Ник Перумов
Восстание безумных богов. Северная ВедьмаМиры Упорядоченного –
http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=57712906&lfrom=166013508«Летописи Разлома. Восстание безумных богов. Северная ведьма»: SelfPub;
ISBN 978 5 04 157347 8
Аннотация
Араллор – мир загадка. Под его поверхностью бушует тёмное пламя, сам он пронизан потоками магии, и каких только существ в нём не встретишь! Люди и орки, сидхи и мантиды, гномы и кобольды…
Но даже такой богатый чудесами мир рано или поздно становится тесен. На Дальнем Севере набирает силу таинственная Ведьма, маги империи Корвус погрязли в интригах, а некие пришельцы из ниоткуда, троица «свободных чародеев», кажется, задумали небывалое… Только похоже, что за всем этим стоят какие то иные силы, и происходящее в Араллоре – только отражение истинной борьбы.
В центре событий волею судьбы оказываются орка рабыня Шаарта, молодой некромант Рико и имперский маг Публий Маррон. Сумеют ли они разобраться и удержать от падения свой мир и тех, кого любят, – да и самих себя?
Ник ПерумовЛетописи Разлома
Восстание безумных богов. Северная ведьма
© Перумов Н., 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Глава 1
Она стояла на краю дощатого помоста, пыльного и неровного. Внизу плескалось живое море – fazeebi, человеки. Руки и ноги её были скованы – цепями короткими, но толстыми, не разорвать. А на шее был ошейник. И от него ещё одна цепь – к массивному ржавому кольцу, ввинченному в старые доски.
Она стояла, бесстрастно глядя поверх голов. Fazeebi её не волновали. Их не было, они не существовали. Существовали только кланы её народа, Драконоголовых, и суровые боги – часть в небесной вышине, часть в подземных глубинах. Всё.
С лица смыты все знаки её клана, так и не ставшие постоянной, на всю жизнь, татуировкой. У неё нет больше ни семьи, ни родни, ни вождя, ни шамана. Она никто.
И она же – жизнь своего клана.
…Зима выдалась тяжёлой и страшной. Молитвы и камлания не помогали, снега валили, стада разбегались, охваченные странным безумием. Луны ещё не перевалили и через созвездие Зверя, а в клане начался голод.
Именно тогда с юга, по тракту берегом Танцующей реки, что вдоль Тёмной Пущи, поднялись люди fazeebi. Купцы. Торговцы с большими караванами на сильных, выносливых быках, покрытых густым длинным мехом, – сильнее и выносливее, чем скот кланов.
Они везли с собой много товаров, потому что знали – боги холода разгневались, а значит, вожди будут сговорчивы.
Красное золото, самородное истинное серебро, выносимые подземными реками; abiu, окатанные водой камни, светящиеся в темноте, – всё это имелось у Драконоголовых, добываемое на дальнем севере, за горами, у провала Пасти Бездны и на чёрных склонах возле Рога Огненного Зверя, но их, увы, нельзя было есть.
В мешках, бутылях и коробах на бычьих спинах – мука, масло, солонина, вяленая рыба, овощи в кислом вине. Но цена всего этого высока, и далеко не всегда у кланов имелось чем расплатиться.
Особенно когда боги зимы гневались на свой народ.
У её клана – бывшего клана – тоже не хватило. Но зато сейчас клан Тёмного Коршуна имеет всё, чтобы дожить до следующей осени.
Цена невелика. Цена – она, Шаарта ар Шурран ас Шаккар.
Над ней творили обряд, как над умершей. Мошшог, шаман, дал ей выпить что то дурно пахнущее, острое; тело перестало повиноваться, дух отделился от плоти, она видела себя со стороны, лежащей в деревянной колоде; видела, как с неё смывают знаки Тёмного Коршуна; как стоят в молчании над ней отец, мать, боно и доно (бабушка и дедушка со стороны матери), сёстры и братья.
Видела, как круг за кругом нарезает вокруг её домовины шаман Мошшог, как призывает духов облегчить её дорогу к заоблачным пажитям; как родные молча кладут рядом с ней пару изогнутых её сабель, пару кинжалов, лук со стрелами и всё прочее, что должно пригодиться в Стране Вечной Охоты.
А потом шаман вдруг резко что то выкрикнул, махнул рукой, и она увидела, как четверо сильных мужчин закрывают долблёную домовину специально спиленной до этого крышкой. И её незримый дух, повинуясь слову сильного шамана, нырнул в эту темноту, слился с плотью, замер, перестал быть на время.
…Когда пришла пора вернуться, вокруг уже не было ни гор, ни снегов, ни знакомых лиц её клана. Тёплая равнина, оливковые рощи и сады по обе стороны дороги, белостенные каменные дома под красночерепичными крышами. Она не знала, откуда ей стали ведомы эти слова – ведь раньше она не видела ни таких домов, ни таких крыш.
Мёртвым нет места среди живых. В клане Тёмного Коршуна она умерла. Имя её выбито на столбце железного дерева рядом с могилами старшей родни.
– Нет чести выше, чем отдать жизнь, чтобы жил твой род, – хрипел в ухо шаман, кружа вокруг неё.
У неё нет ни семьи, ни клана, ни народа. Она никто и ничто, пыль на дощатом помосте, ржа на железных кольцах.
Но зато клан получил за неё хорошую цену. Много, много мешков с мукой и солью, и глиняных амфор с оливковым маслом, и кадушек с солониной, и прочего припаса сложено в пещерах Тёмного Коршуна.
Это правильно и справедливо. Так должно быть.
И потому она стояла, глядя поверх голов. На запястьях и щиколотках – кандалы.
– Я не убегу, – сказала она на всеобщем языке купцу – немолодому, дородному и относившемуся к ней, в общем, совсем неплохо. – Таково слово клана.
– Я знаю, – вздохнул тот, словно и впрямь сочувствуя её доле. – Драконоголовые скорее потеряют жизнь, чем честь. Я знаю, девочка. Просто… тут так требуют.
Она не стала спрашивать почему. Клан продал её, чтобы она повиновалась. Это очень малая цена за его жизнь, за жизнь всех остальных. Это справедливо.
Поэтому она не сопротивлялась, когда с неё сорвали одежду. Не сопротивлялась, когда кузнец, в кожаном фартуке на голое тело, заклёпывал на ней железные браслеты. Не сопротивлялась, когда вели на помост.
И не слышала, что кричат в толпу, нахваливая её, как товар, ушлые приказчики fazeebi. Смотрела туда, где край неба сходился с мягкими, волной накатывавшимися на городок холмами; туда, где белели паруса на водной глади, словно ранний снег.
Город назывался красиво – Арморика. К восходу от него синел простор неоглядного моря; к закату шумели густые леса, которые – она услыхала – прозывались Сильванией, северной и южной.
Империя Корвус, протянувшаяся на юг и запад, так далеко, что идти, наверное, пришлось бы целый год.
Она знала, что караван должен был миновать рубеж Драконоголовых, вольный городок Нимфоньес, где стоит лагерем имперский легион, VIII Победоносный, затем – торговый град Мессиду, пересечь равнину Гнева, затем – укреплённую имперскую границу, где стоят ещё два легиона, III Неустрашимый и XIV Гневный. А дальше – благословенные, тёплые земли Корвуса…
Вокруг помоста всё гуще толпился народ. Иные выкрикивали свою цену, но купец не торопился – знал, что настоящие покупатели будут позже.
– Страхолюдина!
– Чудовище!
– Монстр!
Она слышала, но не слушала. Что ей, бившейся с железным хирдом в Алом Ущелье, подле врат гномьего града Дим Кулдира, когда воительницы её клана бросились на бородачей сверху, со скал, сломав стену их щитов, – что ей какие то выкрики?
…А потом и впрямь подоспели серьёзные покупатели.
Подтягивались мало помалу, задерживались, щурились, разглядывая её. Слуги освобождали им место; никто не спешил. Юркие человечки сновали туда сюда, шептались о чём то с торговцем, снова сбегали вниз; Шаарте они напоминали лесных муравьёв, такие же чёрные, неотличимые.
– Хвалить хвалишь, а в деле то она какова? – крикнул кто то.
– Дела! Дела! – тотчас подхватили ещё несколько голосов.
Купец нахмурился было, поджал губы, но затем вполголоса отдал какие то распоряжения приказчику; тот кивнул и умчался. Она равнодушно смотрела, как к помосту пробивается, расталкивая толпу кнутовищем, один из распорядителей – немолодой крепкий мужчина с извилистым шрамом через правую щёку. Верно, из бывших легионеров, ветеран, выслуживший пенсию, но не утративший ещё сил; за ним торопился тот самый приказчик.
Откуда она знает это всё?..
Рассечённая Щека молча повёл её вниз, к огороженному жердями пятачку пыльной земли, куда перетекали те самые «настоящие покупатели» – люди совсем иного толка, чем только что осыпавшие её грязной бранью.
Белые тоги. Сверкающие латы. Яркие плащи: ультрамарин, пурпур, золото, терракота. Блеск драгоценностей и волны благовоний – но чуткое обоняние сразу выхватило из сладкой терпкости бесценных смол запах крови.
Она успела впитаться в песок, но след оставила – в воздухе, на ограде вокруг, повсюду.
Здесь бились жестоко и убивали.
– Дело! Дело! – вопили зеваки.
Их, правда, держали на расстоянии рыночная стража и слуги тех, кто и впрямь явился за ней, Шаартой.
Вдоль изгороди появились с полдюжины стрелков. Темнокожие наёмники из племён сельвы Каамен с ярко красными, словно наизнанку вывернутыми губами и небольшими крутоизогнутыми луками; глаза орки слегка сузились от омерзения.
…Драконоголовые сталкивались с ними – у Баргаша, когда гномы находники с наёмным отрядом пробились в самое сердце орочьих земель, к богатым жилам Пасти Дракона. И она знала, что короткие стрелы отравлены. Достаточно небольшой царапины…
Но она не даст им такой возможности. Она мертва, она продана, чтобы служить – но и для мёртвых честь превыше всего.
Распорядитель жестом велел убрать цепи, стягивавшие кандалы. Втолкнул её внутрь круга, протянул эфесом вперёд саблю – чужую, с потёртой рукоятью – и только тогда проронил:
– Покажи, на что способна.
Они были смелы, люди империи Корвус. Принимали меры предосторожности – но не боялись.
С противоположной стороны, убрав пару жердей, на засыпанную песком арену втолкнули двух мужчин с массивными ошейниками, куда тяжелее рабских; у каждого – гладиус и короткий кинжал, почти нож, в глазах – отчаянная решимость. Нетрудно догадаться, кто они – приговорённые к казни, кому уже нечего терять. Им обычно обещают жизнь в обмен на победу…
Сабля вспорхнула с хищным шелестом, привычно крутанулась в руке. Легка. На хиловатых fazeebi. Эфес недоутяжелён, нет баланса. Куда хуже её старых клинков, но воин сражается тем оружием, что посылают ему боги. Биться можно. Биться можно, и победит она, потому что она сильнее.
Кровь вскипела, как всегда перед боем. Не важно, кто против, важно, что они – против. Значит, боги сочли, что им слишком тесно под одним небом. Время словно замедлилось, остриё клинка обманчиво лениво выписывало полукружья, звуки сливались в единый гул. Биться нагой было неудобно, движения теряли точность и стремительность, и она усилием воли заставила себя сосредоточиться на другом. Тяжесть оружия, песок под ногами, впитавший совсем недавно пролитую кровь, перемешанный с острыми камушками, и две тёмные фигуры, обходившие её с разных сторон. Противники кружили по арене, не вступая в схватку, и из за ограды послышались нетерпеливые выкрики. Наконец один из приговорённых бросился в атаку – молча, отчаянно. Меч целился ей в горло, а кинжал – в бок.
Очень, очень глупая атака.
Сабля свистнула – гладиус со звоном отлетел в сторону, кинжал упал в пыль из умело вывернутой руки, и на него обильно закапала кровь. Раненый закричал, упал на колени, схватившись за рассечённое запястье – из под пальцев толчками выбивались карминные струйки. Из толпы послышались свист, возгласы, одобрительные вперемешку с возмущёнными.
А она уже оборачивалась ко второму противнику – вовремя. Этот оказался хитрее, выждал момент, ударил в спину – бесчестно, зато надёжно. Драконоголовые никогда не поступали так, даже с самыми лютыми врагами, даже с позором их племени – Огненноглазыми, по недосмотру богов живущими по соседству. Драконоголовые не били в спину – но это не значит, что они не были готовы встретить такой удар.
Орка круто развернулась навстречу, изогнувшись – словно падала в объятия врагу. Удар гладиуса пришёлся мимо, замах кинжала запоздал, зато сабля легко вошла в открывшийся живот – снизу вверх под грудинную кость, пробивая сердце.
Он даже не понял, что умер.
– Satis! – повелительно крикнул кто то из за частокола, и Шаарта послушно остановилась.
Она сама протянула саблю распорядителю; низко склонив голову, вернулась на помост. Простонародье перед ним уже разогнали, освободив место для уважаемых покупателей, каковых – отметила орка – оказалось не так уж и много.
Но зато каких!.. Ланиста в белой тоге с хлыстом. Пара молодых людей, донельзя изнеженных на вид, прибывших в одном паланкине, обнимавшихся и жеманно при этом хихикавших. Двое бородатых гномов в роскошных золотых поясах, закрывавших весь живот. Полноватая женщина под плотной вуалью, сопровождаемая четвёркой до зубов вооружённых слуг – откуда то с юга, судя по оливковой коже.
Начинался истинный торг.
