаркт), увидев снимок своей жены с любовником, сделанный Страйком при помощи длиннофокусного объектива.
Когда Страйк и его посетительница наконец то вышли из кабинета и сердечно распрощались, Робин протянула своему боссу большой портрет Оуэна Куайна, который она нашла на сайте Батского литературного фестиваля.
– Боже правый! – вырвалось у Страйка.
Оуэн Куайн оказался грузным, бледным человеком лет шестидесяти, с лохматыми соломенно желтыми волосами и бородой клинышком. Глаза у него были разных цветов, что придавало странную напряженность его взгляду. Для фотосессии он завернулся в накидку, похожую на тирольский плащ, и надел фетровую шляпу с пером.
– Такому вряд ли удастся долго сохранять инкогнито, – прокомментировал Страйк. – Распечатай, пожалуйста, еще несколько экземпляров, Робин. Нам, вероятно, придется показывать их в отелях. Его жена полагает, что он когда то останавливался в «Хилтоне», но где именно – она не помнит. Начинай обзванивать все подряд – узнай, нет ли его среди проживающих. Думаю, он не станет регистрироваться под своим именем, но ты попробуй его описать… Что там насчет Элизабет Тассел?
– Неплохо, – ответила Робин. – Хочешь верь, хочешь нет, но я даже не успела набрать номер, как она сама позвонила.
– Элизабет Тассел? Сюда? С чего бы это?
– Кристиан Фишер рассказал ей о твоем посещении.
– Ну и?..
– Сегодня у нее дела, но завтра в одиннадцать она готова встретиться с тобой у себя в офисе.
– Неужели? – Страйк изобразил изумление. – Чем дальше, тем интересней. Ты не спросила, чтó ей известно о местонахождении Куайна?
– Спросила; она говорит, что ровным счетом ничего, и тем не менее настаивает на встрече. Очень властная особа. Этакая директриса. Кстати, «бомбикс мори», – добавила она, – это по латыни «шелкопряд».
– Шелкопряд?
– Да да. И знаешь, что еще? Я всегда думала, что шелкопряды плетут свою нить примерно как пауки, но ты вообще в курсе, как на самом деле получают шелк?
– Понятия не имею.
– Кипячением, – сказала Робин. – Червей кипятят живьем, пока они не успели выбраться и при этом повредить кокон. А кокон – это и есть шелковая нить. Не очень то приятно, согласен? Но с чего тебя вдруг заинтересовали шелкопряды?
– Пытаюсь понять, почему Оуэн Куайн озаглавил свой роман «Бомбикс Мори», – ответил Страйк, – но пока безуспешно.
Во второй половине дня он занимался нудной бумажной работой в связи с делом о наблюдении, надеясь, что погода разгуляется; ему нужно было выйти – у него дома не осталось ничего съестного. После ухода Робин Страйк по прежнему сидел за работой, а ливень только сильнее стучал в окно. В конце концов Страйк все же снял с вешалки пальто, вышел на дождь и направился по темной, промозглой Черинг Кросс роуд в ближайший супермаркет. В последнее время он снова начал злоупотреблять готовыми блюдами; с бумажными пакетами в обеих руках он машинально свернул в букинистический магазин, который закрывался через пару минут. Стоявший за прилавком букинист не смог с уверенностью сказать, если ли у него «Прегрешение Хобарта» – первый и, как считалось, лучший роман Оуэна Куайна, но после невнятного бормотания и неубедительного изучения монитора предложил Страйку другую книгу того же автора: «Братья Бальзак». Усталый, промокший и голодный, Страйк заплатил два фунта за потрепанный томик в твердом переплете и принес его домой.
Убрав продукты и приготовив себе пасту, Страйк растянулся на кровати – за окном уже висела густая, холодная тьма – и открыл книгу исчезнувшего автора.
Готическая, нереальная история была изложена цветистым и вычурным слогом. Двое братьев, носивших имена Варикосель и Ваз, оказались замурованными в склепе, где медленно разлагался в углу труп их старшего брата. Между пьяными спорами о литературе, верности и творчестве французского писателя Бальзака они пытались в соавторстве создать жизнеописание гниющего брата. Варикосель без конца ощупывал свою ноющую мошонку (Страйк усмотрел в этом метафору творческого тупика); текст писал в основном Ваз.
Одолев страниц пятьдесят, Страйк пробормотал: «За такое и вправду надо яйца оторвать», отшвырнул книжку и начал мучительно погружаться в сон.
Его больше не посещало глубокое и блаженное забытье прошлой ночи. В окно мансарды барабанил дождь, мешая спать; тьма таила в себе смутное предчувствие катастрофы. Утром Страйк проснулся тяжело, будто с похмелья. Дождь точно так же молотил в окно; включив телевизор, Страйк узнал, что в Уэльсе произошло сильное наводнение: людей вызволяли из автомобилей, эвакуировали из домов, размещали в переполненных пунктах экстренной помощи.
Схватив мобильный, Страйк набрал номер, знакомый ему, как собственное отражение в зеркале, и всегда служивший символом безопасности и стабильности.
– Алло? – ответила его тетка.
– Это Корморан. Как у вас там дела, Джоан? Я новости посмотрел.
– Пока держимся, милый, а вот на побережье совсем худо, – сказала она. – У нас дождина хлещет, шторм приближается, но в Сент Остелле еще хуже. Мы сами только что в новостях видели. А у тебя как дела, Корм? Ты нас совсем забыл. Мы с Тедом как раз вчера вечером говорили, что от тебя ни слуху ни духу. На Рождество то приедешь?
Держа в руке мобильный, он не мог ни одеться, ни пристегнуть протез. Джоан не умолкала с полчаса, обрушивая на Страйка лавину местных новостей и делая неожиданные, резкие заходы на личную территорию, которую он предпочитал держать за семью печатями. Наконец, завершив последнюю серию допросов насчет его интимной жизни, долгов и ампутированной ноги, тетушка угомонилась. В офис он спустился позже обычного, издерганный и раздраженный, но в темном костюме и при галстуке. Робин оставалось только гадать, куда он отправится после встречи с Элизабет Тассел: уж не на свидание ли с обворожительной брюнеткой, затеявшей бракоразводный процесс?
– Новости слышал?
– Про наводнение в Корнуолле? – уточнил Страйк, включая электрический чайник: заваренный Робин утренний чай успел остыть, пока Джоан трещала как сорока.
– Про помолвку Уильяма и Кейт, – ответила Робин.
– Кого?
– Принца Уильяма, – объяснила Робин, – и Кейт Миддлтон.
– Ну ну, – холодно сказал Страйк. – Рад за них.
До недавнего времени он и сам был в стане помолвленных. Как складывается новое обручение бывшей невесты, он не знал и предпочитал не задумываться над его финалом (естественно, не таким, как у их романа, когда она в кровь расцарапала Страйку лицо, признав свою измену, а таким, как бракосочетание, какого он не мог ей предложить, сродни королевскому, ожидавшему Уильяма и Кейт).
Только когда Страйк выпил полчашки чая, Робин решилась нарушить угрюмое молчание.
– За минуту до твоего появления звонила Люси – просила напомнить, что на субботу назначен ужин в честь твоего дня рождения, и узнать, придешь ты один или с кем нибудь.
Настроение Страйка упало еще ниже. Он совершенно забыл про этот ужин в доме сестры.
– Я понял, – мрачно сказал он.
– У тебя в эту субботу день рождения? – спросила Робин.
– Нет, – ответил Страйк.
– А когда?
Он вздохнул. Ему не хотелось ни тортов, ни открыток, ни подарков, но Робин смотрела на него выжидающим взглядом.
– В четверг, – выдавил он.
– Двадцать третьего?
– Угу.
После короткой паузы ему пришло в голову, что в такой ситуации полагается задавать встречный вопрос.
– А у тебя когда? – По какой то причине замешательство Робин действовало ему на нервы. – Черт, неужели сегодня?
Она рассмеялась:
– Нет, у меня уже прошел. Девятого октября. Между прочим, это действительно была суббота, – добавила она, улыбаясь при виде его смущения. – Я не сидела на рабочем месте в ожидании букетика.
В ответ Страйк усмехнулся. Решив сделать над собой усилие и сказать какую нибудь любезность, чтобы искупить свою вину за пропущенный по невнимательности день ее рождения, он добавил:
– Хорошо, что у вас с Мэтью еще не назначена дата. По крайней мере, ваша свадьба не наложится на королевскую.
– Между прочим, – вспыхнула Робин, – дата у нас назначена.
– Серьезно?
– Вполне, – подтвердила Робин. – На восьмое… восьмое января. У меня есть для тебя приглашение, вот, сейчас. – Она торопливо порылась в сумке (Робин даже не спросила согласия Мэтью на то, чтобы позвать Страйка, но теперь пути назад не было). – Держи.
– Восьмое января? – переспросил Стайк, разглядывая серебристый конверт. – Да ведь это уже через… сколько?.. меньше двух месяцев осталось.
– Точно, – подтвердила Робин.
Наступила непонятная краткая пауза. Страйк не сразу вспомнил, какие еще дела он поручил Робин, а сообразив, решил проверить исполнение и деловито постучал по ладони серебристым конвертом.
– Что слышно насчет «Хилтонов»?
– Сколько смогла, обзвонила. Под своим именем Куайн ни в одном из них не проживает и по описанию тоже нигде не опознан. Но ведь «Хилтонов» этих – пруд пруди, я проверяю по списку, один за другим. А что у тебя запланировано после встречи с Элизабет Тассел? – как бы невзначай спросила она.
– Выдать себя за покупателя квартиры в Мэйфере. Муж клиентки собрался обналичить и перевести в офшор кое какой капитал, пока об этом не прознали женушкины юристы. Ладно, – Страйк засунул нераспечатанный конверт с приглашением глубоко в карман пальто, – я пошел. На поиски скверного писателя.
8
Стоило мне взять эту книгу, как старик исчез.
Джон Лили.
Эндимион, или Человек на Луне
Когда Страйк стоя ехал на метро одну остановку к Элизабет Тассел (во время коротких поездок он никогда не расслаблялся, а, наоборот, сосредоточивался, чтобы не нагружать протезированную ногу и удерживать равновесие), ему пришло в голову, что Робин ни разу не упрекнула его за то, что он взялся расследовать дело Куайна. Нет, разумеется, никто не давал ей права упрекать босса, но она отказалась от более денежного места, чтобы работать с ним в одной связке, и вполне могла ожидать, что он, расплатившись с долгами, хотя бы поднимет ей зарплату. Его секретарша вообще не имела привычки критиковать или хранить критическое молчание – единственная из встречавшихся Страйку женщин, которая не обнаруживала ни малейшего желания его перевоспитать или переломить. Как подсказывал его опыт, женщины обычно пытаются тебе внушить, что их любовь пропорциональна старанию на тебя повлиять.
Значит, через полтора месяца у нее свадьба. Через полтора месяца она станет миссис Мэтью… если Страйк и знал когда то фамилию ее жениха, то сейчас при всем желании не смог бы вспомнить.
В ожидании лифта у выхода на станции «Гудж стрит» его охватило внезапное безумное желание позвонить давешней темноволосой клиентке – та не скрывала, что будет только приветствовать такое развитие событий, – чтобы переспать с ней прямо сегодня, утопая в ее мягкой, душистой (так ему представлялось) постели в Найтсбридже. Но идея, не успев созреть, была отброшена. Это же сумасшествие – хуже, чем розыск пропавшего человека, не сулящий никаких гонораров…
А для чего, собственно, тратить время на поиски Куайна? – спросил себя Страйк, пряча лицо от колючего дождя. Для удовлетворения собственного любопытства, ответил он после минутного раздумья, а возможно, и для чего то менее очевидного. Шагая по Стор стрит, он щурился под дождем, старался не поскользнуться на мокром тротуаре и размышлял, долго ли еще сможет выносить алчность и мстительность, которыми буквально сочились его богатые клиенты. Давно не приходилось ему расследовать дело об исчезновении. По крайней мере, он получит профессиональное удовлетворение, когда вернет сбежавшего Куайна в лоно семьи.