Купец выкрикнул цену. Ей, стоявшей на помосте, слова торговца ничего не говорили, и она осталась бесстрастной, глядя поверх голов – на цветастые пологи над прилавками, на множество тачек, тележек, телег и возов. На разложенные там невиданные товары, о каких Драконоголовые никогда и ничего не слышали.
Она стояла, не стесняясь собственной наготы, своей смуглой, словно старая бронза, кожи. В её племени девушки сами выбирали себе суженых – мужчины слишком заняты охотой и войной, чтобы тратить время ещё и на это.
Но здесь не было мужчин. И здесь некого было стесняться.
Она видела, что покупатели начинают горячиться.
– Quingenti! – выкрикнул грузный ланиста, для верности взмахнув хлыстом.
Она не ведала, откуда всё это знает. Когда и как ей могло открыться, что «ланиста» означает содержателя школы гладиаторов? И что такое вообще «школа», и кто такие «гладиаторы»?
– Sescentī! – немедля подняла цену женщина под вуалью.
– Sescenti quinquaginta! – хором выдали молодые люди, обнявшись.
Бородатые гномы дружно ухмыльнулись, весьма недобро поглядев на парочку.
– Septingenti .
Ланиста крякнул.
– Septingenti viginti и ни сестерция больше!
Молодые люди разом надули губки.
– Septingentas quadraginta .
Женщина под вуалью подняла палец, требуя времени.
– Octingenti! – дружно рявкнули гномы.
Ланиста присвистнул.
– Да на кой она вам, эта орка?!
Бородачи ухмыльнулись, торжествующе глядя на остальных.
Юнцы состроили гримаски, разочарованно вздыхая.
Женщина с вуалью наконец опустила руку.
– Nongenti , и большего тебе, Друзус Консентиус, никто не предложит!
Купец по имени Друзус Консентиус выжидательно уставился на остальных участников торга.
Однако ланиста уже уходил, раздосадованно маша хлыстом; молодые люди, обиженно фыркая, помогали один другому забраться обратно в паланкин – рабы готовы были поднять его на плечи.
Двое гномов уставились на женщину под вуалью так, словно она только что увела у них из под носа особо крупный самородок.
– Nongenti decem , – проскрипел наконец один из них.
– Mille , – сказал вдруг ещё один голос откуда то сбоку.
И гномы, и женщина разом повернулись.
Там стояли четверо. Плечистый мужчина, крепко сбитый, с наголо бритым черепом, на котором, изгибаясь, свились вытатуированные драконы. Женщина, покрытая, словно плащом, густым потоком медово золотых волос, доходившим до самых пят. Ещё один мужчина – без особых примет, стройный, среднего роста, завернувшийся в богатый белый плащ с золотой оторочкой; и наконец, последний, четвёртый член этой странной компании – средних лет, худощавый, слегка горбоносый, загорелый, в одежде, что напоминала одеяния самих Драконоголовых в летнюю пору: порты до колен да рубаха, перепоясанная по гномьему, широким поясом со множеством карманов, карманчиков и привешенных сумок зепей.
«Mille» произнёс именно он.
Бритоголовый ухмыльнулся и хлопнул сказавшего по плечу. Неприметный слегка улыбнулся, как бы в некотором удивлении. Женщина осталась бесстрастной.
Та, кого при жизни звали Шаартой, вгляделась в них.
Сила. Бездна силы. Неизмеримая, неоглядная. Страх и ужас – подобное свойственно богам, но не смертным.
Драконоголовые умеют смотреть сквозь. Умеют видеть. Поэтому их шаманы никогда не ошибаются и знают, кому жить – а кому нет.
– Mille, – повторил горбоносый. – Почтенный Друзус, как я понимаю, больше предложений нет?
Гномы буравили его злобными взглядами; пудовые кулаки стиснуты на рукоятях секир, но здесь рынок, здесь не проливают кровь. Женщина застыла, не поднимая вуали, но звавшаяся Шаартой знала – она вперилась в странную четвёрку и точно так же пытается понять, что они такое.
Неприметный сделал жест, словно говоря – мол, наше дело кончено. Ещё раз хлопнул горбоносого по плечу.
– Скьёльд, Соллей, идём. Наш друг, полагаю, будет в хорошей компании.
– Продано! – отчего то голос купца Друзуса Консентиуса звучал отнюдь не радостно, хотя торговец выручил за безымянную аж целую mille (ясно, что много). – Продано доминусу… как прикажете звать, civis?
– Публий Каэсенниус Маррон, – спокойно ответил горбоносый. – Орден Ворона, первая степень, ego tibi .
– Благодарствую, доминус. Эй, Хостус! Впиши, значит, что рекомая рабыня продана достопочтенному гражданину Публию Каэссениусу Маррону, и волен он отныне в жизни её и смерти, по собственному усмотрению, в каковое никто вступать не должен, кроме только лишь ущерба bonum publicam, сиречь благу общественному!.. Куда велите покупку доставить, досточтимый?..
– Никуда. Я заберу её сейчас. И верните ей одежду, равно как и вещи. Barbari, как известно, снабжают ей подобных всем необходимым. Не задерживайтесь, любезнейший, Орден Ворона ждать не любит.
В нём тоже была сила, думала она, глядя на короткие, седые на висках волосы. Но не так много, как в той троице, о которой ей даже думать страшно. Хоть она уже и мертва.
…Одежду ей принесли и вещи вернули, все, до последних мелочей. Публий Маррон стоял, отвернувшись, пока она одевалась, и Шаарта удивилась про себя – он волен в жизни её и смерти, она обязана исполнить любое его желание, так чего же отворачиваться? Может, он находит её отвратительной, монстром, как кричали из толпы?
Впрочем, он – хозяин и поступает как хочет. Орка оделась, подпоясалась всеми ремнями, протянула было руку к оружию – сабли и кинжалы, всё, как оставил клан, – и тут же отдёрнула.
Она теперь не сама по себе, она теперь вещь, принадлежащая этому странному человеку; надо ожидать его приказа.
Чародей кашлянул, повернулся.
– Как тебя звать? – спросил он на всеобщем.
– У меня нет имени, хозяин.
Лоб его пересекли морщины.
– Как это «нет имени»?.. Ах да, прости. Для своего клана ты умерла, а мёртвым имена не положены. Хорошо, поведай мне, как звали тебя… до всех этих событий?
Она заколебалась. Мёртвые, даже если они ещё ходят по земле, не должны вслух произносить своих имён, если не хотят навлечь гнев смотрителя чёрных палат, могучего Гарзонга. Но с другой стороны – это её хозяин и воля его превыше всего на этой земле.
– Шаарта ар Шурран ас Шаккар из клана Тёмного Коршуна.
Волшебник кивнул.
– Возьми своё оружие, храбрая Шаарта. Бери бери, не стесняйся. Я знаю, что ты никогда не обратишь его против меня. Но прежде – я хочу услыхать твою клятву.
– Клятву, хозяин?
– Да. Клятву верности. – Голос его сделался суров, но злости или раздражения в нём не слышалось. – Клятву верности, ибо отныне ты служишь мне, но не клану Тёмного Коршуна.
– Но, хозяин… – Она растерялась. – Мне неведомы слова…
– Встань на одно колено, – распорядился чародей.
Орка повиновалась.
– Повторяй за мной. – Хозяин вдруг заговорил на её родном языке. – Повторяй клятву!..
Слова он выговаривал недостаточно чётко, не хватало глубокого рыка, присущего лишь истинному орку, но ей было приятно. Она повторяла, почти не слыша и даже не понимая, зачем всё это. Маг не знает, что, если Драконоголовые служат, они служат до самой смерти и нет такой силы, что заставила бы их изменить данному слову?
Тем не менее она старательно повторяла всё, что он произносил.
Чародей же мало помалу замедлял речь и, дослушав до конца, замер, пристально вглядываясь в орку.
– Посмотри на меня, – произнёс на всеобщем.
Она подняла глаза. Чародей чуть склонил голову, едва заметно усмехнулся.
– Я напрасно тратил время, да? Ставить под сомнение слово Драконоголовых – глупо, да вдобавок ещё и оскорбительно, так??
– Мой хозяин не может меня оскорбить, – ровно сказала она, и это было истинной правдой. – Оскорбить может низший или равный. Высший лишь изъявляет неудовольствие или гнев.
– Хорошо. Бери оружие, снаряжайся, Шаарта. Очень скоро нам предстоит дальний путь.
– Да, хозяин. – И после паузы: – Хозяин. Обычай разрешает тому, кто служит… Могу ли я вопрошать тебя, хозяин?
– Ох. Ну конечно. – Он покачал головой. – Да, храбрая орка, ты можешь задавать мне вопросы, потому что от моих ответов, я понимаю, может зависеть сама наша жизнь. Вопрошай.
– Отправимся ли мы в страны жаркие или хладные?
– В хладные, Шаарта, на север, тебе знакомый. Сперва по имперскому тракту до Роданоса – самое простое и приятное. Затем переправимся через пролив в Чаган Го – это уже не империя Корвус, это баронство Хафр, как бы независимое. Оттуда по… хочется сказать «дороге», но на самом деле это просто караванная тропа – через Маггор и Дриг Зиггур к Стене. А дальше известные тебе места – владения Огненноглазых, ваших сродственни… так, понятно. Никакие они не сродственники, а гнусные твари без чести и совести, так?
– Да, хозяин. – Шаарта старалась оставаться хладнокровной, как положено той, кто служит.
– Ничего. На тебе нет клановых знаков, ты моя, следовательно, у тебя с ними не может быть кровной распри. Так ведь, Шаарта? Не может?
Не может… Шаарта ар Шурран ас Шаккар из клана Тёмного Коршуна имела к Огненноглазым большой и, увы, незакрытый счёт. За сына отцова брата. За дочь материной сестры. И ещё кое за что, о чём fazeebi знать было вовсе не обязательно.
Кулаки её сжались.
Но – нет, хозяин прав. Она умерла, а мёртвые…
Мёртвые, конечно, тоже мстят, недаром самым важным обрядом у Драконоголовых было и остаётся погребение; однако Огненноглазые не смогли её убить, а род свершил все обряды честь по чести.
– Ты не будешь мстить, – негромко, но властно распорядился Публий. – Такова моя воля, орка.
– Да, хозяин, – бесстрастно отозвалась она.
Мёртвые не гневаются. Точнее, гневаются лишь неправильные мёртвые.
Он помолчал, покачиваясь на пятках.
– Шаарта, я знал, кого покупаю. Вести о том, что клан Тёмного Коршуна вынужден продать свою лучшую воительницу, добрались до рынков Арморики очень быстро. Поэтому я знаю, кто ты и на что способна. В пути мне потребуется… много чего. Может, даже твоя жизнь – но никак не твои старые счёты. Понимаешь меня?
– Моя жизнь – в руках моего хозяина.
– Обрядовая фраза, – вздохнул чародей. – Ты готова, орка? Идём. Времени на сборы мало, а собрать предстоит многое.
…До жилища мага они добирались шумными и жаркими улицами Арморики. Она помнила, что должна блюсти достоинство хозяина. Она могла умереть для клана, но и мёртвая обязана хранить честь Тёмного Коршуна. Поэтому она шла, не поворачивая головы, не глазея на невиданные в её краях колодцы, откуда вода лилась, повинуясь нажатию бронзового рычага; на протянувшиеся арки акведуков, на остроконечные словно копья деревья с тёмно зелёной хвоей вместо листьев, на манер привычных северных елей; на высоченные дома в два, а то и три этажа, с чисто побелёнными стенами; на шумную толпу, разномастную, разодетую, где мелькали лица всех цветов, от бледно белого до угольно чёрного.
Мальчишки вопили ей вслед «чудище!» – и добавляли скабрезностей. Публий хмурился, но делал вид, что ничего не слышит. Шаарту же подобное тем более не задевало. Fazeebi, человеки, у которых о чести слышали считаные единицы – чего с них взять? Воин не обращает внимания на тявкающих шавок.
В доме Публия их встретил охающий и ахающий рой слуг и служанок; у большинства шею охватывали рабские ошейники. На самой Шаарте это украшение ещё не появилось.
Здесь она ничего запоминать не старалась. Ей мало что нужно, только место, где она сможет спать. Колодец во дворе, отхожее место на задах. Еда? Еда будет. Едва ли хозяин купил её для того, чтобы уморить голодом.
Рабы у мага Публия были хорошо вышколены – орка заметила стоящие возле нужника внушительные колодки.
Чародей произнёс краткую, но содержательную речь, оповестив домашних слуг, что сие – его телохранительница, в ссоры с ней не вступать, ибо она всегда при оружии, а головы рубить её учили с детства.
Это произвело впечатление.
Потом была каморка – но с окном, выходящим в сад, подле спальни мага. Каморка, а в ней – деревянное ложе, лавка, стол, сундук.
Жилище, достойное вождя клана.
– Мы здесь не задержимся, Шаарта. – Публий стоял на пороге. – Выступаем послезавтра, а пока – мне надо тебя вооружить как следует. Нет нет, твои сабли и кинжалы хороши, доброе железо, но мы направляемся к Рогу Огненного Зверя и развалинам Элмириуса, а там требуется кое что покрепче.
Рог Огненного Зверя. Жуткое место. Место, где пляшут обезумевшие пламенные боги и божки, твари из полыхающей крови земных глубин. Где стоит ледяной замок, от которого растекается окрест злая, мертвящая сила. Драконоголовые давно не ходили туда. И Огненноглазые, даром что бесчестные и презренные, старались не соваться к древним руинам тоже.
Но вслух она сказала только одно:
– Да, хозяин.
* * *
Весь следующий день они провели на рынке. Рынок в Арморике был изобилен, необъятен, шумен и многоцветен. Собственно, рынков там было много – Рыбный, Кожевенный, Суконный, Железный…
Был, само собой, и Рабский.