Литературное агентство Элизабет Тассел находилось в преимущественно жилом квартале, выстроенном из темного кирпича; здесь, в тупике, отходившем от оживленной Гауэр стрит, было на удивление тихо. Страйк нажал кнопку звонка рядом со скромной медной табличкой. Послышались легкие шаги, и ему открыл бледный юноша в рубашке апаш.
– Вы частный детектив? – спросил он с восхищением и трепетом.
Страйк последовал за ним вверх по ступеням, оставляя мокрые следы на вытертой ковровой дорожке. За дверью красного дерева оказалось просторное офисное помещение, которое, как понял Страйк, раньше представляло собой отдельный холл с гостиной. Элегантность старины здесь мало помалу переходила в убожество. Окно запотело; в воздухе висел застарелый табачный запах. Вдоль стен стояли набитые до отказа деревянные книжные шкафы; грязноватых обоев было почти не видно за вставленными в рамки шаржами и карикатурами на литературные темы. Лицом друг к другу, разделенные вытертым ковром, стояли два незанятых письменных стола.
– Разрешите ваше пальто, – сказал молодой человек, и тут из под одного стола выскочила хрупкая перепуганная девушка. В одной руке она держала грязную губку.
– Не оттирается, Раф! – панически зашептала она юноше.
– Вот паразит! – брезгливо пробормотал Раф. – У Элизабет есть старый пес – его вырвало у Салли под столом, – доверительно объяснил он вполголоса, отведя Страйка в сторону и приняв у него промокшее пальто кромби, чтобы повесить на викторианскую стойку возле порога. – Я сообщу о вашем прибытии. А ты отскребай как следует, – посоветовал он своей коллеге и проскользнул в другую дверь красного дерева. – Лиз, пришел мистер Страйк.
Из за двери тут же послышался громкий лай, а потом глубокий, дребезжащий кашель, будто раздирающий легкие битого жизнью шахтера.
– Подержи его! – приказал хриплый голос.
Дверь в офис распахнулась; за ней стояли Раф, вцепившийся в ошейник старого, но все еще злобного доберман пинчера, и рослая, крепкого телосложения дама лет шестидесяти, с крупными, откровенно непривлекательными чертами лица. Подстриженные с геометрической аккуратностью серо голубые волосы, строгий черный костюм и алая губная помада придавали ей определенный шик. От нее исходила та властность, которая сменяет сексуальную притягательность у добившихся успеха немолодых женщин.
– Его надо вывести, Раф, – велела хозяйка агентства, но при этом ее черные, как маслины, глаза впились в Страйка; за окном по прежнему лил дождь. – И прихвати побольше гигиенических пакетов: его сегодня немного слабит. Прошу вас, мистер Страйк.
Ее референт с брезгливым видом потащил к выходу крупного, по бычьи упирающего пса; поравнявшись со Страйком, доберман ощерился.
– Кофе, Салли, – приказала Элизабет Тассел перепуганной девушке, которая успела спрятать губку.
Когда референтка сорвалась с места и скрылась за дверью позади своего стола, Страйк понадеялся, что перед приготовлением кофе она не забудет тщательно вымыть руки.
В душном кабинете литературного агента словно сгустился висевший в приемной застарелый дух табачного дыма и псины. Под столом лежала обтянутая твидом собачья корзина; стены были увешаны старыми фотографиями и репродукциями. На самом большом из многочисленных изображений Страйк узнал Пинклмена – довольно известного, преклонных лет (а может, уже покойного) писателя, автора иллюстрированных детских книжек. Элизабет Тассел молча кивнула на стул по другую сторону своего рабочего стола, но, прежде чем сесть, Страйк вынужден был убрать с него стопку бумаг и старых номеров журнала «Букселлер»; тем временем хозяйка офиса достала сигарету из лежащей на столе пачки, прикурила от ониксовой зажигалки, набрала полные легкие дыма и надолго зашлась дребезжащим, присвистывающим кашлем.
– Итак, – наконец проскрежетала она из кожаного офисного кресла, – Кристиан Фишер говорит, Оуэн в очередной раз отмочил свой знаменитый номер с исчезновением.
– Совершенно верно, – подтвердил Страйк. – Он исчез в тот вечер, когда вы с ним повздорили из за его книги.
Ответ литературного агента утонул в кашле; из груди женщины вылетали жуткие, раздирающие горло хрипы. Страйк молча дожидался окончания приступа.
– Вам не позавидуешь, – сказал он, когда в конце концов наступила тишина, воспользовавшись которой его собеседница, как ни странно, тут же сделала новую затяжку.
– Гриппую, – объяснила она. – Ничего не помогает. Когда у вас была Леонора?
– Позавчера.
– Неужели ей по карману ваши услуги? – проскрежетала Элизабет Тассел. – Сомневаюсь, чтобы профессионал, распутавший дело Лулы Лэндри, согласился работать за бесценок.
– Миссис Куайн предположила, что мои услуги, по всей вероятности, оплатите вы, – сказал Страйк.
Бугристые щеки зарделись; слезящиеся от кашля черные глаза сощурились.
– В таком случае отправляйтесь прямиком к Леоноре и скажите… – ее грудь под элегантным черным жакетом опять начала вздыматься в преддверии сдерживаемого приступа, – что я не дам ни г…гроша на розыск этого мерзавца. Передайте ей… передайте… – Она вновь содрогнулась от неудержимого кашля.
Дверь открылась, и в кабинет вошла хрупкая референтка, с трудом удерживая массивный деревянный поднос, нагруженный чашками и кофейными принадлежностями. Поднявшись со стула, Страйк принял у нее поднос, но не нашел куда поставить. Девушка попыталась расчистить место на столе. От волнения она смахнула на пол стопку бумаг. Кашляющая начальница яростным жестом приказала ей убираться с глаз долой, и девушку как ветром сдуло.
– Ру…руки крюки… – прохрипела Элизабет Тассел.