Тут смешивались небывалые запахи, разом звучали все мыслимые и немыслимые наречья; здесь можно было встретить почти квадратного гнома, несмотря ни на какую жару, не расстающегося с широченным поясом; тощего зеленокожего гоблина или тонколицего невозмутимого сидха, смуглого кривоногого кобольда или лохматого мускулистого фирболга. Цокали копытами настоящие центавры, брели, мрачно озираясь, могучие огры – как правило, с ошейниками.
Встретились Шаарте и бычьеглавые минотавры, и шустрые низкорослые половинчики, и даже несколько суетливых крысолюдов.
Не было только её сородичей, орков.
Пограничные легионы недаром ели свой хлеб.
Она шагала следом за Публием Марроном, высокая, выше его на целую голову. Невозмутимая. Руки на эфесах верных сабель.
Просторная рубаха, короткие, до колен, и широкие порты – чтобы не стеснять движения. Пояс и перекрещивающиеся плечевые ремни, а на них – кинжалы. Мягкие сапоги, наручи с медными заклёпками, сабли в кожаных ножнах – будто она, по прежнему лучшая воительница клана, вышла в поход за головами гномов, разорителей принадлежавших клану предгорий.
Простая одежда, простое снаряжение – но всё надёжное и испытанное, бывшее частью славы Шаарты ар Шурран ас Шаккар.
И чем, интересно, всё это хозяину не понравилось?
Минуя вонь Рыбного рынка, умопомрачительные запахи Хлебного, гвалт Рабского, где ещё вчера она стояла на пыльном помосте, минуя даже лязг и крики Оружейных рядов, Публий Каэссениус Маррон вышел к странно тихим лавкам Волшебного рынка, самого маленького на всём этом огромном торжище. Шаарта не знала, откуда ей это известно так ясно, будто она прожила в Арморике всю жизнь, но этот вопрос её сейчас не занимал.
Перед ними тянулись ряды солидных лавок, витали незнакомые, пряные и не всегда приятные ароматы. Немногочисленные покупатели имели вид чинный и благопристойный: важные маги со слугами и учениками, посыльные, смешно задиравшие носы, подражая степенным чародеям, ибо магия не терпит суеты; красотки с лицами, скрытыми прозрачными покрывалами, легионеры, присматривающие зачарованные мечи и защитные амулеты, разодетые купцы с семенящими следом приказчиками, капитаны больших торговых судов… И ни одного праздного зеваки.
Магия в империи Корвус стоила недёшево, и здешние торговцы умели, что называется, внушить уважение. «Здесь вам не гадальщики ярмарочные, не бродячие фокусники, – как бы говорила вся эта солидная тишина. – Серьёзные дела, серьёзные люди».
Имперских магов им повстречалось немного; их легко можно было отличить по единообразно скроенным плащам, обычно тёмно синим, сколотым на плече или у горла большими золотыми фибулами. Магические Ордена Корвуса – кто не слышал о них на всём Араллоре, от ледяных пустынь Дальнего Севера до пылающего Юга? Шаарта вот тоже слышала, а теперь и увидела. Тёмные плащи, орденские знаки на фибулах: Весы, Змей, Лира… а у хозяина – Ворон. Чёрный, раскинувший крылья Ворон, и плащ тоже чёрный, отороченный по подолу золотой тесьмой.
Её господину кланялись, Шаарта примечала, кто с уважением, кто небрежно, а кто – поджимая губы; но на неё все без исключения бросали жадные, любопытные взгляды. Она лишь голову выше поднимала, глядя поверх – но и ничего не упуская.
Гномья лавка здесь тоже была. Самая основательная, на лучшем месте – ближе к Оружейным рядам; гномы слывут лучшими мастерами на всём Араллоре и лучшими торговцами – что обычным оружием, что начарованным. Орка лишь крепче сжала эфесы, увидев вывеску и молодого гнома приказчика, кланяющегося посетителям у дверей, – но хозяин в эту сторону не повернул, лишь испытующе взглянул на Шаарту:
– Ни один истинный орк не возьмёт в руки гномью сталь, не так ли?..
– Отчего же, хозяин, – ровно ответила она. – Возьмёт. Но только если это будет трофей с поля битвы, покрытый кровью. В таком нет позора, в таком – доблесть. Бородачи умеют драться.
– Интересно, но не очень практично, – усмехнулся Публий. – Отказываться от хорошего оружия в нашем опасном мире… – Он покачал головой. – От твоего оружия, храбрая, будет зависеть моя жизнь, и не только моя. А может статься, что много, много жизней, так много, что ты и вообразить не можешь. Что тогда, Шаарта? Возьмёшь в руки гномью работу?
Он был прав. По своему, со своей, человеческой точки зрения. Для них главное – предметы, вещи, хитроумные и могущественные. Вещи завоевали для fazeebi три четверти мира, но они не доставят им чести.
Та, что когда то была Шаартой ар Шурран ас Шаккар, хотела промолчать, но хозяин ждал ответа.
– Да, господин.
– Понимаю, тебе это не по нраву, но давай решим сразу. – Усмешка чародея исчезла. – Если будет нужно, сражаться станем тем, что подвернётся. Я не смогу доставить тебе широкий выбор, орка. Но сейчас – чтобы ты понимала меня лучше – я уважу твои обычаи. Кроме гномов, есть и другие продавцы, и другие мастера.
Соседнюю лавку держал человек. Приказчик бросился навстречу Публию, кланяясь так, что удивительно, как у него спина не переламывалась.
– Высокочтимый Каэссениус Маррон, какая честь, какая честь!.. Сколь счастливы мы лицезреть вас в нашем скромном заведении!..
Шаарта застыла за спиной у Публия. Она – мертва, и она – служит, а мёртвым нет дела до всех этих fazeebi… как нет дела до развешанных по стенам зачарованных мечей, сабель, кинжалов, гизарм, моргенштернов, копий и так далее. Однако глаза сами косились на выставленное богатство. Конечно, её собственные сабли и кинжалы – доброе железо, как выразился хозяин, орочья работа, единственное её достояние, с которым она не расстанется никогда. Но вот те длинные изогнутые мечи, явно изделие сидхов, что разрубят и паутинку на лету… или вон та пара скимитаров узорной стали, несомненно, с Востока, в эфесах крупные рубины амулеты… Шаарта бы взвесила их в руках, хоть работа сидхов наверняка стоит как половина города Арморики.
Приказчик тем временем уже раскладывал перед чародеем завёрнутые в ткань клинки, мальчик помощник тащил кожаные доспехи.
Публий морщился:
– Это убирай сразу, гномье не пойдёт. Этот тоже убирай, слишком лёгкий. Это кто ковал – деревенский кузнец?
Приказчик только успевал разворачивать и заворачивать товар, мальчишка подручный только успевал подтаскивать новое.
– Почтенный, ты меня внимательно слушал? – Кажется, чародей дал волю раздражению. – Я просил длинный, сбалансированный, умеренно тяжёлый клинок, от доброго мастера, начарованный при ковке, особо устойчивый к магическим перепадам. Лучше пару. А ты что мне несёшь?
Приказчик кланялся как заведённый:
– Прощенья просим, достойнейший доминус, только это всё, что имеется! Гномье железо есть, и доброе, и начарованное, так вы гномье не хотите…
– Значит, ни имперской работы, ни из султанатов? И из Шепсута ничего нет? И от сидхов тоже ничего? – неподдельно удивлялся Публий.
– Ничего, что вам бы годилось, доминус милостивый! Расторговались, как есть всё распродали!..
– Распродали, хм… ну а где хозяин ваш, почтенный Децим Эмилий?
– Прощенья просим, с утра по делам уехали, раньше вечера ждать не велели…
– Идём, Шаарта, – ровно сказал чародей.
Они ушли без покупок. Так вот, значит, чем хозяину не понравились её сабли…
Драконоголовые не признавали магического оружия. Нет чести в поединке, где у одного в руках простая сталь, а у другого – заклятая. Нет славы тому воину, что побеждает заёмной силой. Если умение твоё велико, храбрость – высока, а клинок – честен, боги будут на твоей стороне, а какое чародейство выстоит против богов?
Они обошли ещё три лавки, но везде повторялось одно и то же: перед ними выкладывали либо гномьи изделия, либо худо начарованные, либо совсем уж плохонькие мечи, какие и мальчикам для учения не дашь. И везде торговцы кланялись как болванчики и клялись, что больше ничего нет, а если и было, «так вчера продали, многодостойный доминус, о, если б вы нам только знать дали! Такой клинок, такой клинок вот только что за бесценок отдать пришлось!..».
Хозяин сделался совсем мрачен. В последней лавке, у вёрткого торговца половинчика, для орки нашёлся добрый кожаный доспех, а более – ничего.
– Идём, Шаарта…
Однако не прошли они и десятка шагов, как у них на пути возник пожилой сухощавый чародей в таком же чёрном плаще с золотой каймой, как у Публия Маррона. Но если у хозяина на фибуле летел ворон, то у старика – качались изящные весы. За чародеем топали слуги: три мордоворота, ростом не уступающие Шаарте, а шириной – так вдвое превосходящие.
– Моё почтение, любезнейший Публий Каэссениус!..
Шаарте хватило одного взгляда: сила в этом чародее бурлила ничуть не меньшая, чем в хозяине, а может, и большая. Маг, сильный маг! Сильный и злой, вон как на хозяина щурится…
– Почтение, дорогой Лар Теренций. Не знал, что вы находите плебейские торговые ряды достойными вашего благородного внимания.
Хозяин тоже относился к этому Лару Теренцию без малейшего восторга. Шаарта крепче сжала эфесы. Она была готова.
– Надо же! – всплеснул руками старикан. – Какое совпадение, Публий, мальчик мой!.. Вас я тоже никак не ожидал тут встретить, да ещё в столь неординарной компании!.. Не слишком ли щедро раздаёте пощёчины общественному вкусу, а, сударь?..
Конец изящной плётки в руке «дорогого Лара» указывал на Шаарту. Орка даже не моргнула – она служит, она не уронит чести. Но силы в этом старике плескалось море. Холодной силы, мощной, яростной – могущей сотворить с тобой что угодно.
– Моя новая телохранительница, любезный Лар. Рад, что она вам понравилась, хотя, не буду скромничать, она стоит ваших трёх.
«Ваши трое» как по команде наградили орку не предвещавшими ничего хорошего взглядами.
– По деньгам – ничуть не сомневаюсь, – хохотнул чародей с весами на фибуле. Теперь они с хозяином шли рядом, словно старые приятели; орке пришлось шагать бок о бок с мордоворотами. Те настороженно косились; Шаарта в ответ слегка пошевелила пальцами на эфесах. Пусть видят. Она не уронит чести неуместным любопытством, но если нужно, окажется быстрее всех троих.
– Однако, Публий, до сих пор вы не замечены в, гм, прискорбной тяге к связям с другими расами и в телохранителе не нуждались. Зачем вам эта орка, если не секрет? Неужто у Ворона дела настолько плохи, неужто он впал в такую немилость, что вам за каждым углом чудятся ассасины?.. – Старик любезно улыбался, но яду в голосе хватило бы, чтобы отравить всю Арморику.
– Вы же таскаете за собой троих, – огрызнулся Публий Маррон.
– Помилуйте, друг мой, это всего лишь слуги. Должен же кто то носить покупки! Так зачем вам орка?
– Ну, покупки я тоже делаю, любезный коллега. И потом, такой телохранительницы нет ни у кого – а я, как вы знаете, ненавижу быть как все. Надо ж хоть чем то выделиться в нашем Капитуле… у членов коего, как вы верно заметили, слишком велика прискорбная тяга к другим расам. Например, к рабыням сидхам. Особенно не вышедшим из детского возраста.
В старике взметнулся гнев. Почувствовала это лишь она, Шаарта, а так – голос Лара Теренция по прежнему источал любезный и вежливый яд.
– Поистине, сколько злоязычны и беспутны, увы, наши собратья по ремеслу, друг мой Публий; скорблю над пороками людскими вместе с вами!..
Ярость старого чародея, похоже, заметил и хозяин. И – явно решил не обострять. Слова его звучали теперь куда примирительнее, и орка даже ощутила укол разочарования – почему же ты уступаешь, ведь я тут, если надо – три этих борова fazeebi мигом окажутся с выпущенными кишками!..
– Скажите лучше, любезный коллега, вы ведь недавно из Константии? Что слышно нового? Как там цезарь, чем он занят? Всё интриги? Осиное гнездо, конечно, но я по нему, признаться, успел соскучиться…
Чародей Ордена Весов тоже овладел собой, подхватил дружелюбный как будто бы тон, волшебники заговорили о делах и людях, незнакомых Шаарте; она перестала вслушиваться в слова, только в интонации. Рынок вокруг бурлил, солнце поднялось уже высоко – торг скоро пойдёт на убыль, покупатели разбредутся по домам, купцы начнут паковать товар, погонят в стойла нераспроданный скот…
Небо вдруг надавило на голову, загудело словно медный таз, шум вокруг сделался слишком сильным, свет – непереносимо ярким. Хозяин споткнулся на полушаге, его спутник потянулся за каким то амулетом на поясе, да так и застыл. Один из его телохранителей захрипел, оседая в рыночную пыль, двое других согнулись.
Магия! Внезапная, смертельная, злая, как змея, накинувшаяся из травы!
Кто то поджидал чародеев на этом рынке, кто то следил за ними, выждал – и нанёс удар.
В глазах у Шаарты потемнело, но сабли привычно выпорхнули из ножен, привычно взлетели, жаждая крови и гибели. Только где этот враг?..