Не обращая внимания на разлетевшиеся по полу бумаги, Страйк опустил поднос на стол и вернулся на свое место. Владелица литературного агентства принадлежала к тому типу старых грубиянок, которые вольно или невольно нагоняют страх на любого впечатлительного человека, пробуждая детские воспоминания о суровой и всесильной матери. Но запугать Страйка было не так то просто. Во первых, его родная мать, при всех своих недостатках, была совсем молодой и, несомненно, любящей; во вторых, в сидевшей перед ним мегере он интуитивно почувствовал уязвимость. Это безостановочное курение, эти выцветшие фотографии, эта старая собачья корзина – все наводило на мысль о сентиментальности, о внутренней слабости, скрытой от молодых подчиненных. Страйк наполнил чашку и, когда Лиз Тассел откашлялась, протянул ей кофе.
– Спасибо, – буркнула она.
– Значит, вы отказали Куайну в своих услугах? – спросил Страйк. – И объявили ему об этом в тот вечер, когда встретились с ним за ужином, так?
– Не помню, – проскрипела она. – Атмосфера накалилась очень быстро. Оуэн вскочил посреди зала и начал прилюдно на меня орать, а потом бросился прочь, предоставив мне платить по счету. При желании вы можете найти множество свидетелей той сцены. Оуэн расстарался, чтобы устроить спектакль.
Она снова взялась за пачку сигарет и, спохватившись, предложила закурить Страйку. Когда они дружно затянулись, Элизабет Тассел спросила:
– Что вам наговорил Кристиан Фишер?
– Ничего существенного, – ответил Страйк.
– Хорошо, если так, а то вам обоим будет хуже, – бросила она.
Страйк молча курил и пил кофе, а Элизабет выжидала, явно надеясь услышать что нибудь более внятное.
– Он упомянул о «Бомбиксе Мори»? – не выдержала она.
Страйк кивнул.
– И что сказал?
– Что Куайн вывел в этом романе многих известных личностей, даже не потрудившись их замаскировать.
Повисла напряженная пауза.
– Надеюсь, Чард засудит этого молокососа. Чтобы впредь не болтал лишнего.
– Вы не пытались связаться с Куайном после того, как он сбежал из… где вы с ним ужинали? – уточнил Страйк.
– В «Ривер кафе», – прохрипела она. – Нет, не пыталась. Мне с ним больше не о чем разговаривать.
– И он тоже не давал о себе знать?
– Нет.
– Леонора утверждает, что вы превозносили книгу Куайна как его шедевр, а потом изменили свое мнение и отказались ею заниматься.
– Что? Ничего похожего… я не го…
На нее накатил пароксизм кашля, еще сильнее прежних. Она содрогалась и брызгала слюной; у Страйка возникло сильное искушение вырвать у нее сигарету. В конце концов приступ прошел. Залпом проглотив полчашки горячего кофе, Лиз, судя по всему, испытала некоторое облегчение и окрепшим голосом закончила:
– Ничего похожего я не говорила. «Шедевр» – это он Леоноре такое выдал?
– Да. А на самом деле что вы сказали?
– Я слегла с гриппом, – сипло начала она, будто не расслышала вопроса. – Неделю не выходила на работу. Оуэн позвонил в офис и объявил, что рукопись готова. Раф сообщил ему, что я больна, так Оуэн, недолго думая, отправил текст с курьером на мой домашний адрес. Я вынуждена была встать с постели, чтобы открыть дверь и расписаться в получении бандероли. В этом – весь Оуэн. У меня температура под сорок, я на ногах не стою. Но он же закончил книгу, а значит, умри, но читай немедленно. – Отпив еще кофе, она продолжила: – Я оставила рукопись на столе в прихожей и вернулась в постель. Оуэн принялся изводить меня звонками, буквально час за часом, чтобы услышать мое мнение. Так прошли среда, четверг… Я тридцать лет в агентском бизнесе – и впервые занемогла, – проскрежетала она. – А в конце недели я собиралась уезжать. И очень ждала той поездки. Отменять ее не собиралась, но и не хотела, чтобы Оуэн каждые три минуты донимал меня звонками. Поэтому… чтобы только от него отделаться… У меня ломило все тело… – Она затянулась сигаретой, прокашлялась, взяла себя в руки и закончила: – Роман оказался не хуже двух его последних опусов. Быть может, в чем то даже лучше. У Куайна получилась интересная затравка. Образность тоже местами удалась. Этакий «Путь паломника»{3} в готическом изводе.
– Вы узнали кого нибудь в прочитанных главах?
– Персонажи, на мой взгляд, преимущественно символические, – ответила она с легким вызовом, – в том числе и агиографический автопортрет. Множество сексуальных извращений. – Элизабет в очередной раз откашлялась. – Обычная смесь, как мне показалось… но я… я не собираюсь скрывать, что читала по диагонали.
Страйк понял, что ей нелегко признавать собственные упущения.
– Я… в общем, я не дочитала примерно четверть объема, где описаны Майкл и Дэниел. Посмотрела концовку – совершенно нелепую, глуповатую… Если бы не болезнь, которая мешала мне сосредоточиться, я бы, естественно, сразу ему высказала, что он ищет неприятностей на свою голову. Дэниел – непростой человек, крайне обидчивый… – У нее опять дрогнул голос, но она вознамерилась закончить фразу и с присвистом продолжила: – А Майкл – склочник… такой склочник, каких… – Ее душил кашель.
– А почему мистер Куайн хотел непременно опубликовать это произведение, если за него можно угодить под суд? – дождавшись окончания приступа, поинтересовался Страйк.
– Для Оуэна закон не писан, – резко сказала Элизабет Тассел. – В своих глазах он – гений, баловень судьбы. Ему нравится оскорблять других. В этом он видит смелость, удаль.
– А что вы сделали после ознакомления с рукописью?
– Позвонила Оуэну. – На миг она закрыла глаза – как могло показаться, в бессильной злобе на саму себя. – И сказала: «Да, отлично», а потом приказала Рафу заехать за этой чертовщиной ко мне домой и сделать две ксерокопии: одну отправить в «Роупер Чард» – Джерри Уолдегрейву, редактору Оуэна, а вторую – п… пусть меня Бог простит – Кристиану Фишеру.