Глава 2
Отряд ждал, укрывшись в еловом лесочке чуть в стороне от Башни Полуночи. Рико и Клодий устроили себе привал по всем правилам, даже огонь развели в походной печке, правда, прикрыли трубу решёткой, чтобы дым рассеивался и не выдал их ненароком. Мало ли кто тут бродит! Орочьи дозоры, отряды немирных гномов старателей, лихие ватаги разбойников людей, порой ходившие в набеги на Дальний Север… В котелке уютно булькала каша с солониной, сидеть на лапнике было тепло, даром что кругом ещё лежали снега. Рико привалился спиной к шершавому стволу, закрыл глаза; Черныш сразу же пристроился рядом, положил лобастую голову хозяину на колени. Эх, хорошо, век бы так сидел себе, чтоб никуда бы торопиться не надо было…
Идти в этот поход Рико не очень то хотел. С одной стороны – не дело господина второго некромастера, человека всё ж таки уважаемого, таскаться по погостам в северных баронствах, на то ученики есть. С другой, коль Госпожа прикажет – и к снежным троллям мухой полетишь, потому как это ж Госпожа! А послали его исключительно из за новых, недоработанных ещё конструктов да из за Черныша – только он с ними в поле справлялся; смешно, если подумать: сложнейшая магия, могучие чародеи, а никуда без одного пастушьего пса! Рико вздохнул и покосился на Клодия. Всё равно из господина второго некромастера сделаться помощником куда более слабого мага, потому что у него, видите ли, опыт в экспедициях – обидно!
Но не это было страшно.
Рико боялся, что, пока он тут таскает жмуриков, тайна его вскроется, наружу выплывет. А что, если уже?.. Если его записи, его амулеты, его построения кто то уже открыл, сыскал, Госпоже донёс? Он, конечно, всё надёжно спрятал, но, как известно, что одним зарыто, то другими же и отрыто быть может. Тогда ему по возвращении не то что не жить – и не жить, и не умереть, мучиться вечно некромагическим конструктом или разумным слизняком каким нибудь. Госпожа, она на подобные кары мастерица… Конечно, Рико был осторожен и всегда действовал с оглядкой, как велено, но сейчас в Твердыне что угодно случиться могло. Что то новое задумала Госпожа, какое то великое, небывалое чародейство, Учителя оно очень интересовало, однако он строго настрого велел на рожон не лезть, ни в коем случае не пытаться соваться туда, где есть риск провала. «Ты, Рико, – говорил Учитель, – сам не понимаешь, насколько ценен. Единственные наши глаза и уши в логове этой рехнувшейся колдуньи!.. Нет, мальчик мой, являть чудеса храбрости я тебе запрещаю. Что случайно увидишь, что ненароком услышишь, что старшие маги или некромастера выболтают – то запоминай. А сам – ни ни! Никаких лишних вопросов!..»
Рико очень старался Учителя не подвести. Если кого спрашивал – так строго по делу порученному, обязанности выполнял образцово; перед старшими лебезил, но исключительно в меру (Учитель наставлял: «Ничто так не открывает сердца, как самая банальная лесть»), но становилось ему всё тревожнее. Госпожа то занята, то в гневе, Гаттар глядит на некромастеров как на блох кусучих, мастера злобятся друг на друга и на весь свет, маги ругаются, всё им не так, и сбежал бы куда нибудь, но разве сбежишь из Твердыни? Если уж кто попадает в услужение к Госпоже, так это на всю оставшуюся жизнь. Ну, он то сам, Рико, как раз рассчитывал, что не на всю, Учитель это ему твёрдо обещал, и пока что слова своего ни разу не нарушил; однако об этом Рико во владениях Госпожи и думать себе запретил – чтоб никто не подслушал ненароком.
Некромастер он толковый, а вот как маг – ничуть не сильнее того же Клодия.
Но это, он надеялся, пока – научится ещё. И Учитель то же самое говорит. Мол, Рико, не важно, кто как первую милю пробежит. Важно, кто последнюю одолеть сумеет, пусть даже и ползком.
В Твердыне же было чему поучиться и что посмотреть. Одна Госпожа чего стоила! Грозная, пугающая – но маг она сильный и решительный, и совсем не гнушалась к ним, некромастерам, самолично явиться и работу принять. А уж какие тут библиотеки!.. Дух захватывало. И откуда только все эти фолианты взялись, со всеми описанными в них чарами? Рико частенько и про еду, и про сон забывал, засиживаясь над пергаментными страницами, списывая да срисовывая некромагические заклятия с диаграммами.
Но вот гости у Госпожи – эти, как их там, Стихии! Пришельцы издалека, как Учитель сказал – из других миров, куда более дальних, чем родной мир Рико, наисильнейшие маги. Как посмотришь на них, так в дрожь кидает. Правда, пока только и знают, что устраивать в Твердыне балаганы с гуляньями да носы свои везде суют – не потому, что вынюхивают, а потому, что вдруг где что интересное завелось. Могут заявиться в лабораторию и весь материал вынести – им, видите ли, пары конструктов не хватает для очередной загонной охоты. А ты слова против сказать не моги, сиди потом ночами, урок отрабатывай, «кукол» новых собирай…
Эх, и пожаловаться некому, разве Чернышу на ухо! Да и то – не стоит…
Черныш тоже расслабился, привалился к боку – чеши, мол, хозяин, за ухом. Пёс по сторонам посматривал сонно, однако не спал – Башня Полуночи рядом. И конструктов с ними целый отряд. Рико его понимал, сам к ним не сразу привык, даром что «некромант от природы», как Учитель говаривал…
– Не нравятся мне эти «куклы» новые, – проворчал Клодий, помешивая кашу. Он это всю дорогу твердил, словно Рико был в том виноват. – Гаттар их до ума не довёл, скорей скорей, бегите за новыми «дровами», а мы ещё хлебнём с ними лиха, попомни мои слова, парень… Прежние брать надо было, ей же ей, прежние!..
Рико молча кивнул. Новые конструкты и впрямь до ума не доведены, тут старина Кло прав. Вроде и измыслены хорошо, и работу свою делают как надо, и места много не занимают. Но всё время что то с ними не так, то спят плохо, то приказ понимают криво, то на чужую магию отвечают, а это в экспедиции дело опасное.
Совсем то из строя, конечно, не выходят, заклятия на них крепкие, а основа – она у всех одна. Тела мёртвые, лишённые воли и разума. Ежели магию из конструкта изъять, так и останутся от него гниль да ошмётки…
Конструкты им дали двух видов: одни – тягловые, похожие на телеги, поставленные на мощные конские ноги, другие – копатели, мелкие, пониже человека; торс как у людей, с усиленными мышцами, а низ – паучий, чтоб поустойчивей да пошустрее; всех снежных пауков в окрестностях Рога повыловили ради этих конструктов! Чтобы, значит, в землю лапами упираться, а руками копать. И на кистях рук костяные лопасти нарощены. Телег четыре, копателей шесть.
Сейчас копатели спали в телегах ради экономии – некромагические заклятия истощаются быстро, а здесь, на Севере, и вовсе только благодаря Госпоже и её секретам работают. Но просыпались конструкты неприятно часто, Рико то и дело поил их молочно белым маковым зельем, да не простым, с чарами. Ещё посмотрим, как поработают… Вёрткие они, юркие, а слушаются плохо. Только Черныш с ними и управлялся, пастушья кровь! Он, помнится, в Игнисе, на родине, отцовых овец один в стадо сгонял…
Рико обнял пса, потрепал по голове – Черныш благодарно вздохнул и завалился на бок, вытянув лапы. Пусть подремлет, всю ночь ещё шагать…
– Слышь, парень, поди проверь «кукол» то. – Клодий чем дальше, тем больше нервничал. – Зелья всем залей, чтобы лежали, не дрыгались! У нас с тобой Башня впереди…
Рико спорить не стал, хотя зелья осталось меньше чем полбутылки. Им сегодня и впрямь предстоял опасный переход, а его, некромастера, дело – конструктов в порядке содержать и в пути, и в работе. А как в обратный путь пускаться – о том после думать станем.
Копатели мирно спали, замотанные для надёжности в мелкую сетку; телеги лежали, подогнув ноги. Рико до сих пор не мог привыкнуть к безмолвию и неподвижности телег – всё казалось, что они должны переступать и фыркать, как живые кони. Он осмотрел копателей, потыкал в каждого, убедился, что не просыпаются, и зелье решил не тратить.
– Всё в порядке, – доложился он. – Лежат как миленькие.
– Тут, парень, лучше перебдеть, чем недобдеть, – проворчал старший, несколько, однако, успокоенный. – С Башней Полуночи не шутят. Я ж за покойниками для вас, некросов, знаешь сколько хожу? Твердыня только строиться начала, а я в Маггоре уже погосты разорял, от поселян отбивался! Бери ложку, наворачивай, готова каша…
Кашу честно разделили на троих и продремали до сумерек. А потом Клодий растолкал Рико:
– Пошли. Глянем, как там оно.
Отчего то Башню Полуночи проходить полагалось уже после вечерней зори. Клодий растолковывал, что, мол, чары потребные днём не сработают, а без чар соваться в ворота – верная смерть, что при лунах, что при солнышке.
Они выбрались на край леса. Заснеженная пустая полоса на полмили, а дальше вздымается Полуночная Стена, сложенная из серых гранитных блоков, ровно подогнанных друг к другу; страшно даже подумать, чего стоила империи и имперским магам эта преграда! Некогда орочьи племена были куда многочисленнее и злее, но древние императоры предпочли раскошелиться на стену, а не на войну. Сейчас орков стало меньше, в набеги они ходили нечасто, предпочитали торговать – только не здесь, а милях в десяти к востоку, в Дриг Зиггуре, приграничном поселении, через которое проходил единственный тракт на Север. Точнее, он там заканчивался – дальше, во владения орков, дорог не было. Туда совались лишь редкие искатели приключений да самые рисковые торговые караваны, которые и по рекам пройдут, и по звериным тропам, – нажива дело такое.
Здесь же над серым хребтом Стены высилась лишь безжизненная Башня Полуночи. Некогда именно здесь проходил Северный тракт, стояли войска, отражавшие орочьи набеги, шумел походный лагерь: деревянный городок с заплотом, торговые палатки, кухни, лазарет в отдалении…
Сейчас же вокруг лежали нетронутые снега, башенная кровля просела, меж каменных глыб торчали пучки сухой травы да тонкие деревца. И всё же Башня по прежнему грозно нависала над всяким, дерзнувшим приблизиться; за полукруглой воротной аркой царила густая тьма, створки давным давно были выбиты. Перед Башней горбился занесённый снегом завал из брёвен, похоже, очень старый, – и больше никаких признаков человеческой деятельности.
Про Башню Полуночи и её врата сказывали всякое, Рико слышал истории о злобных духах, которые орочьи шаманы наслали на державший оборону легион, и о том, как легионный маг запер их в Башне на веки вечные, а сам погиб, не смог вырваться, и самые отчаянные солдаты вместе с ним. Слыхал, что запертое в Башне зло выпивает душу, отправляя её на вечные мучения во тьму, откуда спасения нет. Клодий на все расспросы только фыркал: не наше дело, как оно случилось, кто, кого и где запер, ты меня слушайся, парень, и всё будет хорошо.
Утешало, надо сказать, не слишком.
– Нам то с тобой что? Нам то главное, чтоб тихо тихо проскочить, чтоб ни оха, ни вздоха, про волшбу вообще забудь… А так то пройдём, я тут, парень, раз сто ходил… Главное – чары начальные толком наложить, они то и вылезут…
Клодий бормотал и бормотал, сворачивая их нехитрый лагерь, и было ясно как день, что ему сильно не по себе.
Кто такие «они», Рико спрашивать не стал.
– Так чего тянем то, Кло, зорька почти догорела уже!..
– Цыц, парень, мне сама Госпожа волшбу доверила, я лучше знаю…
Клодий всё медлил, всё чего то ждал и высчитывал, и когда от заката по левую руку осталась только узкая желтоватая полоса, скомандовал:
– Пошли.
И они пошли.
Меньшой луны видно не было, а Старшая почти не светила – тонкий тонкий, как срезанный ноготь, нарождающийся серп окутался холодной дымкой. Звёзды вот высыпали по весеннему крупные и яркие, и отряд шёл по снегу, как по призрачному сиянию, не отбрасывая теней: два человека, пёс и четыре телеги со спящими в них копателями. Телеги неестественно аккуратно ступали след в след – уж на что тупые, а это в них Гаттар вложил…
Шагалось легко. Снег за зиму слежался, сделался плотным, как корочка на пироге. Следы оставляли только телеги, и то – будто прошёл тут один какой нибудь зверь, не то лось, не то олень, прошёл и сгинул… Завал из брёвен, заметённый почти до верха, одолели без труда, и тёмная арка внезапно открылась чёрным зияющим провалом. Оттуда дохнуло мертвящим холодом, тленом, и словно вой чей то послышался – тонкий, тоскливый, голодный. Черныш остановился и глухо зарычал, вздыбив шерсть на загривке.