– Но почему же вы не отправили рукопись прямо в офис по электронной почте? – удивился Страйк. – Разве у вас не было файла – к примеру, на флешке?
Элизабет Тассел затушила сигарету в стеклянной пепельнице, полной окурков.
– Оуэн не желает отказываться от электрической пишущей машинки, на которой создал «Прегрешение Хобарта». Его техническая безграмотность просто уму непостижима. Не знаю, что здесь на первом месте: показуха или тупость. Может, он и пытался перейти на ноутбук, да не сумел. Это для него еще один способ досадить окружающим.
– А почему вы отослали рукопись сразу двум издателям? – спросил Страйк, уже зная ответ.
– Да потому, что Джерри Уолдегрейв… хотя он и сущий ангел, что большая редкость в издательском бизнесе, – начала она, потягивая кофе, – даже Джерри Уолдегрейв уже дошел до ручки от выкрутасов Оуэна. Последний роман Оуэна продавался у «Роупер Чард» с большим скрипом. Вот я и решила подстраховаться.
– В какой момент вы поняли, о чем на самом деле эта книга?
– В тот же день, ближе к вечеру, – проскрипела она. – Мне позвонил Раф. Он к тому времени отправил обе копии, а затем просмотрел оригинал. Звонит мне и спрашивает: «Лиз, а вы сами это прочли?» – (Страйк без труда представил, как этот бледный парнишка собирался с духом, как в страхе совещался со своей хрупкой напарницей, прежде чем решился сделать такой звонок.) – Мне пришлось сказать, что не до конца… и не слишком внимательно, – пробормотала она. – Тогда он зачитал мне вслух пару отрывков, которые я пропустила, и…
Взяв со стола ониксовую зажигалку, она рассеянно повертела ее в руках и подняла взгляд на Страйка:
– Понимаете, я задергалась. Стала звонить Кристиану Фишеру – там автоответчик. Пришлось оставить сообщение, что к нему поступил черновой вариант, что читать его не нужно, что я ошиблась и убедительно прошу вернуть мне рукопись, причем к…как можно скорее. Вслед за тем я позвонила Джерри, но тоже безрезультатно. Правда, он меня предупреждал, что они с женой по случаю годовщины свадьбы уедут на выходные. Я только надеялась, что в поездке ему будет не до чтения, и оставила примерно такое же сообщение, как и Фишеру. И только после этого перезвонила Оуэну.
Она вновь закурила. Ее крупные ноздри подрагивали при каждой затяжке, морщины в уголках губ обозначились еще резче.
– Я и двух слов сказать не успела, но это уже не играло роли. Оуэн, как никто другой, умеет заткнуть рот собеседнику. Он был страшно доволен собой и потребовал, чтобы мы с ним встретились за ужином и отметили завершение книги. Пришлось мне вылезать из постели, приводить себя в порядок, тащиться в «Ривер кафе» и ждать. Появился Оуэн. Даже без опоздания. Как правило, он опаздывает. А тут, ликующий, буквально вплывает в зал. Искренне веря, что совершил нечто смелое и достойное восхищения. Не дав мне рта раскрыть, заводит разговор об экранизации…
Выдыхая дым из алого рта и сверкая черными глазами, она сделалась похожей на дракона.
– Стоило мне заикнуться, что его роман пышет злобой и непригоден для печати, как он вскочил, отшвырнул стул и разорался. Вылил на меня поток оскорблений личного и профессионального свойства, заявил, что мне не по уму представлять его интересы, а посему он опубликует свой роман самостоятельно – в интернете. И умчался, предоставив мне оплачивать счет. Собственно говоря, – фыркнула она, – в этом нет ничего у…удиви…
Она злобно скривила рот и содрогнулась от самого сильного за все время приступа кашля. Страйк забеспокоился, как бы владелица литературного агентства не умерла от удушья. Он приподнялся со стула, но Элизабет Тассел жестом отклонила помощь. В конце концов, побагровевшая, со слезящимися глазами, она все же продолжила скрипучим голосом:
– Я сделала все, что в моих силах, чтобы исправить положение. Напрочь испортила себе поездку к морю. Все выходные не расставалась с телефоном, пыталась дозвониться до Фишера и Уолдегрейва. Посылала одно сообщение за другим, но в скалах Гвизиэна, будь они неладны, связи не было…
– Вы родом из тех краев? – Страйк немного удивился, потому что не распознал в ее речи отзвуков своего корнуэльского детства.
– В тех краях живет одна писательница – моя подопечная. Я при ней упомянула, что четыре года не была в отпуске, и она пригласила меня на выходные. Хотела показать мне эти заветные красоты природы, которые описаны во всех ее романах. Пейзажи действительно ве…великолепны, даже не знаю, с чем их сравнить, но у меня из головы не шел этот проклятый «Бомбикс Мори» – как бы кто нибудь не стал его читать. Я потеряла сон… не находила себе места… Наконец, в воскресенье днем, прорезался Джерри. Оказалось, поездка у них сорвалась; он божился, что не получал от меня никаких сообщений, а потому взялся читать этот пасквиль. Не испытал ничего, кроме отвращения и злобы. Я пообещала Джерри сделать все возможное, чтобы не допустить публикации этой мерзости… но призналась, что отправила ее Кристиану тоже, и тут Джерри бросил трубку.
– Вы сказали ему, что Куайн планирует интернет издание?
– Нет, не сказала, – хрипло выговорила она. – Я молила Бога, чтобы это оказалось пустой угрозой, ведь Оуэн даже не знает, как подступиться к компьютеру. Но меня беспокоило…
Ее рассказ прервался.
– Вас беспокоило?.. – напомнил Страйк.
Она не отвечала.
– Его планы самостоятельного издания кое что проясняют, – как ни в чем не бывало продолжил Страйк. – По словам Леоноры, Куайн в тот вечер забрал свой экземпляр рукописи и все черновики. Я еще подумал: не собирается ли он их сжечь или выбросить в реку, но у него, вероятно, уже созрела идея электронной публикации.