– Стой!.. Дальше ни шагу, учуют – мало не покажется. Сейчас слушайся меня, некрос, как бога слушайся…
Клодий запахнул тулупчик, подобрался крадучись чуть ближе ко входу. Воткнул в сугроб три тёмные, плотно заткнутые тряпками скляницы, соединил их линиями, чертя по снегу пальцем, добавил полудуги и хорды – простенькое построение, чтоб фигура или амулет дольше проработали. Высыпал на черту несколько розоватых крупинок из крохотного пузырька – крупинки тут же растеклись нежным сиянием, заполнив линии. Госпожи колдовство, только она умеет на Севере силу обуздывать… Учитель дорого бы дал, чтобы все её секреты вызнать, да и не он один – маги в Корвусе и Шепсуте перегрызлись бы за один кристаллик от Госпожи, за одну такую тёмную скляницу, только хранились эти секреты весьма надёжно. Рико удалось лишь раз битый кристаллик стянуть, бесполезный, неработающий, и Учитель его ух как благодарил…
Клодий выпрямился, осторожно отступил, дрожащей рукой вытер лоб. Хрипло приказал:
– Так, парень. Отводим телеги шагов на десять во он туда. Как из под арки того… налетит, гоним в проход, да поживее! Ты у нас некромастер, вот и гони телеги во весь дух. Времени ровно столько, чтоб «Восхваление ларам» прочитать, усёк? Если что упадёт, не останавливаемся. Огня не зажигай. Рот держи на замке да за псом следи. Лезь в переднюю повозку, я в заднюю запрыгну…
Вскоре Рико сидел в полной готовности, одна рука на загривке Черныша, другая сжимает уздечку, накинутую прямо на передок, покрытый подёргивающейся пятнистой шкурой. Телеги безмозглые, но уздечку понимают.
Черныш будто окаменел, только рычал едва слышно. У самого Рико сердце подскакивало куда то в горло и там трепыхалось пойманной рыбкой, а в животе будто ледяной ком встал. Давно он так не боялся, наверное, с тех пор, как выкинуло его из родного Игниса неведомо куда, «за небо», где ни тверди, ни солнца, ни людей, одно лишь колдовское марево с плавающими в нём мирами… Ох и натерпелся он тогда! Если б не Черныш, а потом – Учитель, сгинуть бы ему в той великой пустоте…
Клодий повернулся к фигуре, мерцавшей холодным розоватым светом, щёлкнул пальцами, и все три тряпицы, торчащие из склянок, весело запылали. Огонь взметнулся и тут же опал, скляницы засветились багровым, и от них потянуло… потянуло… Черныш аж вякнул, а Рико едва не вывернуло. На скотобойне так пахнет – старой, протухшей кровью, и кровью свежей, и мясом сырым, и фекалиями…
Клодий опрометью бросился к телегам, а темнота под аркой взбурлила, будто кипяток. Взбурлила и выплеснулась под звёздный свет, на снег, на поваленные брёвна безмолвно и стремительно; пространство же в проходе, напротив, очистилось, и показалось Рико, что видит он даже выход на той стороне.
Рико не зря прозывался «господином некромастером», хоть и вторым, жути он в своей жизни повидал предостаточно и даже к ней привык. Но от этой ожившей тьмы повеяло таким ужасом, что он едва не бросился на шею к Чернышу, как когда то в детстве. Защити, пёс, ты сильный, храбрый, тёплый!..
– Пошёл! – не своим голосом заорал Клодий.
Рико рванул уздечку, телеги двинулись, набирая ход, заскрипел снег под копытами. Живая тьма возмущённо бурлила вокруг пылающих багровым склянок, перетекала, вскипала океанской волной и опадала, и всё это в мёртвой тишине. Голодная тварь. Кровь она там ищет, живую, объятую ужасом кровь…
И разделяли её с телегами всего десятка три шагов совершенно пустого пространства.
Рико сглотнул. Так вот что, оказывается, таит в себе Башня Полуночи… Вот что Клодий и другие добытчики каждый раз проделывают, отправляясь в поход за мёртвыми телами! Нет уж, лучше у Гаттара в мастерских корпеть, лучше кланяться заносчивым магам Стихиям, чем мимо эдакого ужаса пробираться!
Телега уже въезжала в темноту прохода, под замшелый свод, когда Рико заметил, что один из копателей у него за спиной будто шевелится; этого ещё не хватало! Конечно, уложены они надёжно и сеткой сверху прикрыты, но чересчур уж чувствительны к чужой магии. Зашевелится, заворочается, выдаст ещё! Только не сейчас, Спаситель всеблагий, только не сейчас!..
От ужаса Рико даже воззвал к Тому, к кому взывал очень редко – с тех пор как покинул Игнис.
Тьма сомкнулась над ними. Первое время Рико слышал только, как глухо стучат по камням копыта телег да как колотится собственное сердце.
Здесь царили могильная тьма, безмолвие и холод. Черныш застыл в страшном напряжении и лишь по дрожанию собачьего бока Рико понимал, что пёс всё ещё рычит. Рико вдруг почувствовал, что ему тоже хочется умолкнуть, пригнуться, слиться с телегой, обратиться в незаметную песчинку, в пятнышко на камнях.
Он ощутил взгляд. Нет, не так – Взгляд. Некто, неизмеримо сильнее бурлящей за аркой живой тьмы, смотрел на них.
И не видел. Чуял, но не видел. Словно сказочный великан вслепую шарил вокруг, надеясь нащупать, схватить, сожрать дерзких, посмевших нарушить его покой.
Так вот отчего Клодий не велел шуметь и волшбу творить – вовсе не из за чернильной твари, которая была, верно, всего лишь стражем, привратником; а из за этой неведомой сущности, которую Рико теперь ощущал всей кожей, всем своим существом. Она нависала над ними, вглядывалась, скользила рядом, она сама была Башней Полуночи, и защищало от неё, наверное, тоже какое то колдовство Госпожи.
Или ничего не защищало – кроме тишины и осторожности.
«Выберемся – непременно разузнаю, что же это за сила, – подумал Рико, вцепившись в уздечку так, что аж пальцы онемели. – Почему это я про неё ничего не слышал раньше?! Спаситель, дай только выбраться!..»
Молодой некромаг чуял свернувшуюся под камнями мощь, неизбывный голод и ненависть – ко всему, что смеет жить, тянуться к свету, любить; чем бы это существо ни было, оно никогда не было живым.
Уж Рико то как некромастер такие вещи хорошо понимал.
Скорей бы выход… скорей бы, все силы подземные и небесные, выход! «Восхваление ларам» не такая уж длинная молитва, почему же до сих пор впереди не открылось светлое око арки…
Рядом что то тихо стукнуло – Рико аж подпрыгнул. Стук повторился – словно кто то живой устраивался в телеге, тихонько возился, задевая борта. Нет… не могло тут никого быть! Черныш, даром что застыл как статуя, на чужака бы зарычал. Нет, либо от тьмы и страха господину некромастеру блазнится невесть что, либо… Рико, замирая от собственной храбрости, потянулся назад, ощупывая груз.
Конструкты были на месте – лежали колоды колодами. Два. А третий – именно тот, беспокоившийся, – сбежал!
Точнее, пытался. Рико успел ухватить тонкую паучью лапку – но тут конструкт оттолкнулся и с глухим стуком вывалился из телеги. Подёргивающаяся лапка осталась в руке у некромастера.
Ах ты, мертвецкое отродье!..
Рико едва не взвыл. Всё, их сейчас увидят, учуют… настигнут… Дурацкий конструкт проснулся и пустился исполнять единственное, на что был способен, – копать. Ловить его сейчас означало верную погибель – впрочем, верная погибель и так замаячила со всех сторон. Ну, всё…
Шедшие позади телеги сбились с шага: конструкт вывалился им под копыта. Мерная рысь превратилась в беспорядочный топот, смешивавшийся с резким костяным стуком – конструкт, тварь безмозглая, принялся долбить своими лопатками камень.
И вместе с этим перестуком возник и начал нарастать странный, до обморока пугающий звук: едва слышное не то шипение, не то шорох, будто тьма ожила, обрела плотность и потекла меж каменных берегов. Прямо на Рико.
А впереди наконец тускло засветился полукруг выходной арки.
– Ходу, парень! – взвизгнул позади Клодий. – Ходу, ходу!..
Но Рико и сам всё понял. Сейчас было уже не до тишины и тайны – пальцы щёлкнули, сложились в жест, разворачивающий силу, привычное заклятие ударило в телегу, освобождая заложенную, законсервированную в ней магию. Плевать, что будет потом, главное – вырваться отсюда, убежать от настигающей тьмы. Следующее лихорадочно сложенное заклятие унеслось назад, к ведомым телегам. И ещё одно. И ещё.
Конструкты наддали так, что ветер засвистел в ушах.
Рико даже успел испытать мгновенную гордость: кто тут господин некромастер, а?
Но в следующий миг случилось невозможное – арка, до которой оставалось, кажется, дотерпеть три удара сердца, начала стремительно отдаляться. Тьма снова поглощала их, но это уже была иная тьма: живая, ждущая, голодная.
Черныш тонко заскулил – его собачьи нервы не выдержали всей этой магии. Рико вцепился в ошейник, прижимая к себе пса. Туннель, казалось, удлинился, как китовья кишка, сузился, хотя в самом конце путеводной звездой продолжала светиться арка.
Телеги на таком ходу долго не продержатся. Магия, заложенная некромастерами Госпожи, попросту иссякнет, и тогда… тогда…
– Клодий! Сделай что нибудь!..
Никакого ответа.
Вокруг Рико вспухли непроглядно чёрные, темнее самого тёмного, клубы мрака; из них вылеплялись лики, жуткие, искажённые, изъеденные тленом, с провалами безгубых ртов, с глубокими глазницами, пылающими чёрным огнём. Черныш взвыл – коротко, истошно, как перед смертью.
Спаситель всеблагий, помоги! Не оставь!.. Спаси!..
Однако звать Его было бесполезно.
Рико всхлипнул, пальцы сами нащупали в ошейнике Черныша крохотные, утопленные с изнанки в кожу кристаллы. Девять… дар Учителя, самое ценное, что было у Рико с тех пор, как он бежал с Игниса. Конечно, кроме Черныша.
Господин второй некромастер ещё вчера скорее бы согласился расстаться с жизнью, чем с этими кристалликами, но сейчас, перед лицом безымянной оживающей тьмы, вся его решимость не имела смысла.
Жуткие дымные лики уплотнились, сделавшись изваянными из тьмы, как из камня, и вдруг надвинулись стремительно, неотвратимо. Распахнулись жадные пасти, полные кипящего мрака, дохнуло ледяным смрадом, тлением, могильной затхлостью. Рико судорожно заскрёб ногтем ошейник, кристаллики посыпались вниз – один, второй, третий… Юноша знал, что они не долетят даже до дна телеги – растворятся в воздухе, во тьме.
Учитель называл это «умной магией» и считал одной из своих величайших идей.
Пять. Пять кристалликов. Рико со страху выковырял бы их все, бесповоротно потеряв и Черныша, и связь с Учителем, но на пятом кристаллике умная магия таки заработала.
Чёрная сущность, заполнившая собой туннель под Башней Полуночи, вдруг остановилась, уродливые лики застыли в недоумении, закружились, задёргались словно от боли. Туннель вздрогнул и начал сокращаться, арка приближалась, словно летя навстречу телегам.
А в следующее мгновение тьму прорезали яркие сапфировые лучи – тонкие, ослепительные, бьющие сразу из нескольких точек, словно в вековечном мраке Башни Полуночи вспыхнули синие звёзды. И тогда Рико на мгновение увидел: полукруглый потолок из ровно пригнанных каменных блоков, мостовую, выложенную округлыми булыжниками, точь в точь как где нибудь в Константии; увидел на ней какие то тёмные ошмётки и белые осколки, и горку странно округлых светлых предметов, и не сразу и понял, что это черепа: человеческие, орочьи, гномьи. Увидел несколько непроглядно чёрных огромных, гротескно искажённых фигур, притаившихся у стен; синие лучи рассекли их, словно ножи. Сколько веков это место не знало света?.. Неужто это всё из за него, из за Рико, и дурного копателя?.. А может, оно магию Учителя почуяло?..
Но тут лучи обернулись ослепительно белой негаснущей вспышкой. Черныш заскулил, Рико зажмурился, пытаясь отвернуться, откуда то из дальней дали донеслись грязные ругательства Клодия – жив, жив!
Ещё мгновение сумасшедшей скачки, теперь сквозь обжигающий свет, сквозь поток силы, – и лица Рико коснулся прохладный ветер, на зажмуренные веки опустилась благословенная ночная темнота. Они вырвались.
Рико осторожно разожмурился. Черныш трясся и скулил, прижавшись к его ногам. А вокруг – вокруг раскинулся лучший пейзаж из всех, какие Рико видел в своей жизни; лучше, пожалуй, были только задворки Константии, на которые Учитель вывел его после изнурительных блужданий по Межреальности.
Ровные, залитые светом Старшей луны снега, пятна перелесков вдалеке, впереди – прорезавшее долину русло какой то речки, за спиной – вертикальная лента Стены и Башня, громадная, тяжелая; из под арки бил конус горячего белого света, ложился на окрестные сугробы.
И вдруг он обратился ослепительной вспышкой, а следом за ней ударил грохот. Башня Полуночи, минуту назад такая неколебимая, оседала в клубах пыли, словно пожирая саму себя.
Спаситель всеблагий!..
– Что это, парень, что это?.. Ты видел?! – Клодий орал, тыча в сторону руин, над которыми колыхалось облако светлой пыли. Борода у него стояла торчком, в ней застряли соломинки – не иначе на дне телеги успел полежать.
– Видел. – Рико аж передёрнуло. – Вообще то трудно было не заметить…
Клодий от пережитого ужаса принялся ругаться на чём свет стоит. Башня рухнула – как теперь на север возвращаться, а? Почему у тебя копатель сбежал, я ж тебя посылал проверить! И что это за колдовство такое было там, в туннеле, кто посмел?! Сидела там себе тьма и сидела, никому не мешала, ходили мимо неё спокойненько – а теперь как быть, я тебя, некрос, спрашиваю? Что молчишь?
Рико молчал, потому что сказать на это было нечего. Хорошо, хоть не весь дар Учителя пропал, Чернышу хватит, а как со связью и прочим быть – Рико ещё подумает.
Однако он всё сделал правильно. Если б не спасительные кристаллики, катала б тьма сейчас по туннелю их с Клодием черепа… ну и Черныша заодно. А живым всегда быть лучше, чем мёртвым, – вернее, почти всегда. Господин второй некромастер это точно знал.
– Клодий, – сказал он, – давай лучше я телеги проверю, досталось им. Да и не стоит нам тут задерживаться…
– Верно, парень. – Старый маг наклонился, зачерпнул снега, растёр лицо. – Громыхнуло знатно, скоро сюда от поста разведка примчится, а тут мы, тёпленькие. Ну ка…
Но тут у его телеги подломились ноги, и она тяжко рухнула наземь, едва не придавив Клодия.
Теперь уже и Рико выругался на чём свет стоит.
Глава 3
…Ещё никто и глазом не моргнул, а орочьи сабли уже выпорхнули из ножен. Шаарта знала подобное колдовство; давным давно, когда она была ещё жива, гномы Дим Кулдира обрушили его на подступающее воинство Драконоголовых. Магия бородачей медлительна и тяжеловесна, она плохо годится для боя, и потому гномы в помощь своим чародеям наняли человека. Но Север плохое место для волшбы, и всё, что маг сумел, – оглушить наступающих орков. Орки куда устойчивее к чародейству, чем люди или, к примеру, сидхи; однако и они могут сопротивляться лишь до некоего предела. Гномы его знали.
…Много тогда полегло славных воинов – они валились как колоды, в отдалении от врат гномьего города; ноги подгибались, кровь застывала в жилах, в ушах стоял немолчный гром; хирду оставалось лишь добить недвижного врага. Магия оглушала – подло, издали, не разбирая ни доблести, ни силы.
И так бой кончился бы, не начавшись, если бы не воительницы из клана Тёмного Коршуна; они успели уйти в сторону и под заклятие не попали. Ударили с флангов, спрыгнув с отвесных скал, откуда их никто не ждал, прямо на голову хирду и человеческому колдуну. Сильный был колдун, хоть и совсем молодой. Шаарта помнила его исказившееся ужасом и обидой лицо за миг перед тем, как она раскроила ему череп. Магия убивает, но она же делает мага беспомощным – это она тогда хорошо запомнила.
Вот и сейчас – время словно замедлилось. Орка оскалилась, прыгнула вперёд, загораживая собой чародеев, сабли на изготовку; кровь бросилась в глаза, тяжко ударилась в висках. Мордовороты телохранители уже валились в рыночную пыль, хотя один ещё пытался непослушными пальцами вытащить какой то амулет. Маги держались лучше: Лар Теренций упал на одно колено, но выбросил вперёд ладонь, раскрывая трепещущую голубую полусферу щита, побледневший Публий Каэссениус раскручивал в ладонях призрачный лохматый шар – но орке было ясно, что они не успеют. Чужая магия сомнёт их быстрее.
Волшебству всегда нужно время. Те, кто атаковал, подготовились заранее и потому побеждали.
Люди вокруг – продавцы и покупатели – падали наземь, корчились в пыли, зажимая руками уши, как от невыносимой боли. Сквозь грохот крови в висках до орки смутно доносились вопли, конское ржание, лязг железа.
Враги где то здесь, они не могут бить издалека; сейчас всё зависит от того, как быстро она их найдёт.
Взгляд мгновенно обежал ряды пустых прилавков, катающиеся по земле тела, рассыпавшиеся товары… Ага! Им больше негде скрыться, как только за остатками каменной стены, которую, очевидно, когда то разобрали за ненадобностью, да не всю. Укрытие надёжное, да и другого поблизости нет. Шаарта вскочила на ближайший прилавок, в три прыжка достигла развалин.
Они не ждали её: юноша, девушка и старик, смуглые, черноглазые; люди обычно не представляют, насколько она может быть быстрой. Они держались за руки, а между ними бесцветным огнём горела обсидиановая чаша, стоящая на плоской глиняной плитке с выдавленной на ней магической фигурой.
Маги, занятые волшбой, лёгкая добыча. Сабли взлетели раз, и другой, и третий. Только девушка успела тонко крикнуть: «За Гавани!» Она и умерла последней.
Бесцветный огонь в чаше всплеснулся выше головы Шаарты, дохнул ей в лицо жаром. Чаша разлетелась вдребезги, плитка с фигурой с громким треском разломилась на части – и сразу словно дышать стало легче. Рассеялась пелена перед глазами, кровь перестала давить на уши. На орку хлынули стоны и причитания приходящих в себя людей, гомон растерянного рынка. Шаарта постояла над залитыми кровью колдунами – не приберегли ли какого ещё сюрприза? Но нет – мертвы, мертвее не бывает.
Пошла обратно, не убирая в ножны окровавленных сабель. Кто они были, за что погибли? По какой прихоти обрекли себя на вечные муки в подземельях Гарзонга, грозного бога мертвеца, сжигающего всех, кто жил не по чести и не пал в бою, с клинком в руке?.. Какое ей дело!
Публий Каэссениус так и не потерял равновесия, не упал, хотя из уха тянулась к вороту плаща тонкая алая дорожка, а сам он был бледен как стена. Достойный хозяин. Он помог подняться своему пожилому спутнику, а двое слуг мордоворотов, охая, топтались над неподвижным третьим. Шаарта прошла мимо, не удостоив fazeebi взглядом. Склонилась перед чародеем:
– Хозяин, я не спросила позволения…
– Оставь. – Он поморщился. – Ты действовала как должно, храбрая орка. Благодаря тебе мы все живы.
– Почти, – простонал Лар Теренций, опираясь на протянутую ему руку. Пальцы его старчески дрожали, на лице ярче проступили тёмные пятна. – Эй, Луций! Ну что там?
Один из мордоворотов глянул на лежавшего и развёл руками – дескать, всё.
– Пойдёшь со мной, а Феликс пусть останется и позаботится о теле… – Чародей наконец выпрямился, бросил на орку пронзительный взгляд, исполненный – нет, не благодарности, любопытства. – Любезный коллега, я, конечно, знал, что орки обладают повышенной резистентностью к магии, но впервые наблюдал это своими глазами… Впечатляюще. Не желаете уступить её нам? Вы за неё заплатили тысячу; даю тысячу пятьсот.
Хозяин засмеялся:
– Увы, увы, друг мой, торговаться нам следовало вчера, а теперь поздно! Однако, достойная Шаарта, проводи нас, так сказать, к месту сражения, пока всё не затоптали. Не сомневаюсь, что живых ты не оставила.
Шаарта коротко поклонилась, вытерла клинки об одежду погибшего слуги – хоть и fazeebi, а пусть возьмёт с собой в посмертие толику вражьей крови, пусть знает душа его, что отомщена; одним движением вбросила сабли в ножны и пошла вперёд. Пятачок у полуразрушенной стены не затоптали – толпа окружила тела, но ни один человек не рисковал ступить на камни, усыпанные осколками чаши.
Оба чародея подошли вплотную, Лар Теренций, уже заметно оправившись, пошевелил трупы носком сапога. Дунул на осколки чаши и плитки – взлетел невесть откуда взявшийся жирный пепел, покрывавший узор.
– Так я и думал. Смотрите, какая фигура! Варварийская вязь.
– А сами они не слишком похожи на варваров, – осторожно возразил Публий.
Старик пожал плечами:
– Готов прозакладывать свою свободу, что эти трое – из морских разбойников. У них на меня давний зуб… А варварийские королевства – что Тиллинги, что Нейдринги, что эти, как их, Валленинги – просто кормят это змеиное гнездо у нас под боком. Да и Пайабиды не лучше. Так, орка! Эти трое – они что нибудь говорили?
– Только «за Гавани»…
– Значит, я прав. По мою душу явились. Не могут забыть, хе хе, прошлогодний рейд, когда мы сожгли оба их порта… славное вышло дело, дорогой коллега, жаль вас с нами не было. Хорошо повеселились, эх, вспомнили молодость…
Публий вздохнул:
– Так или иначе, а теперь придётся составлять донесения в Капитул. И всё, что тут осталось, приложить, само собой.
– Эй, Луций, обыщи, – велел старый маг. – Да поосторожнее, хватит с меня на сегодня одного мёртвого слуги.
Ничего, конечно же, не нашлось, кроме свёрнутого мешка, в котором всё потребное для чародейства и притащили на рынок. Тем временем толпа вокруг сделалась плотнее и подступила куда ближе, люди перешёптывались, указывали на чародеев, и не поймёшь – то ли возмущаются, то ли боятся. На орку тоже указывали, и тут уж безо всяких сомнений – со страхом и отвращением. Пару раз она даже уловила что то вроде «чудище премерзкое» – она только усмехнулась, продемонстрировав толпе клыки. Недалеко же ушли все эти fazeebi от лесных зверей… Нет чести служить им за награду, но пожертвовать собой ради рода, служить ради того, чтобы клан выжил, – совсем другое дело.
Сквозь толпу протолкался десятник из «городской когорты», краснолицый, упитанный, доспех на нём, казалось, вот вот лопнет, словно панцирь на печёном крабе. За ним спешил и его десяток. Вовремя, ничего не скажешь.
– Разойдись! Разойдись! Почтенные, что произошло?
Лар Теренций глянул на него свысока.
– Эти трое, – хлыст указал на безжизненные тела, – совершили посредством магии нападение на меня и моего спутника и были зарублены его телохранительницей. Свидетелей – пруд пруди, и если б не сия орка, мертвецов было бы куда больше. Дело это возьмёт на себя Капитул Орденов, и если у кого из добрых граждан возникнут претензии, пусть обращаются туда. Городской же совет мы просим позаботиться о телах.
– Прощения прошу, достойнейшие чародеи. – Десятник поклонился, смахнул со лба пот. – Назовитесь, прошу вас, для доклада магистрату…
– Лар Теренций Фарг, Орден Весов, первая ступень, и Публий Каэссениус Маррон, Орден Ворона, первая ступень.
Десятник кланялся, что то обещал, однако Лар Теренций уже не слушал.
– Идёмте, коллега, нам с вами требуется подкрепить силы…
С рынка хозяин ушёл, когда уже начало темнеть.
Вначале маги и впрямь подкрепились – таверна была неказиста, но еду, судя по запаху, там подавали отменного качества; старик Лар был там завсегдатаем. Шаарта есть не стала – она служит, и она здесь не для того, чтобы набивать брюхо. Потом Публий Маррон проверял закупленные его приказчиками снаряжение и провизию и лишь потом махнул рукой:
– Возвращаемся, храбрая. Дела окончены. Ну и денёк, во имя всех богов!..
Рынок стих, почти опустел, но город и не думал засыпать. Стремительно темнело, однако людей на улицах Арморики ничуть не убавлялось.
Таверны, постоялые дворы и весёлые заведения зажигали огни, праздная толпа бродила по площадям, отовсюду неслись музыка, звон посуды, соблазнительные запахи жареного мяса и пряностей, возбуждённые голоса. Богато живёт город Арморика… Невольно Шаарте вспоминалась прошедшая зима, когда дети в племени не могли уснуть от голода, а по утрам в колыбелях матери часто находили застывшие трупики; когда старики сами уходили к капищу умирать; когда даже сильные воины, такие, как она, исхудали и ослабели. Сейчас у племени достаточно еды, её должно хватить до конца весны – но всё же смотреть на изобилие и веселье Арморики было неприятно. Хоть мёртвые и не должны ничего чувствовать…
– Они с умом выбрали место, – вдруг сказал Публий Маррон. – Те маги, на рынке. Наши дома хорошо защищены, в городе я и Лар Теренций почуяли бы чужую волшбу, но на рынке, в рядах, торгующих магическими товарами, где всё перемешалось…
Он покачал головой. Орка не смела перебивать.
– Но не это столь удивительно, храбрая Шаарта. В конце концов, всякий, если хорошенько подумает, придёт к подобным выводам. Но кто мог знать, что там встретятся два высоких орденских мага? Конечно, скорее всего, целью был только Лар… иначе они учли бы и тебя. Однако вопросы остаются.
Они протолкались сквозь развесёлую толпу, полупьяную, пляшущую, поющую. Десятки факелов и магических шаров освещали мостовую – Арморика, похоже, никогда не спала. Вот и тихий тёмный квартал богатых домов, вот и усадьба Маррона… и чей то палантин у ворот и чужие рабы, тихо сидящие на земле. Шаарта положила ладони на эфесы сабель, ещё не до конца очищенных от чужой крови. Она сделает это нынче же вечером, вознеся хвалу Гарзонгу, что даровал ей сегодня ещё одну победу.
Рабы сидели смирно, хотя никто не озаботился подать им краюшку хлеба или хотя бы кувшин с водой, как и впустить во двор. Чего сидят, спрашивается?.. Нет, поистине, раб только тогда остаётся рабом, когда сам этого хочет. Отчего они не бегут, не сражаются за свободу?.. Она, бывшая Шаартой – иное дело, она отдаёт долг – а эти?
Домоправитель кинулся к Публию Маррону от ворот, низко кланяясь:
– Хозяин, прибыл чародей по имени Скьёльд, уехать не пожелали, дожидаются вас…
Публий одним движением брови отправил его прочь и сделал знак орке: следуй за мной.