Эти сведения не смягчили агента. Стиснув зубы, Элизабет Тассел процедила:
– У него есть подруга. Они познакомились на его семинаре по литературному мастерству. Свои творения она размещает исключительно в интернете. Мне рассказывал об этом сам Оуэн – пытался заинтересовать меня ее бездарными эротическими фантазиями.
– Вы сейчас ей не звонили? – насторожился Страйк.
– Представьте себе, звонила. Хотела ее припугнуть – объяснить, что, помогая Оуэну оцифровать книгу или продать ее через интернет, она рискует угодить под суд за соучастие.
– И что она?
– Не отвечает. Я набирала ее номер не раз и не два. Возможно, переехала, не знаю.
– Вы разрешите мне записать ее контактные данные? – попросил Страйк.
– Раф даст вам ее визитку. Я поручила ему дозваниваться. Раф! – гаркнула она.
– Он еще выгуливает Бо! – пискнула из за двери хрупкая помощница.
Закатив глаза, Элизабет Тассел тяжело поднялась со своего места:
– Этой бесполезно поручать что либо найти.
Как только дверь кабинета распахнулась, а потом захлопнулась за спиной литагента, Страйк вскочил со стула, обогнул письменный стол и принялся разглядывать висевший на стене групповой портрет, приковавший его внимание. Этот цветной снимок частично загораживала поставленная на книжную полку фотография двух доберманов, которую пришлось снять. Заинтересовавший Страйка портрет формата А4 сильно выцвел. Судя по одежде изображенных на нем людей, сфотографировались они по меньшей мере четверть века назад, причем у дверей этого дома. Элизабет, единственная женщина, была вполне узнаваемой: крупная, некрасивая, с длинными, отброшенными назад волосами, в совершенно не украшающем ее платье густо розовых и бирюзовых тонов, с заниженной талией. По одну сторону от нее стоял стройный, необычайно привлекательный блондин, по другую – невысокий, унылый, болезненного вида человечек, со слишком большой для такого туловища головой. Страйк подумал, что где то его уже видел: не то в газетах, не то по телевидению. За спиной у этого неопознанного, но, вполне возможно, известного персонажа торчал молодой Оуэн Куайн. Самый высокий из всей четверки, он был одет в жеваный белый костюм, а прическа его представляла собой нечто среднее между рыбьим хвостом и ирокезом. Страйку он напомнил располневшего Дэвида Боуи.
Дверь неслышно распахнулась на хорошо смазанных петлях. Страйк и не подумал скрывать свой интерес; он лишь повернулся к хозяйке кабинета, державшей листок бумаги.
– Это Флетчер, – объяснила она, глядя на фотографию собак в руках у Страйка. – В прошлом году его не стало.
Страйк вернул фото ее питомцев на книжную полку.
– Ах вот оно что, – сообразила Элизабет Тассел. – Вас другое заинтересовало.
Она подошла к выцветшему портрету, остановилась рядом со Страйком, и он прикинул, что в ней примерно шесть футов росту. От нее пахло сигаретами «Джон Плейер спешиалз» и духами «Арпеж».
– Мы сфотографировались по случаю открытия моего агентства. Здесь трое моих первых клиентов.
– Кто этот человек? – Страйк указал на белокурого красавца.
– Джозеф Норт. Самый талантливый из этой троицы. К сожалению, умер молодым.
– А это?..
– Майкл Фэнкорт, кто же еще? – с удивлением ответила она.
– Я сразу подумал: знакомое лицо. Вы до сих пор его представляете?
– Нет! Я полагала…
Он услышал ее, хотя продолжение повисло в воздухе: «Я полагала, что это знают все». Наверное, весь литературный Лондон об этом и вправду знал, а вот Страйк – нет.
– А почему вы с ним больше не сотрудничаете? – спросил Страйк, возвращаясь на место.
Она протянула ему через стол принесенный листок: это была ксерокопия визитки – похоже, измятой и засаленной.
– Много лет назад мне пришлось выбирать между Майклом и Оуэном, – сказала Элизабет Тассел. – И я как последняя д…дура… – Она вновь зашлась кашлем и гортанно проскрипела: – Выбрала Оуэна. Вот все контактные данные Кэтрин Кент, которыми я располагаю, – твердо закончила она, давая понять, что тема Фэнкорта закрыта.
– Благодарю вас. – Сложив листок, Страйк убрал его в бумажник. – Как по вашему, давно у них роман?
– Порядочно. Когда Леонора занята с Орландо, он таскает с собой эту лахудру на все приемы. Фантастическое бесстыдство.
– У вас нет никаких предположений, где он скрывается? Леонора говорит, что во всех предыдущих случаях именно вы разыскивали его…
– Не имею привычки «разыскивать» Оуэна, – резко перебила Элизабет Тассел. – Он сам звонит мне где то через неделю и просит аванс – так у него называется безвозмездный денежный перевод, – чтобы оплатить счет за мини бар.
– И вы идете ему навстречу? – удивился Страйк. Эта женщина отнюдь не выглядела мягкотелой.
Ее гримаса подтвердила, насколько он мог судить, постыдную слабость, но ответ прозвучал неожиданно:
– А вы видели Орландо?
– Нет.
Элизабет Тассел уже открыла рот, но осеклась.
– Мы с Оуэном знакомы сто лет, – только и сказала она, а потом с ноткой горечи добавила: – Когда то были добрыми друзьями…
– В каких отелях он раньше отсиживался?
– Всех не припомню. Кенсингтонский «Хилтон» – это раз. «Данубиус» в Сент Джонс Вуде – это два. Большие, безликие гостиницы, где можно получить все земные блага, которых он лишен у себя дома. Оуэн сибарит во всем, за исключением личной гигиены.
– Вы очень близко знакомы с Куайном. Как по вашему, он, случайно, не мог…
С легкой усмешкой она закончила его фразу:
– …«сотворить над собой какую нибудь глупость?» Еще чего! Разве ему придет в голову лишить этот мир такого гения, как Оуэн Куайн? Нет, он сейчас затаился, придумывает, как бы нам всем отомстить, и сокрушается, что его не разыскивает полиция всей страны.
– Неужели он, регулярно пускаясь в бега, ожидает розыска?
– Естественно, – сказала Элизабет. – Он всякий раз спит и видит, как бы попасть в газетные заголовки. Но вся штука в том, что много лет назад, когда он поскандалил со своим первым редактором и надумал разыграть исчезновение, это сработало. Действительно, тогда поднялось легкое волнение, которое отозвалось в прессе. С тех пор он тешит себя надеждой повторить этот номер.
– Его жена уверена, что он будет вне себя, если она заявит в полицию.
– Не знаю, откуда у нее такие мысли. – Элизабет взялась за очередную сигарету. – Оуэн считает, что ради личности его масштаба страна должна как минимум поднять в воздух вертолеты и пустить по его следу всех служебных собак.
– Что ж, спасибо за уделенное мне время, – сказал Страйк, собираясь встать. – Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились на эту встречу.
Элизабет Тассел протянула ему руку и ответила:
– Не стоит преувеличивать. У меня свой интерес.
Страйк выжидал. Эта женщина явно была не из тех, кто просит об одолжении. Некоторое время Элизабет молча курила, потом напряженно откашлялась.
– Эта… эта история… с «Бомбиксом Мори»… нанесла мне значительный ущерб, – прохрипела она. – Мое приглашение на юбилейный банкет «Роупер Чард», это в ближайшую пятницу, аннулировано. Две рукописи моих клиентов, рассматривавшиеся в этом издательстве, завернули без объяснения причин. Теперь я уже начинаю беспокоиться за последнюю книгу бедняги Пинклмена. – Она кивнула в сторону висящей на стене фотографии престарелого детского писателя. – Кто то распускает гнусные слухи, что я состою в сговоре с Оуэном, что подстрекала его вновь разжечь давний скандал вокруг Майкла Фэнкорта, дабы устроить драку за эту книгу. Вам придется беседовать со всеми знакомыми Оуэна, – сказала она, переходя к делу. – Буду весьма признательна, если вы скажете им – и прежде всего Джерри Уолдегрейву, коль скоро он будет в числе первых, – что я не имела представления о содержании этого романа. Если бы не моя болезнь, я не стала бы показывать рукопись никому, а тем более Кристиану Фишеру. Я проявила… – она помедлила, – неосмотрительность, но не более того.
Так вот, значит, почему Лиз Тассел искала этой встречи. Страйк посчитал, что она назначила вполне умеренную цену за информацию о двух отелях и одной любовнице.
– При первом же удобном случае доведу это до их сведения, – пообещал Страйк, вставая со стула.
– Спасибо, – угрюмо буркнула она. – Я вас провожу.
За порогом кабинета их встретил истошный лай. Старый доберман в сопровождении Рафа вернулся с прогулки. Мокрые волосы Рафа были зачесаны назад; он с трудом удерживал рычащего пса в сером наморднике, чтобы тот не бросился на Страйка.
– Он чужих недолюбливает, – равнодушно выговорила Элизабет Тассел.
– А однажды Оуэна покусал, – решился вставить Раф, как будто это могло примирить Страйка с очевидным желанием добермана разорвать его на части.
– Да, – подтвердила Элизабет Тассел, – жаль, что…
Тут на нее в который раз напал дребезжащий, с присвистом кашель. Страйк и пара референтов молча ждали, когда она придет в себя.
– Жаль, что не загрыз, – проскрипела она. – Это избавило бы нас от множества неприятностей.
Ее подчиненные лишились дара речи. Страйк пожал руку литагента и распрощался. Вслед ему неслось рычание добермана.
9
Не здесь ли мистер Петьюлент, хозяюшка?
Уильям Конгрив.
Так поступают в свете
Остановившись в конце залитой дождем улицы, образованной рядами старых домов, перестроенных из конюшен, Страйк позвонил Робин, но у той было занято. Он прислонился к стене, поднял воротник пальто и стал методично нажимать на кнопку повторного набора. В какой то момент взгляд его упал на прикрепленную к противоположной стене голубую мемориальную доску, которая увековечивала память хозяйки литературного салона леди Оттолайн Моррелл{4}. Несомненно, здесь в свое время обсуждались среди прочего и скабрезные romans à clef{5}…
– Привет, Робин, – сказал Страйк, наконец то пробившись к себе в бюро. – Я опаздываю. Будь добра, позвони Ганфри и передай ему, что на завтра у меня назначена встреча, железно ограниченная по времени. И скажи Кэролайн Инглз, что никакого движения больше не наблюдалось, но завтра я сам ей позвоню и сообщу последние сведения.
Внеся изменения в свой график, он продиктовал ей название отеля в Сент Джонс Вуде – «Данубиус» – и поручил выяснить, не проживает ли там Оуэн Куайн.
– А что слышно насчет «Хилтонов»?
– Ничего хорошего, – сказала Робин. – Осталось еще два. Пока результатов нет. Если он и остановился в каком нибудь «Хилтоне», то либо под чужим именем, либо в гриме – ну или персонал там крайне рассеянный, этого я тоже не исключаю. Такую фигуру трудно не заметить, особенно в мантии.
– А кенсингтонский «Хилтон» проверила?
– Да. Все без толку.
– Ладно, у меня появилась еще наводка: его подруга Кэтрин Кент, самостоятельно издающая свои книжки. Вероятно, чуть позже я к ней наведаюсь. Отвечать на телефонные звонки сегодня не смогу: я веду слежку за мисс Броклхэрст. Если что, присылай эсэмэс.
– Хорошо. Удачной слежки.