Они прошли в атриум – внутренний дворик с небольшим бассейном имплювием посредине, с открытыми, огороженными колоннадой галереями вокруг; Шаарте было непонятно, зачем людям столько пространства, столько комнат и стен, для чего занимать под дом место размером с хороший олений выпас – излишества лишь развращают ум и ослабляют тело. Однако fazeebi стремились жить роскошно, и почему то боги до сих пор не стёрли их за это с лица земли…
Чародей Скьёльд действительно ждал в атриуме, откинувшись на плетёном ложе. За спиной у него горел очаг, на низком столике, над маленькой жаровней, исходила паром чаша с красным вином. Ночной ветерок морщил воду в бассейне.
– А, Публий, я уже было думал – ты остался на ночь в городе!..
Шаарта узнала его тотчас – один из троицы, покупавшей её вчера вместе с хозяином, тот самый, у кого на бритом черепе свивались вытатуированные драконы. Она отвела глаза. Сила. Океан силы. Можно ослепнуть, если смотреть слишком пристально. Что он тут делает?..
– Чуть было не остался, любезный Скьёльд. Не разделишь со мною трапезу?
– Благодарю, дружище, но я не голоден. Я здесь по делу. Но прежде… Как она тебе? – Скьёльд с довольным видом кивнул на орку. – Хороша, а? Наслышан уже, наслышан – показала она себя отлично, и да, чувствительность к магии, как я тебе и говорил, весьма невысока!
– Поистине у вестей нынче быстрые ноги, – усмехнулся хозяин. Рабы уже ставили для него второе ложе, несли чашу с вином и фрукты. Шаарта молча застыла у изголовья: подбородок поднят, руки на эфесах. Пусть у этого надменного Скьёльда и океан силы в запасе, но что сила против чести! Честь всегда говорит последнее слово.
– Просто вести бегут туда, куда нужно. – Скьёльд отхлебнул вина, дождался, когда рабы уйдут. – И я знаю, дружище Публий, что в снаряжении завтрашнего похода у тебя некоторые… затруднения.
– Есть ли в этом городе что то, что тебе неизвестно? – Чародей тоже отхлебнул из глиняной чаши, поморщился. – Из какого кувшина они брали эту кислятину?! Мои извинения, любезный Скьёльд. Виночерпий, каналья, меня опозорил – батогов получит за такое!.. Да, увы, моя телохранительница осталась при своём вооружении. Того, что мы искали… не нашлось. Хотя я уверен…
– Правильно уверен. – Глаза Скьёльда блеснули в темноте. – Сговорились торговцы, и нетрудно догадаться с кем.
Публий презрительно хмыкнул:
– Почтеннейший доминус Лар Теренций, вне всякого сомнения. И все присные его.
– Именно, дружище! Именно. Тебя и твою орку заметили и приняли к сведению, гонка началась. Теперь кто первый ухватит Север и его владычицу за… э… за косу, тому и злато, и кубок, и лавровый венок в придачу.
– Змеиное кубло! – сощурился хозяин. – Жаль, совсем нет времени разбираться во всём этом!..
– И не надо. Я здесь именно поэтому, Публий. Отпей ка ещё и пойдём к тебе в officium, где лишних глаз нет. И она пусть тоже идёт.
Скьёльд распоряжался здесь, словно в собственном доме, – и как только хозяин терпит? Неужели боится скрытой в этом shuzuugi силы? Шаарта боялась тоже, однако воля всегда сильнее страха.
Они перешли в кабинет хозяина, примыкавший к атриуму. Публий щёлкнул пальцами, в хрустальных шарах, расставленных на стеллажах и бронзовых подставках, зажглись голубоватые магические светочи. Орка встала у дверей, застыла, оглядывая комнату: всё здесь говорило о характере сдержанном и даже аскетичном, устремлённом на одно. Простые деревянные стеллажи, заваленные свитками, манускриптами в тяжёлых переплётах, вощёными дощечками; аккуратные ящички – явно с артефактами или же магическими ингредиентами; обитые железом сундуки вдоль стен, о содержимом коих можно было только гадать, а один – так ещё и цепями скован; на стене у входа – прямой старинный меч, пара вычурно отделанных скимитаров и длинный кинжал в потёртых ножках, а посредине комнаты – просторный стол с аккуратным письменным прибором, стопками разновеликих пергаментных листков, вощёных дощечек и связками стилусов.
Чародей Скьёльд выложил на стол продолговатый тёмный свёрток, и сердце у орки заколотилось быстрее; сила дремала в нём, туго спелёнутая, древняя и злая. Знакомая.
Скьёльд развернул тёмную ткань, и глазам предстали два недлинных, чуть изогнутых клинка из очень светлого, почти белого металла – казалось, в них заключён лунный свет. Рукояти обмотаны узкими полосками кожи, никаких украшений. Очень простые клинки. И очень страшные.
Сила бурлила в них – скрытая, неведомая, злая. Чем то очень похожи они были на чародея Скьёльда и тех, кто стоял рядом с ним на рабском рынке Арморики.
– Знаешь, что это такое? – обратился бритоголовый маг к Шаарте.
– Проˊклятые клинки, – ровно ответила орка. – Драконоголовые знают. Их нельзя брать в руки.
– Без защиты – нельзя, – согласился Скьёльд. – Но с защитой – вполне. Здесь всё зависит от мастерства мага и от самих клинков, конечно же. Эти ещё не слишком опасные. Зато в бою им не смогут противостоять ни сталь, ни магия. Это мечи богов, орка.
– Вот почему смертным не стоит к ним даже прикасаться.
Однако Скьёльд уже словно забыл о её существовании. Она ничто, вещь, рабыня, выкуп за жизнь племени.
Но она помнила, что такое Проклятые клинки.
Далеко далеко отсюда, на севере, между владениями империи Корвус и землями гномов, презренных бородачей, забывших честь и вежество, лежат Пустые Земли. Равнина Гнева, как говорят в империи. Никто – ни орки, ни гномы, ни люди, ни даже снежные тролли, тупые, как ледяные болванки, – никто не ходит туда. Земля там горяча, как пепел, а вода отравлена. Там не растёт трава, не цветут цветы, птицы, летящие на юг, огибают Пустоземье по над морем. Там бегут меж безжизненных охряных холмов ярко бирюзовые и алые ручьи, там высятся игольчатые чёрные скалы, засыпанные ослепительно белыми и золотыми песками, а среди них разбросаны великанские окаменелые костяки, драгоценности, древнее оружие и артефакты. Много.
Только смельчаки, которые всё таки рискуют сунуться туда за добычей, долго не живут – если вообще возвращаются из похода. И ничего хорошего они не приносят.
Предания Драконоголовых говорят, что давным давно, так давно, что не помнят даже камни, на Пустых Землях, которые не были тогда Пустыми, бились боги. Бились насмерть, и мир погиб, рухнул, погребя их под своими обломками. Из останков потом народился новый, в котором уже были и Драконоголовые, и Огненноглазые, и прочие другие. А от прежнего остались лишь Пустые Земли, и всякий, ступивший на них и взявший от них, проклят, как прокляты мёртвые боги, погубившие свой дом.
Потому то и нельзя брать в руки эти светлые клинки, семижды семь раз омытые кровью и смертью. Но если хозяин прикажет…
– Почтенный Скьёльд, – голос у Публия Маррона несколько охрип, – но… это же бесценное сокровище! За такую пару можно купить всю Арморику, и ещё сдача останется! Если, конечно, ими и впрямь можно пользоваться.
Скьёльд довольно засмеялся, хлопнул хозяина по плечу:
– Можно, можно, не сомневайся, дружище. Я поработал с ними, конечно, – пришлось и почистить, и рукояти обновить, и защитные чары наложить. Но ограничения и предосторожности, разумеется, остались, этими мечами не стоит махать во всякой стычке. Во первых, легко сгореть, сила сквозь них течёт весьма мощно, во вторых, в них зашиты трансформирующие чары. Я смог их опознать, но не разобрался в столь древних и мощных построениях… В общем, если часто пускать их в ход, в конце концов владелец, э…
– Превращается во что то неприятное? Нетрудно было догадаться, Древние любили накладывать подобное. Всякие там призраки, развоплощения…
– Совершенно верно, дружище Публий. Их, Древних, похоже, это забавляло. И никто не скажет, во что именно превратится владелец. Поэтому я рекомендую их лишь для исключительных случаев и лишь резистентным к магии существам. То есть для твоего похода они вполне годятся. И сейчас мы… Дружище, ты очень дорожишь своим кабинетом?
– В каком смысле?..
– Раз уж я работал с этими артефактами и собираюсь тебе их – нет, не подарить, так далеко мои дружеские чувства не распространяются, – только лишь одолжить, то хочу провести пробу. – Он ухмыльнулся, и Шаарта подобралась. – Настройка более тонкая тоже не помешает. Однако возможны некоторые, гм, разрушения. Твоя орка, она может поначалу не рассчитать силы.
– Лучше выйти.
– Тогда отошли подальше слуг. Нечего им тут пялиться, а потом ненужные сплетни разносить – сплетни, друг мой Публий, должны быть тщательно продуманы и просчитаны.
Хозяин вернулся через пару минут, сделав знак следовать за ним.
Они вновь остановились в пустом атриуме, на краю неглубокого бассейна. Растения в кадках склонялись над ним, выложенные искусной мозаикой морские гады и корабли, казалось, шевелились от движения воды, луна катилась по лёгкой ряби серебряной монетой.
Скьёльд встал напротив Шаарты и подал ей завёрнутые клинки.
– Бери осторожно. Можешь почувствовать головокружение – это ничего страшного, пройдёт. Если станет душно, страшно или ещё как нибудь плохо, просто брось мечи. Поняла?
– Поняла, господин. Просто брошу мечи.
Скьёльд глянул на неё с подозрением – не насмехается ли, но она уже приняла тяжёлый свёрток. Надо же, на вид казались легче… Ткань соскользнула, в глаза ударил молочно белый свет от двух узких, длинных, чуть изогнутых клинков. Не поймёшь, не то мечи, не то сабли – ну, пусть будут мечи. Под луной они словно разгорелись, налились призрачным сиянием. Рукояти оказались удобные, ухватистые, в ладонях не скользили, только очень уж холодные – пальцы стали быстро леденеть; сами мечи идеально сбалансированы, в меру тяжёлые, в меру вёрткие. Шаарта крутанула «мельницу» на пробу раз, другой – за клинками тянулась в воздухе светящаяся дорожка.
– Голова не кружится? Ноги не дрожат? – Скьёльд следил за ней, как внимательный врачеватель. – Тогда следующая проба. Руби!
Он подкинул в воздух яблоко из корзинки и сразу ещё и ещё. Клинки взлетели сами собой, и на мозаичный пол, и в бассейн имплювий посыпались тонко нарезанные яблочные дольки. Ох… Шаарта с изумлением воззрилась на свои руки, сжимающие рукояти Проклятых мечей. С изумлением и страхом – мечи подхватывали её движение, они понимали её с полумысли, они придавали взмаху отточенную, невероятную меткость. Сила потекла сквозь неё – холодная, всё растворяющая, уносящая в небытие воспоминания, чувства, мысли; сила, дремавшая в этих мечах долгие тысячелетия. Кто то другой пробуждался в них, чья то чужая, неведомая воля жила в лунно белом металле.
Шаарта стиснула зубы. Нет чести в том, чтобы проиграть, даже если противник стократ сильнее. Можно либо победить, либо погибнуть. Она не поддастся.
– Всё хорошо, орка? – Бритоголовый чародей заглянул ей в лицо. – Тогда продолжим. Задание посложнее – одолей его!
Он прищёлкнул пальцами, и перед оркой возник гном в полном вооружении: латы из крепкой воронёной стали, шлем бацинет с откинутым забралом, вызывающе торчит рыжая борода; секира с окованным железом древком, булава, длинный кинжал. Гном премерзко ухмыльнулся, с грохотом уронил забрало и атаковал, неистово крутя секиру.
«Иллюзия», – только и успела подумать Шаарта, а руки сами заработали, отбивая выпады и финты; гном оказался мастером боя и выделывал секирой такое, что будь в руках у орки её обычные сабли, она б не продержалась и десятка ударов сердца.
Сейчас, однако, всё закончилось в считаные мгновения. Блок, уход, опять блок, потом лунно сияющее лезвие одного меча перерубает древко секиры, лезвие другого сносит гному голову вместе со шлемом, безошибочно найдя щель между доспехами.
Рук Шаарта почти не чувствовала – совсем заледенели, а ещё она слегка запыхалась, а ещё – словно кто то шептал ей в ухо: не сопротивляйся, впусти меня, позволь мне стать тобой… Мы столько сможем вместе.
Нет. Она не поддастся.
Гном с отрубленной головой истаял, не успев коснуться каменных плиток. Чародей Скьёльд вытер пот полотняным тонким платком – как видно, иллюзия потребовала от него немалых сил. Вытатуированные на его черепе драконы, казалось, движутся, стараясь поймать друг дружку за хвост.
– Держишься, орка? Или закончим?
– Держусь.
– Тогда ещё одна проба. Последняя. Не забудь, о чём я тебя просил, – бросай мечи, если станет плохо!
Не успела Шаарта ответить, как перед ней возник высокий воин в кожаном доспехе, наручах и поножах с медными заклёпками, с двумя саблями в руках; кожа его была зеленовато бронзовой, из под нижней губы выступали белоснежные мощные клыки, волосы – заплетены в сложную косу. Это был бы очень красивый орк, наверное, самый красивый из всех, кого видела Шаарта, – если б не клановые татуировки на щеках и шее.
Огненноглазый. Клан Белого Лиса. Те самые, на ком кровь родичей, на ком позор обмана и бесчестья.