Но вечер оказался скучным и бесплодным. Страйк вел наблюдение за высокооплачиваемой референткой, которую чрезмерно подозрительный босс, он же любовник, заподозрил в том, что она ублажает и посвящает в коммерческие тайны одного из конкурентов его фирмы. Однако мисс Броклхэрст, которая после обеда отпросилась с работы под тем предлогом, что хотела, на радость своему возлюбленному, сделать тщательную депиляцию и маникюр, а также заглянуть в солярий, не покривила душой. Страйк битых четыре часа торчал в кофейне «Неро», глядя сквозь залитое дождем оконное стекло на дверь спа салона, и только навлек на себя гнев молодых мамаш с колясками, которым хотелось посидеть у окошка и посплетничать. В конце концов из дверей появилась мисс Броклхэрст, с бронзовым загаром и, по видимому, практически без единого волоска от шеи до пят. Пройдя несколько шагов за ней следом, Страйк увидел, как она скользнула в такси. Каким то чудом (при такой погоде) он сразу же схватил другую машину, но преследование, замедляемое дорожными пробками и потоками дождя, закончилось, как и следовало ожидать, у дома параноика босса. Страйк всю дорогу скрытно делал фотографии, потом расплатился с таксистом и мысленно прикинул затраты своего рабочего времени. На часах было около шестнадцати; день уже клонился к закату, нескончаемый дождь стал еще холоднее. В окнах траттории, мимо которой лежал путь Страйка, зажглись рождественские огни, и Страйку опять – в третий раз за короткий промежуток времени – вспомнился Корнуолл, шепотом звавший его к себе.
Сколько же лет – неужели пять? – не бывал он в милом приморском городке, где прошли самые мирные годы его детства? Правда, он и потом виделся с тетушкой и дядей, когда те, по их застенчивому выражению, «выбирались в Лондон», останавливались у его сестры Люси и наслаждались видами столицы. В прошлый раз Страйк взял дядю Теда с собой на стадион «Эмирейтс»{6} («Арсенал» играл с «Манчестер Сити»).
У него в кармане завибрировал телефон: Робин, неукоснительно соблюдавшая все инструкции, прислала сообщение:
М р Ганфри просит о встрече завтра в 10 у него в офисе; хочет нечто сообщить. Ц. Р.
«Спасибо», – написал в ответ Страйк. Никаких «целую» он не признавал, разве что в сообщениях, адресованных сестре и тете Джоан.
На подходе к метро Страйк обдумал дальнейшие действия. У него из головы не шло исчезновение Оуэна Куайна – такая неуловимость могла и раздосадовать, и заинтриговать кого угодно. Страйк достал из бумажника листок, полученный от Элизабет Тассел. Под именем «Кэтрин Кент» стояли адрес многоэтажки в Фулеме и номер мобильного телефона. Вдоль нижнего края визитки было напечатано: «Независимый автор».
В отдельных районах Лондона Страйк ориентировался не хуже опытного таксиста. Притом что в детстве его никогда не заносило в фешенебельные кварталы, он обретался в самых разных частях столицы вместе со своей непоседливой, ныне покойной матерью – обычно в сквотах или ночлежках, но порой (если очередной ухажер матери располагал хоть какими то средствами) и в более завидных условиях. Место жительства Кэтрин Кент было ему хорошо знакомо: на Клемент Эттли Корт стояли старые муниципальные дома, многие из которых теперь перешли в частные руки. В Фулеме неказистого вида кирпичные высотки, с круговыми балконами галереями на всех этажах, располагались в нескольких сотнях ярдов от особняков стоимостью в миллионы фунтов.
Дома его никто не ждал; после кофе и булочек из «Неро» в желудке ощущалась сытость. Вместо того чтобы сесть на поезд Северной ветки, Страйк выбрал линию Дистрикт, доехал до Западного Кенсингтона и в сумерках двинулся пешком по Норт Энд роуд, где тянулись не выдержавшие кризиса заколоченные лавчонки. К многоэтажным домам он подошел уже в полной темноте.
Жилой квартал Стаффорд Криппс Хаус, находившийся ближе всех к главной дороге, стоял за невысоким современным зданием медицинского центра. Оптимист проектировщик, увлеченный, по всей видимости, идеями социализма, предусмотрел для каждой квартиры небольшой балкончик. Не иначе как он воображал, что счастливые жильцы будут разводить цветы и, перегнувшись через перила, радостно приветствовать соседей. Но нет: эти наружные квадратики служили исключительно для хранения всяческого хлама: открытые всем стихиям, там громоздились старые матрасы, коляски, кухонная утварь, вороха грязной одежды – словно кто то распилил сверху вниз хозяйственные шкафы и выставил их внутренности на всеобщее обозрение.
Возле пластмассовых мусорных бачков сидела горластая компания парней в капюшонах. Страйка проводили оценивающими взглядами. Он был шире в плечах и выше любого из этих юнцов.
– Здоровый бычара, – донеслось до него, когда он уже вошел в подъезд и, даже не нажав на кнопку явно неработающего лифта, направился к бетонным лестничным ступеням.
Квартира Кэтрин Кент находилась на четвертом этаже; попасть в нее можно было только с продуваемой насквозь общей кирпичной галереи, опоясывающей весь дом. Отметив, что у Кэтрин, в отличие от ее соседей, окна задернуты настоящими занавесками, Страйк постучал в дверь.
На стук никто не ответил. Если Оуэн Куайн и прятался внутри, то решительно не хотел себя обнаруживать: свет в комнате не горел, никакого движения не ощущалось. Из за соседней двери высунулась злобного вида женщина с сигаретой в зубах, окинула Страйка испытующим взглядом и с почти комической быстротой шмыгнула обратно. На галерее свистел холодный ветер. Пальто Страйка поблескивало дождевыми каплями, а непокрытая голова – он это знал – выглядела как обычно: короткие, курчавые, густые волосы дождя не боялись. Засунув руки в карманы, он нащупал в одном из них плотный конверт, о котором совершенно забыл. Лампочка над дверью Кэтрин Кент была разбита, и Страйку пришлось продвинуться на две квартиры дальше, чтобы вскрыть серебристый конверт при электрическом свете.
Мистер и миссис Майкл Эллакотт приглашают Вас на торжественное бракосочетание своей дочери, Робин Венеции, и мистера Мэтью Джона Канлиффа, которое состоится в церкви Девы Марии (г. Мэссем) в субботу, 8 января 2011 года, в 14:00, а затем на обед в отеле замке «Суинтон Парк»
Следующая страница