Мечи сами взлетели, атакуя. Но и Огненноглазый не сплоховал, ушёл от удара и обманным движением чуть не пробил защиту Шаарты; он оказался быстр, очень быстр, так же точно, как и она, и его сабли не желали ломаться от ударов Проклятых мечей. Атаки и блоки чередовались с невероятной скоростью, и Шаарта начала уставать. Ещё немного – и поединок закончится вовсе не в её пользу.
«Брось мечи!» – Скьёльд словно крикнул ей в ухо.
Но пальцы заледенели, задеревенели на эфесах, руки отнялись по самые локти, и Шаарта не могла бы послушаться, даже если бы хотела. Она уже задыхалась, но тело ещё пыталось бороться, из последних сил отбивая удары и почти не пытаясь атаковать.
Хороший поединок кончается быстро.
– Брось мечи! – крикнул Скьёльд вслух.
Орка не могла ни бросить, ни ответить.
«Впусти меня, я помогу. Тебе не будет больно, только тепло… а ведь тебе так давно не было тепло, правда?..»
– Брось мечи!
– Довольно!
Чародеи рявкнули одновременно. Иллюзия мгновенно рассеялась, красавец Огненноглазый исчез без следа. Шаарта со стоном повалилась на колени, продолжая сжимать эфесы.
– Брось, брось их, орка!
– Я… не могу…
Подскочивший хозяин склонился над ней, принялся разгибать сведённые судорогой пальцы. От его рук шло мягкое тепло, пальцы закололо, словно Шаарта и впрямь их обморозила, как случалось в детстве.
– Сейчас, сейчас, храбрая… так легче?
Проклятые клинки звякнули о каменную мозаику на полу, Скьёльд подобрал их, прикасаясь через тёмную ткань; Шаарта только сейчас разглядела на ней бледно светящиеся руны и знаки. И с изумлением обнаружила, какой разгром царит вокруг имплювия: разбитые, разваленные надвое и натрое вазоны с цветами, глубокие щели в полу, точно мозаику рубили секирой, от одного бортика словно отгрызли каменный блок, и теперь он валялся на дне, под водой.
Это что… всё она сотворила?!
– Тебе лучше, орка? Что случилось? Ты настолько глупа, что решила меня ослушаться?
Шаарта, пошатываясь, поднялась. Нет чести в том, чтобы валяться без сил перед fazeebi… даже если ты уже мертва.
– Я не могла их бросить, господин. Пальцы свело. Заморозило.
Скьёльд хмыкнул, отодвинул хозяина и сам прошёлся чуткими пальцами целителя от локтей орки к кистям. Болезненные мурашки стали отступать, чувствительность постепенно возвращалась.
– Да, всё верно… У человека или сидха кисти бы уже отвалились, промороженные насквозь, по самые запястья, а у нас – ничего. Так, что ещё ты чувствовала? Почему не позвала на помощь?
Шаарта как могла подробно пересказала свои ощущения, не умолчав и о призрачном голосе. Был он или почудился? Может, это всего лишь её желание избавиться от проклятого оружия? Доселе никто не мог принудить её взять клинок, который она не хотела брать, – но ведь тогда она была ещё жива, была ещё Шаартой ар Шурран ас Шаккар, лучшей воительницей племени, а не безымянной рабыней у fazeebi. Сейчас – всё по другому.
Чародей хмурился, кивал, драконы на его черепе – красный и два синих – словно бы недовольно шевелились.
– Голос. Хм, голос, предлагавший, «чтобы стало тепло»…
– Мне это не нравится, любезный Скьёльд. – Тон хозяина сделался сух и холоден. – В походе мне сюрпризы не нужны. А вот живая и боеспособная воительница – очень даже.
– Дорогой Публий, дружище, поверь, мне это не нравится ещё больше. Ты и представления не имеешь, с чем тебе придётся столкнуться на Севере, да и я тоже – потому прошу тебя, не отказывайся от мечей. Уж если я вручаю тебе артефакт, я за него ручаюсь.
– Что это за голос?
– Голос меня как раз волнует меньше всего, – отмахнулся Скьёльд. – Иллюзия, имитация, самые примитивные из наложенных на эти мечи чар, дабы побудить носителя пролить как можно больше крови. Вот те заклятия, что должны управить эту самую кровь, кою надлежало пролить…
– И что делать, Скьёльд?
– Будем трудиться. Будем трудиться, пока опасность для твоей слуги не станет приемлемой. Вот что, орка, ты можешь отдыхать. Публий, дружище, чары нуждаются в некоторой доводке, и я бы попросил помочь с этим. Конечно, завтра вам в дорогу, день предстоит нелёгкий, но…
– Успех нашего дела важнее, любезный Скьёльд. К тому же этой орке я жизнью обязан… Дорога по землям империи не настолько уж тяжела, я выдержу, в крайности остановимся на ночёвку пораньше. А ты, храбрая, ступай к себе и выспись. Завтра чуть свет выезжаем.
Та, что была раньше Шаартой ар Шурран ас Шаккар, поклонилась своему хозяину, прижав руку к груди; daarha, поклон, выражающий уважение младшего к старшему. А мимо чародея с татуировкой драконов прошла, словно не заметив. Сила, бездна силы, но что такое сила без чести?
Пыль на снегу.
Интерлюдия 1
– Высокий Вопильщик, две особи, половозрелые. Поимку осуществить без утраты оными Вопильщиками репродуктивных качеств… Жена! А жена! Это кто ж такое подписал за меня?!
Досточтимый dominus и civis Эварха, владелец… э э э, совладелец ловецкой конторы «Хаэльдис, Эварха и сыновья», оторвался от свитка, самым натуральным образом хлопая глазами. Прямо перед ним на внушительном письменном столе вертикально торчал рог некоего зверя, на коем покоилось внушительного вида кольцо с крошечным черепом. В пустых глазницах мерцали игольчато острые зелёные огоньки. Казалось, что черепушка взирает на Эварху с сочувствием.
– А ты угадай с трёх раз, милый! – пропела богоданная супруга, рекомая Хаэльдис. Уже не дева, некогда повстречавшаяся Эвархе в одной донельзя мутной заварухе и в совершенно ином мире, – ныне почтенная matrona, полноправная гражданка империи Корвус и совладелица ловецкой конторы.
Чей статус безоговорочно подтверждался младенцем мужеска пола, сидящим на руках у матери и сосредоточенно мусолящим сладкий сухарик.
– Мне что теперь делать? – возопил Эварха не хуже оного Вопильщика. – Мы с тобой, помнится, одного едва загнали, да и то шкуру попортили изрядно, едва уломали заказчика его забрать. Запамятовала? А ты мне в одиночку предлагаешь двоих целенькими изловить!
– Милый, – Хаэльдис постучала по свитку аккуратным ноготком, – ты сумму видел? Вот тут, внизу? Где ещё красненьким подчёркнуто. Видишь теперь? Вопросы остались?
Эварха крякнул. Следовало признать, что богоданная супруга умела вести дела куда лучше него. Как то само получилось, что переговоры с клиентами и торговлю Хаэльдис взяла на себя, оставив мужу планирование собственно рейдов и поимку «разновсяких тварей и существ», так что спустя некоторое время ловецкая контора обрела негромкую, зато обширную славу не только в империи, но и во всех близлежащих землях.
– Ну и кто у нас желает заполучить половозрелых Вопильщиков? – уныло спросил Эварха, разглядывая затейливую печать. – Очередной гарем в Шепсуте? Выдумщики они там…
– Ничего, за такие деньги и на Юг сгоняешь, не сломаешься, – отрезала жена. – Наймёшь себе команду, и никакие Вопильщики от вас не уйдут. Что, в Арморике магов мало или ловких охотников?
Эварха содрогнулся при воспоминании о руинах Кай Алланар, неподалёку от Пепельной пустыни, где обитали вопящие твари; Высокие Вопильщики были противоестественной смесью человека, суккуба и скорпида, на удивление живучим последствием древних магических практик. Самым сильным компонентом в них был суккуб, за что «выдумщики» из империи Шепсут особенно их ценили.
– Адальберт, хоть ты скажи!.. – воззвал ловец к черепу в перстне, однако череп сделал вид, что он обычная костяшка и слышать ничего не может.
У дверей негромко брякнул колокольчик.
Хаэльдис мигом посадила сына в кроватку за цветастой занавеской и с чарующей улыбкой обернулась к гостю. Малыш, надо признать, уродился смышлёным: не орал, не капризничал, напротив – вдумчиво разглядывал посетителей родительской конторы сквозь щели в занавеске. Эльфийские крови проявились, не иначе.
Вошедший Эвархе был незнаком. Тщедушный человечек в тёмной запылённой одежде, с незапоминающимся, каким то стёртым лицом – по виду или помощник приказчика в лавке, или слуга из тех, кого посылают с поручениями. Верно, принёс записку от кого то из состоятельных клиентов.
Человечек, войдя, внимательно огляделся, убедился, что в конторе он единственный посетитель, после чего без приглашения сел в деревянное кресло напротив стола Эвархи и уверенно заявил:
– Я хочу сделать заказ.
Ловец и его жена переглянулись. Ежели клиент с первых минут удивляет, с ним и дальше следует держать ухо востро.
– Мы внимательно слушаем. – Хаэльдис была любезна, но не более того.
Человечек откинулся в кресле, откровенно разглядывая ловцов. Чем дальше, тем он меньше походил на приказчика.
– Я слышал о вас только превосходные отзывы, – заметил он. – Вы поистине лучшие в своём деле, досточтимые. Потому моя… мой хозяин одобрил идею обратиться к вам – при условии, конечно же, полной конфиденциальности.
– На иных условиях мы дел и не ведём, – заверила Хаэльдис. Эварха молчал. Заказчик ему не нравился – а ещё не нравилось, что безмятежно зелёные огоньки в глазницах Адальберта приугасли, сменившись тускло багровыми. Пожалуй, охота на Вопильщиков была не такой уж плохой идеей…
– Что ж, тогда я сразу перейду к деталям. – Посетитель выложил перед собой соблазнительно брякнувший кошель. – Это задаток. Во первых, за конфиденциальность – я не уполномочен называть ни своего имени, ни имени моего… моего хозяина. Во вторых, за сложность.
– Вы желаете приобрести живую мантиду? – Хаэльдис вздёрнула бровки. – Ифрита из Красных песков? Русалку? Золотого скорпиона из святилищ Джеджеджу?..
Последнее существо считалось уж совсем легендарным, однако посетитель сарказма не оценил.
– Нет, досточтимая Хаэльдис. Мне нужна тварь, обитающая не так уж далеко от Корвуса – в джунглях Каамены. Болотный город Мфубомене и его Чёрная хозяйка – слышали о такой?
Эварха медленно кивнул:
– Кто же не слышал, уважаемый. Но это, простите, не ифрит и даже не мантида. Это…
– Это настоящая богиня, верно. Древняя, очень древняя тварь. И сильная. Священному болотному городу, если не врут летописи, более пяти тысячелетий… а сколько доподлинно – никто не знает.
Эварха и Хаэльдис вновь переглянулись. Очень уж всё это напоминало им события не слишком давние, но слишком памятные и неприятные.
– То бишь вы нанимаете нас, чтобы поймать целую богиню? – уточнил Эварха, хотя и так всё было понятно.
– Именно, именно, достопочтенный ловец! Хозяин мой платит исключительно хорошо. Здесь, – посетитель пошевелил кошель, – полтысячи золотых имперских ауреусов. Они в любом случае ваши, если вы только соглашаетесь на сделку. После подготовки рейда вы получите второй задаток – ещё полтысячи. И наконец, когда вы предоставите нам тварь – ещё. Окончательный расчёт. И… некоторый торг также возможен. А уж в подготовке мы окажем вам всяческое содействие и абсолютно без возмездно! Любые амулеты, тайные пути – от Арморики до болот Каамены двести лиг по прямой, немалое, знаете ли, расстояние, а время дорого…
Эварха уже когда то ловил Древнего бога – точнее, тоже богиню. Едва жив остался, но не это было самым важным – поимка богини вовлекла его в историю столь ужасающую, что повторять её он совершенно не хотел. Хаэльдис, судя по всему, возражать не станет, если он сейчас откажется .
– Нет, мы… – начал было ловец, и тут судорога перехватила ему горло.
Голос зазвучал у него в голове – очень знакомый, старческий, с повелительной интонацией; ослушаться его было невозможно. «Вы согласитесь на эту сделку, – размеренно проговорил у него в голове Архимаг Игнациус, самый страшный человек из всех, кого ловцу только довелось повстречать. – Вы изловите эту богиню и разведаете о заказчиках всё, что сможете. Передашь мне это через Адальберта. А там подумаю, что с вами делать…»
Эварха в ужасе поднял взгляд – в глазницах крошечного черепа, обращённого к нему, сияли ослепительные звёзды. Заказчик этого видеть не мог и только удивлённо ждал ответа от внезапно умолкнувшего ловца.
Хаэльдис тоже увидела горящие глазницы Адальберта, потому вцепилась мужа в рукав.
– Мы… – Эварха прокашлялся, осторожно взял жену за руку. – Мы согласны, уважаемый… не ведаю твоего имени. Будет тебе богиня, в самонаилучшем виде. Завтра же начнём приготовления, так что оставь адрес свой, где тебя найти можно.
– А как же Вопильщики?.. – пискнула Хаэльдис.
– В бездну всех Вопильщиков, жена. Этот заказчик платит больше.
Невзрачный заказчик благосклонно кивнул. А ловец подумал: «Сдаётся мне, не задержимся мы в Араллоре. Жаль, славный мир, и контора у нас только только раскрутилась… Ну да жизнь дороже. Выполним этот клятый заказ и сбежим. А золото, оно в любом мире золото – пригодится».
Следующая страница